Все я знаю. Коли я помру,
стану гномом в атласнім жилеті.
По мені буде гном'ячий труд -
золотить на сервізах букети.
Не герой, не пророк, не мудрець -
що я вмію? Сміятись і плакать.
Пломенітиме мій каптурець
між бокалів, мов квіточка маку…
Третьего августа не стало Ирины Жиленко, очаровательной инфанты украинской поэзии.
Ирина Владимировна Жиленко всегда оставалась немного в тени, в храме поэтической красоты, которая, по природе своей, не может быть шумной. Не стремясь создавать вокруг себя миф, она просто писала, вставая спозаранку, пока еще спят домашние. И ей было комфортно жить в своем маленьком мире, где она была принцессой. А королевского трона Ирина Жиленко не хотела. Так случилось, что "королем" был ее сильный муж Владимир Дрозд, человек с огромным чувством юмора, талантливый писатель-характерник. Ирина Жиленко жила в мире мечты, однако она не стремилась к "массовому читателю", не заигрывала с публикой. К сожалению, ее внутренняя скромность и желание оставаться в стороне от шума сказались на том, что роль поэзии Ирины Жиленко, как по мне, и до сих пор не была должным образом оценена, а потому и творчество И.Жиленко не занимает должное место в каноне современной украинской литературы.
Ирина Жиленко, как мне казалось, жила на своем острове, в немного замкнутом мире. Однако только так она могла сохранить внутреннее равновесие. С ранних лет поэтесса находилась под волшебным влиянием поэзии русского символизма, жила на магической орбите "серебряного века". Поэты того времени не знали pr-технологий, они жили в мифе, превращая каждый свой день из будничности в магическое действо. Возможно, это внутреннее влечение к магии и сближало ее в плоскости творчества с химерическим Владимиром Дроздом. Этим двум замечательным писателям хотелось "веселости сердечной", по Сковороде, они верили в чудо. В частности Ирина Жиленко.
Но однажды чуда не стало. Ровно десять лет назад ушел из жизни тот, на ком все держалось. И Вселенной стало мало для творчества. И черная туча накрыла собой сказочный мир маленькой принцессы.
Померли всі слова.
І навіть найсумніші.
Лишились душі слів,
мовчазніші за тишу.
Нічого я вже ними не скажу.
Мовчазною - переступлю межу.
"Померли всі слова..."
Смерть Владимира Дрозда превратила жизнерадостную инфанту в "поэтессу смерти". Ирина Жиленко чудом нашла в себе силы, чтобы выжить, чтобы преодолеть черную полосу полнейшей пустоты. Состояние покинутости привело к неслыханному: черные стихи о смерти просто переполняли. Их чрезвычайно жутко читать постороннему читателю. Кажется, со временем состояние черной беды было преодолено. Но легкость не пришла. Поэтесса начала замыкаться в себе, искать утешение, борясь с человеческой трагедией.
Ирина Жиленко в поэзии - это легкий мотылек. В ее творчестве нет ничего чрезмерного, ничего трудного. Лишь прикосновенья художественной красоты. Лишь легкость бытия от счастливого переживания каждого мгновения.
Ирина (Ираида) Владимировна Жиленко родилась 28 апреля 1941 г. в Киеве, однако детство провела на Черкасщине. После войны семья снова вернулась в Киев, но годы становления в столичной художественной среде трудно назвать легкими. Средняя школа, вечернее отделение филологии, работа воспитательницей в детском саду, дальше - в редакциях газет "Молодь України", "Літературна Україна", журнала "Ранок". Именно на страницах этих изданий и начали появляться первые (в частности и поэтические - с 1958 г.) литературные произведения. В 1964 г. вышли из печати сразу две ее книги - "Достигають колосочки" (для детей) и очерки "Буковинські балади". Уже в следующем году появился "взрослый" поэтический сборник "Соло на сольфі", вызвавший немало полярных суждений в критике (некоторые мудрецы от идеологии, глухие к эстетике, обвинили автора в "пессимизме юношеской души"). И все равно этот сборник стал настоящим событием. В книге зримо представлена планетарная францисканская любовь к миру. Эта любовь бесконечна и эстетична сама по себе. В 1971 году появляется "Автопортрет в червоному" - и снова святая будничность поэтизируется, каждый миг превращается во всемирно важный. И.Жиленко изображает в одном из стихов психологический портрет Сковороды, словно переиначивая литературный канон, прокладывая связи с литературной традицией раннего модернизма, когда в центре канона хотели поставить именно Г.Сковороду. Кажется, отсюда начинается волшебная сказка Ирины Жиленко. А в следующем сборнике - "Вікно в сад" (1978) - cказочность окончательно закрепляется как мировоззренческая черта. Убегая от абсурдности советской жизни, от серости будней маленьких неинтересных людей, поэтесса превращает свою жизнь в чудо, а сама становится деревом, окном в волшебный сад поэзии. Психологический портрет и акварельный рисунок - ее два любимых жанра - лишь так можно создать что-то интересное, ценное. Художественный мир должен вселять надежду, должен спасать, должен "обеспечивать" человека добром и верой в чудо. Ирина Жиленко верила, наивно верила в сказку.
Поэтические сборники "Концерт для скрипки, дощу і цвіркуна", "Дім під каштаном" (обе - 1981), "Ярмарок чудес" (1982), "Збулося літо. Вибране" (1983), "Останній вуличний шарманщик" (1985), "Дівчинка на кулі" (1987), "Вечірка у старій винарні" (1994) объединяют сказочность с элегичностью. Невозможно всегда быть гномом. Когда-то наступает время задуматься над прожитым. И все равно жизнеутверждение доминирует в этих сборниках. Как и красота.
Ирина Жиленко сохраняла в себе какую-то удивительную детскость. Она, как маленькая девочка, удивлялась миру. Искала красоту. Верила в честность.
Притишена до світлого ріаnо,
десь, за стіною, скрипочка співала.
Я сіла в крісло до вікна лицем.
І милостиво осені кивнула,
мовляв, я вже готова. Я вернулась.
Розпочинай класичний свій концерт.
…Однако со временем ощущалось, что жизнь изменилась. В частности после потери мужа, который был ее стеной. Поэтесса начинала замечать изменения в окружающем мире. Мир становился более жестким. Искусство превратилось в заработок. А Ирина Жиленко была таким же "тунеядцем", как и Бродский. Она не представляла, что творчество может приносить выгоду. На прощании с Михайлиной Коцюбинской она с горечью сказала, что сегодня художественные произведения могут купить те, кто никоим образом не чувствует сущности большого искусства. А художники оказались на обочине, за гранью. Раньше, в студенческие годы, в годы молодости, все было иным, хотя и творить приходилось в условиях советской несвободы. Бегство в мир мечты, в мир собственной сказки преодолевало несвободу.
Вспоминаю презентацию "Євангелія від ластівки" в серии "Бібліотека Шевченківського комітету", состоявшуюся в Институте литературы им. Т.Шевченко. Ирина Жиленко шутила, смеялась, радовалась жизни. Она была иногда резкой в суждениях, но никогда не лукавила, всегда оставалась предельно искренней и прямой. И излучала какой-то внеземной свет. Сегодня уже почти не найти поэтов, дававших бы такой энергетический заряд добра. Потому что в ее поэзии нет ничего искусственного, нет "выгоды". И еще: Ирина Жиленко - поэт иррациональный, она жила в вымеренном сказочно-женском мире как дух-охранник и в то же время - как принцесса.
"Мир Ирины Жиленко творится по принципу иначести, инакости, несхожести с миром реальным, но мнимый мир спровоцирован действительностью, которую поэтесса изменяет благодаря образному высказыванию себя... В том, другом, ином мире - мире художественной реальности - она свободна, ничем и никем не скована..." - точно сказал академик Николай Жулинский в статье-предисловии "Та, що молиться Богові віршами".
Инфанта рано ушла из этого серого мира. Казалось, нашлись новые силы, чтобы писать. Выход "Homo feriens" стал настоящим событием в украинской литературе. Но 3 августа инфанта ушла к своему рыцарю.
Не відпущу тебе в самотину,
яка без мене - пекло потойбічне.
Візьми мене за руку, і навічно
дві вічності зіллються у одну...
"Осінній ювілей"
Трудно от этой потери, поскольку, кажется, еще столько света могла подарить нашему миру эта поэтесса сказочной легкости. Ирина Жиленко рисовала светом, и в том свете были все цвета радуги.