UA / RU
Поддержать ZN.ua

Польский детский омбудсмен Марек Михаляк: "Деятельность по защите детей для нас естественна"

В Польше дети даже из школьного учебника могут узнать об особенном взрослом человеке, который защищает их права, и это - его основная работа. Марек Михаляк - именно тот взрослый, который уже 8 лет возглавляет сильный и независимый институт Уполномоченного по правам ребенка в Республике Польша. Каждый ребенок любого возраста может обратиться к нему за советом или попросить о защите.

Автор: Елена Розвадовская

В Польше дети даже из школьного учебника могут узнать об особенном взрослом человеке, который защищает их права, и это - его основная работа. Марек Михаляк - именно тот взрослый, который уже 8 лет возглавляет сильный и независимый институт Уполномоченного по правам ребенка в Республике Польша. Каждый ребенок любого возраста может обратиться к нему за советом или попросить о защите.

Г-н Марек постоянно подчеркивает важность права ребенка на выражение своего мнения. Сам постоянно встречается с детьми. Как это происходит - я могла наблюдать в его офисе. В зале с печеньем и чаем детей из небольшого городка ждали взрослые. Робеющих поначалу детей г-н Марек вовлекал в разговор, читая сказку о девочке и волке. Энергично, в ролях. Простенький сюжет со счастливым концом привел нас к выводу: никто не имеет права обижать детей.

Возможен ли такой независимый институт защиты прав ребенка в Украине? Не при президенте Украины, не отделение в офисе омбудсмена по правам человека, а независимый, отдельный. С чего он должен начаться - с политической воли, харизматичного лидера - или обычного неравнодушия власти и социума к детям? И нужен ли он на самом деле?

Накануне очередных парламентских слушаний по защите прав ребенка эта тема особенно актуальна. Несколько лет подряд Украина демонстрировала положительные изменения в уменьшении числа сирот, развитии семейных форм воспитания, гуманизации правосудия. Но с 2009-го по 2016 г. количество национальных и межгосударственных усыновлений уменьшилось вдвое. Военные же действия на востоке страны дестабилизировали всю государственную систему - социальные работники сокращены, службы по делам детей на грани исчезновения, достоверной статистики нет. Мы даже приблизительно не можем сказать, сколько детей было ранено и сколько погибло во фронтовом Донбассе.

Можно, конечно, и дальше планировать наше будущее, не думая о детях сегодня. Но кого оно будет устраивать, если будет бесправным?

О том, как полякам удалось поставить государственный механизм на службу детям, рассказывает Марек Михаляк.

- Господин Марек, как в Польше возникло учреждение Уполномоченного по правам ребенка?

- Хотя учреждение Уполномоченного по правам ребнка записано в Конституции Республики Польша от 1997 г., Сейм только в 2000 г. принял закон об Уполномоченном, определяя компетенции этого органа. В том, что Конституция предвидела создание учреждения, стоящего на страже прав ребенка, - большая заслуга именно общественного сектора, неправительственных организаций, которые стали независимым голосом детей. Одним из самых мощных тогда был Комитет охраны прав ребенка -старейшая подобная организация в Европе, ее еще 40 лет назад создала Мария Лопаткова, педагог, общественный деятель, в прошлом член парламента и сенатор. В значительной степени благодаря ее напору и лоббированию наше учреждение работает и столь успешно развивается. Немалая заслуга и многих других политиков. Это показатель того, что для основной массы людей дети являются приоритетом.

Согласно закону, уполномоченный избирается Сеймом сроком на пять лет и может пребывать на должности не более чем две каденции. Я на должности уже восемь лет (с 2008-го), то есть срок моей второй каденции закончится через два года. Поскольку детством я занимаюсь "с детства", то и в дальнейшем продолжу это дело, только в другой ипостаси.

- Почему не более двух каденций?

- Это демократично. Каждый человек приходит на должность с определенными мыслями, энергией, но со временем, когда одно и то же он делает много лет подряд, эта энергия уменьшается, мысли исчерпываются. Поэтому надо давать дорогу новым взглядам, мыслям, идеям, "свежей крови". Учреждение должно развиваться, а не входить в стагнацию. У нас есть много достойных, профессиональных людей в сфере охраны детства.

- Кем вы были до избрания на должность уполномоченного?

- Работал с детьми из групп риска, попавшими в сложные жизненные обстоятельства, имевшими проблемы в семье или с законом. По образованию я педагог. На должность детского омбудсмена пришел из общественного сектора, поэтому и в своей работе максимально опираюсь на их потенциал, мнение, поддержку. В неправительственных организациях люди работают не потому, что должны, а потому, что у них есть желание, вдохновение, убеждение. И я считаю общественные организации фундаментом демократии.

- Как финансируется ваш офис, какой у вас штат?

- Из госбюджета. Финансирование систематически увеличивается. С 2008 года - на 100%. Законом нам гарантирована независимость от других госорганов власти, отчитываемся исключительно перед Сеймом. Мой офис занимает трехэтажное здание в центре Варшавы и насчитывает 70 штатных сотрудников. Кроме того, у меня еще 30 внештатных советников, и я сотрудничаю со многими организациями.

На фоне других стран, где на потребностях детей экономят и даже ликвидируют аналогичные правозащитные учреждения (как во Франции), у нас очень положительная тенденция. Идея защиты прав ребенка акцептируется властью, есть понимание важности нашего учреждения на всех уровнях. Не будем забывать, что именно поляки предложили ООН принять Конвенцию по правам ребенка. Я имею в виду легендарного Януша Корчака, на работах которого и базировалась Конвенция. Поэтому такая деятельность по защите детей для нас естественна.

Когда я вступил в должность, наш офис обрабатывал от 4 до 6 тысяч обращений ежегодно. И на то время это было много. Теперь же каждый год я обрабатываю до 50 тысяч индивидуальных обращений...

- Какова результативность вашего вмешательства?

- Зависит от того, как воспринимать результативность. Мы не знаем, удовлетворен ли тот, кто к нам обращался. Случается, что обращаются с нечистыми намерениями. И, порой, мне нужно поступить иначе, чем меня просили, если, например, какой-либо опекун, скорее, думает о собственных нуждах, чем о ребенке.

Я имею право представлять детей в суде и ежегодно принимаю участие в 400 судебных делах. В суде у меня полномочия как у прокурора.

- Какие это дела в судах?

- Разные, в частности и семейные. О ненадлежащей опеке или об отношении в школе, больнице и т.п. Если семейные - я только на стороне ребенка. Иногда бывает так, что затронуты интересы подростка, который уже умеет сформулировать свою мысль, но ее никто не хочет выслушать. Я обязательно буду выступать в суде за то, чтобы его мнение было учтено. Это нормальная практика.

Замечу, что в Конституции у нас запись даже лучше, чем в Конвенции ООН по правам ребенка. О том, что ребенок имеет право на выражение собственного мнения. В части 3 статьи 72 сказано: "при решении вопросов, затрагивающих права ребенка, органы государственной власти, местного самоуправления и лица, отвечающие за ребенка, обязаны выслушать ребенка и, насколько это возможно, удовлетворить желание ребенка". Что здесь особенного? А то, что не указан возраст ребенка. То есть - каждого ребенка, независимо от возраста. Я не встречал документов, которые столь бы широко декларировали это право ребенка.

- А если ребенок еще не умеет говорить?

- Если это грудной ребенок или старше, но тоже еще маленький, на то есть специалисты - психологи, педагоги, и из рисунка, поведения, реакции они могут выяснить, чего он хочет, и помочь суду.

- Интересно…

- Парадокс в том, что когда я спрашиваю у детей об их самом важном праве, то в более чем 90% случаев они отвечают: "Право на выражение собственного мнения". А это значит, что такое право для них не до конца достижимо, и на практике не все так гладко, как записано в законе.

Замечу, часто дети путают право на выражение собственного мнения с правом приватности, личной жизни. Это разные вещи. Ответственность за ребенка несут взрослые, а следовательно - они имеют право нарушать границы его приватности.

- У вас возникает оппозиция с родителями ребенка?

- Я в оппозиции к лицам, обижающим детей. Наоборот, моими самыми большими единомышленниками часто являются родственники ребенка, ведь кто, как не самые родные люди, должны быть небезразличными представителями их прав?

- Кроме как выступать в суде и реагировать на индивидуальные обращения, что еще вы можете сделать как уполномоченный?

- Могу контролировать каждое учреждение, заведение, где есть или могут находиться дети. В некоторых случаях могу без предупреждения, в любое время суток приехать с визитом. Мне присылают законодательные, нормативные документы, касающиеся вопросов защиты прав ребенка, и я могу вносить предложения. У меня есть телефонная горячая линия доверия для детей, а также смс-соединение с руководителем полиции. То есть мне на телефон незамедлительно поступают все сообщения о чрезвычайных случаях с детьми - то ли на улице, то ли в доме ребенка - скорее, чем об этом узнают медиа. При необходимости я или немедленно выезжаю на место, или принимаю необходимые решения. Могу также проверить, все ли в отношении ребенка выдержанно по процедуре, чтобы он не был обижен повторно.

- Вас боятся?

- Не думаю, что дело в страхе. В демократии взаимодействие строится не на страхе. Адекватнее было бы говорить об уважении прав ребенка. Ведь те, кто уважает права ребенка, знают, что я буду выступать в его защиту. Это взаимная ответственность за ребенка, который еще не может за себя постоять, который не выбирает эту власть и не голосует.

- Создается впечатление, что все очень хорошо. А проблемы у вас есть?

- Нет, не все хорошо. Если бы маленьким полякам было так сладко, я бы не получал ежегодно 50 тысяч обращений. Власть Польши решила ввести практическое, а не теоретическое учреждение для защиты прав ребенка. Охранять гражданина - маленького или большого - нужно реально, на практике. Каждый год у меня свыше 120 выступлений по разным вопросам перед представителями власти. Правительство, парламент, министерства получают от меня информацию о том, что именно в государстве в этой сфере не так, что нужно изменить или усовершенствовать.

- Выполняют?

- Рано или поздно - да. Вот на прошлой неделе в парламент попал пакет моих предложений (законодательная инициатива была от президента) о наказании за преступления против детей, а также против лиц, которые стали свидетелями преступления против ребенка и никак на это не отреагировали.

Уже несколько лет я провожу кампанию "Реагируй. Имеешь право". А вот теперь изменю ее лозунг: "Реагируй. Ты обязан". Этот месседж направлен не к учреждениям, а ко всем людям. Если ты видишь, что обижают ребенка, и не сообщаешь об этом, - ты должен понести ответственность. Раньше у нас не было законодательно закрепленной нормы об обязанности реагировать, поэтому призывали людей пользоваться своим правом защитить ребенка, когда его обижают. Теперь такая норма есть.

С 2010 года, по моей инициативе, у нас есть также закон, который запрещает бить детей. Хотя и до этого в Конституции было записано, что никто не может подвергаться пыткам, и что телесные наказания запрещены. Но это не касалось детей прямо, не было слова "ребенок". Поэтому взрослые толковали это только в отношении совершеннолетних лиц и применяли телесные наказания к своим детям с воспитательной целью. С 2010 года любые телесные наказания детей запрещены.

- Было ли сопротивление?

- Конечно. Свыше 70% населения тогда считали допустимым бить детей в воспитательных целях (сейчас - 58%). И только 20% склонялись к тому, что телесные наказания - не лучший метод воспитания. Это было очень тяжелое для нас время - много объяснений, лоббирований, но - удалось, и мы защитили ребенка законом.

- Поддерживает ли вас церковь?

- У нас не было ситуаций конфронтации с церковью. Но они толкуют это так, что любовь, милосердие не имеют отношения к насилию, нанесению вреда другому человеку.

Грустно, если этого понимания нет.

- Как вы проверяете, не бьют ли ребенка?

- Каждое право ребенка может быть нарушено. И речь идет не только о насилии. У нас нет скрытых камер наблюдения (смеется). Но дети знают, что бить их нельзя. Этому их учат в школе, и они знают, что могут позвонить по телефону и попросить помощи. Телефон моей горячей линии им дадут в школе, он будет записан у них в учебниках, они легко найдут его в Интернете и т.п. Мы широко рекламируем свою горячую линию.

Дети знают, куда они могут звонить по телефону. В нашей стране, независимо от возраста, у ребенка есть право позвонить в полицию, прокуратуру, суд, и его обязаны выслушать.

Я получаю много обращений от детей. Часто - когда между родителями происходит бракоразводный процесс. Однажды дети просили вернуть вечернюю сказку на телевидение, потому что программу закрыли. Просили изменить учебную программу, чтобы открыть творческие кружки…

- Сказку вернули?

- Нет. Но теперь они получили больше: удалось создать другие, круглосуточные теле- и радиопрограммы только для детей. Вечером и ночью - советы для родителей.

- Откуда дети знают об уполномоченном?

- Из школьных учебников, например. Из книжки "Польша - моя родина". Среди разделов о правительстве, государственном устройстве, президенте есть и отдельный - о правах ребенка и об Уполномоченном по защите этих прав. Также в школах есть плакаты о правах ребенка и мои контакты. Я ввел традицию, чтобы в начале и конце учебного года во всех школах учитель или директор читал мои письма детям. Кроме этого, я даю много интервью, дети видят меня по телевизору. Важно, чтобы они знали человека, защищающего их права, идентифицировали его. Для взрослого важно учреждение, для ребенка - человек.

- Сколько детей-сирот в Польше?

- На сегодняшний день - 70 тысяч. Из них только 20 тысяч - в заведениях, под опекой государства; остальные - в семьях, в опекунских или приемных. Детского населения в Польше 7 миллионов.

- Какие дети живут в государственных заведениях?

- В домах ребенка - те, кто не может жить в семье из-за насилия, или те, у кого нет родителей. Конечно, приоритет - чтобы ребенок жил в семье. Политика деинституциализации. Продвигаем усыновление. Приоритет получают поляки, и только после них претендовать на усыновление могут иностранцы. Ежегодно усыновляют около двух тысяч детей. Усыновить можно только того ребенка, у которого есть это право по документам. Пока суд не лишит родителей родительских прав или иным способом не урегулирует правовую сторону, усыновление не состоится. Это время ребенок может жить в приемной семье или соответствующем заведении, что менее желательно.

В 2011 году в Польше был принят Закон о поддержке ссемьи и системе приемной опеки, который утверждает ребенка в семье как приоритет государства. Если ребенок не может находиться в биологической семье, тогда - в приемной, а если и там нет, тогда он попадает в заведение. В государственных заведениях не должны находиться маленькие дети в возрасте до 6 лет, только в крайних случаях. Для них мы всегда ищем приемную семью. Максимальное количество детей, которые могут находиться в заведении (интернате), - 30. Это много. Работаем на то, чтобы детей там было поменьше, хотя бы 15, чтобы создать приближенную к домашней атмосферу. Распределять братьев и сестер в разные заведения нельзя. Ищем наилучший вариант размещения их вместе - какой бы ни была между ними разница в возрасте. Только в чрезвычайных случаях братьев и сестер могут разлучить.

- Могут ли ходить в общую школу дети с особыми потребностями?

- Да, чтобы расти вместе со своими ровесниками. Конечно, могут быть разные степени заболевания, и если ребенок не может ходить в обычную школу, он посещает специальную. Но по закону каждый ребенок имеет право на образование. Более 10 лет у нас действует инклюзивная система образования. В наших школах успешно работают ассистенты для детей не только с особыми потребностями, но и, например, для детей ромов. Есть заведения для детей с тяжелыми заболеваниями, их финансирует государство.

Относительно безбарьерности в Польше не все так идеально, как хотелось бы. Во многих школах есть барьеры. Но ни одна школа или другое здание не может быть построено, если не будет отвечать требованиям по барьерности. Это тяжело, страна большая, и потребности немалые. В конце концов, мы не стартуем с нуля, а исправляем промахи прошлого, внедряем новое. Это долговременный и очень дорогой процесс, но другого пути нет.

Государство, которое хочет быть демократическим, должно заботиться о детях, о лицах с особыми потребностями, пенсионерах.

- Есть ли у детей-сирот льготы при вступлении в университет?

- Никаких льгот нет, условия для всех равны.

- А квартиры?

- В некоторых случаях. Это ответственность местного самоуправления. Они могут искать варианты, но это не является их обязанностью. У нас на самом деле проблемы с квартирными очередями.

- Со вступлением в ЕС реформы активизировались?

- Да, это довольно положительно повлияло на темп реформ. Когда-то, например, дети жили только в интернатах, теперь их там меньшинство - остальные в семьях.

Мы также выходили из социалистического устройства, и это было нелегко. Мы до сих пор еще не со всем справились. Но со вступлением в ЕС мы получили хороший мост, возможности и средства для возрождения.

- Какие вопросы самые проблемные?

- Пребывание в домах ребенка детей до 6 лет. Иногда такое бывает, и я реагирую. Проблемой является также доступ к медицине. Конечно, по сравнению со странами Африки у нас проблем нет. То есть речь идет не о том, где ребенку лучше находиться - в интернате или в семье, здесь уже все решено, а о том, чтобы семью для него находили не за месяц, а быстрее. Чтобы в очереди на операцию ребенок стоял не месяц, а не более одного дня. Чтобы госорганы реагировали лучше.

Есть также проблемы с социальным обеспечением, но, конечно, в меньшей мере, чем в других странах. Мне рассказывали о детях улицы в России и в Украине. В Польше дети улицы - это те, кто много времени проводит на улице, поскольку ими не особо занимаются родственники. Но на ночь они все равно возвращаются домой.

- Есть ли у вас социальные работники для таких семей?

- Мы ввели новое учреждение - ассистентов семьи. Внедрение такой должности инициировал парламент при принятии закона о поддержке семьи.

Такое должностное лицо (их несколько тысяч по стране) должно работать с семьей, которая, пребывая на грани затруднительных обстоятельств, безденежья, может сильно задолжать за коммунальные услуги и т.п. Нужно поддержать семью, уберечь ее от распада.
С 2012 года, с тех пор как есть такие ассистенты, количество детей в государственных заведениях уменьшилось на 17 тысяч.

- Кому они подчинены?

- Они трудоустроены в системе местного самоуправления, а подчинены Министерству семьи, труда и социальной политики. Частично финансируются из бюджета, частично - органами местного самоуправления. Это недешево, но в любом случае всегда лучше предотвратить болезнь, чем ее лечить.

У нас есть и социальные работники. Но раньше были только они. Разница в том, что социальные работники в своей работе больше направлены на контроль. А контролеры вызывают у людей значительно меньше симпатий, чем ассистенты - друзья дома. Ассистента нельзя приставить к семье насильно, семья должна на это согласиться, признать, что нуждается в помощи. Тогда она его будет уважать и относиться к нему ответственно. Контроль остался в стороне, а ассистент - в семье. Это разные службы.

- А что бы вы улучшили в вашей работе?

- Было бы уместно создать отделы в каждом воеводстве. Сейчас же у меня офис только в Варшаве. И мои люди ездят в разные воеводства на дежурство.

Что касается закона об Уполномоченном по правам ребенка, то он один из самых сильных. Поэтому, чтобы делиться опытом с другими, мы перевели его на пять языков. У меня, например, больше полномочий, чем у коллег из Швеции или Норвегии. С другой стороны, в этих государствах лучше социальная, медицинская система, и уровень жизни детей выше - у них на это больше средств.

- На чьей стороне приоритет в конфликте между правом ребенка и правом взрослого?

- В приоритете всегда право более слабого. Но не должно быть конфликта между правами человека, они не должны вытеснять друг друга. Но если все же приходится выбирать, то сначала надо защитить более слабого.

- Следите ли вы за событиями в Украине?

- Конечно.

- Пересекались ли когда-либо с детьми с Донбасса?

- Польша принимала детей из Донбасса, и я тоже принимал в этом участие. Следил, чтобы дети с родителями получили место жительства и ходили в школу. Не так давно я занимался делом многодетной семьи (9 детей) с востока вашей страны. Они переехали в Польшу, а спустя некоторое время получили приказ возвратиться в Украину. Они чувствовали себя там в опасности и обратились ко мне с просьбой помочь остаться. После моего вмешательства им разрешили остаться в Польше.

Во время встречи Европейской сети детских омбудсменов, где была и делегация из Украины, мы поднимали вопросы об украинских детях, пострадавших от вооруженного конфликта. Мы, поляки, воспринимаем это очень близко к сердцу, у нас есть чувство солидарности с украинцами. Речь шла об участии детей в вооруженном конфликте, о случаях вмешательства в детские заведения, в частности детдома. Коллеги из Украины рассказывали о незаконном вывозе детей из таких заведений в Россию и т.п.

Два года назад из Европейской сети детских омбудсменов был исключен Уполномоченный по правам ребенка при президенте России. И украинский аспект играл в этом большую роль, хотя никто об этом прямо не говорил.

- Какие советы можете дать Украине?

- Еще когда на должности Уполномоченного по правам ребенка в Украине был Ю.Павленко, я дал ему 10 советов. И на следующий день они уже висели на сайте президента Украины. Было бы хорошо, если бы они были выполнены. Но есть одна важная вещь: учреждение по правам ребенка должно быть независимым. То есть не при представителе по правам человека, а равноправно, параллельно. С такими же полномочиями. Дети имеют особые права. Почему в медицине есть педиатр? Потому что он специализируется на болезнях детей. Независимое учреждение, специализирующееся на защите самых молодых граждан, эффективнее защитит права ребенка. Ведь права человека начинаются с прав ребенка, а потому защищать их нужно во что бы то ни стало.