Изменение мужской парадигмы в обществе - это всегда интересно. Особенно если общество еще и патриархальное. Особенно если изменения происходят столь стремительно, что ломка вроде и незаметна, будто так и было всегда.
Однако же нет. Не было. Зародилось где-то с началом буржуазных отношений, и долгое время прозябало в слепой зоне. Ни видно, ни слышно, ни пощупать нельзя было эти новые мужские качества, влияющие на ощущение своего "я", семейные отношения и отношение к стране. Но вдруг страна затребовала действий - и снова будто ничего странного в том, что мужчины рядом стали чуть сильнее, мотивированнее и ответственнее. Время такое, знаете ли.
И снова нет. Дело не во времени, ибо это не пройдет. Опция взросления, если она уже активирована, необратима. И те мужчины, которые в самом деле выросли и почувствовали свою новую коллективную силу, уже никогда в архаическую маскулинную культуру не вернутся. Модерн, достигший критической массы с войной, останется уже навсегда. Отныне у общества окончательно новые представления о профайлах и базовых ролевых моделях настоящих мужчин.
Все это еще трудно осознать, пока мы в процессе, пока старое сопротивляется и кажется господствующим. Пока не абстрагироваться и наглядно не зафиксировать "до" и "после". Тогда приходит ясность.
Итак, вспомним, так сказать, все. Что у нас было и что имеем по состоянию на сейчас?
О Жеке
Вот советчина. Среднестатистический мужчина, хотя и занимает господствующее положение в советской гендерной иерархии, в пространстве повседневности является фигурой трагической и растерянной. В романтических фильмах воспеваются геологи и полярники, но реальностью руководят номенклатурные типчики, выстраивающие карьеру, шагая по головам то ли "физиков", то ли "лириков", то ли прочих "интеллигентов". Мужчины не плачут. Не верь, не бойся, не проси. Хитри, приспосабливайся, воруй. Хищность становится приемлемой нормой, залогом мандата к цепочке питания.
1990-е, а затем 2000-е добавляют цепочки на любой вкус. Официально индустриальными ролевыми моделями остаются шахтер и металлург, а жизнь тем временем побуждает удовлетворять базовые потребности законным или незаконным образом. Только инстинкты и потребление - все остальное лишнее. Прочь с дороги, заморыш в шляпе, неспособный даже таскать "кравчучки" за своей женщиной! "Настоящий мужчина", вполне приемлемый в обществе, - если не сам "авторитет" со "схемами", то прислуга, имитирующая хищнический лайфстайл боссов. Бруталы везде, альфа-самцы в каждом подвиде, агрессия зашкаливает, кружка всегда не слишком полна, надо еще, еще, еще "по сто", и шансон, и погромче! Если ты сильный - не должен быть добрым, если ты умный, тогда "где же твои денежки?"
Чтобы окончательно не раствориться в хищническом пространстве, мужчины пытались хоть как-то его присвоить, символически инициироваться, приблизиться хоть немного к типажу "крутого". Отсюда "золотые купола", бытовая ксенофобия, "молчи, женщина, твой день -
8 Марта", демонстративное дистанцирование от семьи и тотальное пренебрежение родительскими обязанностями.
Историк Елена Стяжкина в исследовании "Гендерные аспекты советской повседневности" описывает истоки демотивации и компенсаторные механизмы, позволявшие среднестатистическому мужчине окончательно не обесцениться. "Некоторые из них мысленно "улучшали" общественную жизнь, другие совершенствовали прищепки, чайники", - пишет исследовательница. Но символическая "разножка" между декларированным и имеющимся, между "общенужным" и личным мешала мужчинам состояться где-то еще, кроме работы. Повседневностью руководили женщины, более 1100 часов в год проводившие в очередях, а еще занимавшиеся домом и детьми. Мужчины же, в основном лишенные этих "почетных" обязанностей, имели свободное от работы время и убивали его на диване перед телевизором или "в гараже", после удачной вылазки за алкоголем: "Делегированная женщинам "борьба за пищу" компенсировалась колоссальными эвристическими способностями, проявляемыми мужчинами в процессе "доставания" алкоголя. "Продуктовая беспомощность" уступала место творческому и системному подходу к совершенствованию механизмов нахождения, распивания спиртного и вариантов утаивания этого факта от своей "половины". Явный гендерный модус имели и другие протестные практики, к которым, наверное, надо отнести "рыбалку", "баню с ребятами", "пульку на троих", походы "на пиво с друзьями".
Украинский художник Марсель Онисько всю эту бессознательную коллективную мужскую тоску олицетворил в образе наблюдателя-соучастника из серии "Скоро буду. Жека" - героя без суперспособностей и достижений, типичного советского инфантила, будущего планктона для хищных "лидеров" 2010-х.
Настоящие новые
Были, конечно, на протяжении всего периода и несоветские типажи - деятели диссидентского движения, культурных и преподавательских сред. Однако не они диктовали содержание. Диктовало большинство, у которого привычки коллективного выживания шли не от морали, а от потребности не исчезнуть совсем вследствие агрессии в свой адрес за то, что "не такой, как все".
С Майданом и войной в общество вошло экстремальное насилие, но ушла хищность. И теперь возможно рассмотреть целую популяцию "не таких" - более активных, чем те "все", преисполненных воодушевления создавать новые смыслы со вкусностями наподобие свободы и собственного выбора. Самые смелые из мужчин начхали на родственные сценарии и позволили себе эмоции. Конечно, киборги - "железные", однако ими можно умиляться, даже плакать. Посты топ-блогеров и волонтеров пропитаны цинизмом, но и сентиментальностью. Есть "неня", ей больно, и чтобы ей помочь, надо самому становиться на ноги и делать дело. Везде котики. Агрессия - да, к врагам, все остальное подпадает под суд и осуждение. Маскулинность - отнюдь не алкоустойчивость или удлинение мужского "эго" автомобильным кортежем или оружием в руке. Маскулинность - это эмпатия, созидание и ответственность. А страна - не ресурс для кормления, а поле для приложения усилий.
За почти четыре года новые мужские ценности вполне отрефлексированы, представлены в общественных наративах, даже конвертируемы в материальное - ответственный бизнес, социальные проекты. Некоторые представители "элиты", до сих пор пытающиеся состояться через грубость, уже вызывают смех у всех, кто не пенсионер.
Но, может, это в основном в столицах, где постиндустриальная культура все же обусловилась буржуазным укладом? Что же происходит в провинциальных, тем более промышленных, городах? Где традиционно
альфа-самцы и иерархии - директора заводов или капитаны дальнего плавания, как, например, в Мариуполе?
А то же самое и происходит. Настоящие новые мужчины во время войны тоже нашли друг друга и стали силой, которая медленно, но уверенно создает в городе свое символическое пространство. Вкладываются в волонтерские организации и социальный бизнес. В благосостояние своих семей. В постоянное обучение. В жизнь вне любой иерархии. Помогают тем, кто нуждается; следят за политикой с определенными даже намерениями когда-то и себе попробовать; воспитывают своих и чужих детей; ездят по стране в поисках новых идей. Сами себе менеджеры - разные, но одинаково эффективные на избранном месте. Неслыханный доселе формат для вертикально интегрированного украинского Востока.
Мариуполь. Три портрета с натуры
"Все должно быть красиво, качественно и вкусно". Кирилл Долимбаев - коренной мариуполец. По профессии банкир, по специальности - коллектор. Начинал младшим специалистом, ныне - заместитель директора регионального управления. Работники офиса, где он работает, украшают город вышиванками не только на национальные праздники - им это просто нравится. Кириллу же нравится, когда люди делают то, что им нравится, при условии, что эти вкусы не мешают другим. Никому ведь не мешает вытатуированный тризуб на его предплечье? Ну разве что вызывает неизбывное смятение среди людей, которые до сих пор не в состоянии определиться, в какой стране живут. Кирилл живет в своей стране и чувствует себя в ней уверенно, поскольку многое для нее делает. Легко и как-то по-восточному грациозно делает - с тем самым удовольствием, с которым гуляет с мопсами или экспериментирует на кухне с экзотическими блюдами. Захотел - и в знак поддержки новой полиции провел с патрульными несколько ночных дежурств. Или договорился о встрече "без галстуков" с местным руководителем-иерархом и рассказал об откровенном мужском разговоре в Фейсбуке. Теперь новый вызов - пообщаться один на один с Порошенко, потому что это, как оказалось, интересно. Или вот капкейки, которые он принялся выпекать по выходным, и уже есть заказ, ведь все знают: если Кирилл за что-то отвечает, то это обязательно будет "красиво, качественно и вкусно".
"Преобразований хотелось еще со времен Оранжевой революции, хотя на работе ее тогда поддерживали единицы, - припоминает Кирилл. - Но со временем вернулась коррупция, будто ничего и не было. Я плакал, когда на Майдане расстреливали Небесную Сотню, но казалось, что отныне все точно изменится. Все ждали wow-эффекта, а наступил Крым. Во время "русской" весны я ездил через блокпосты в Донецк, смотрел в стеклянные глаза, старался понять идею. В Мариуполе подожгли наш банк и украли авто - вот и вся идея. Во времена "ДНР" мы печатали листовки, развешивали их в домах, потом помогали военным - так началась для меня волонтерская работа.
Общественная активность - это не ради денег, я хорошо зарабатываю. Хочу, чтобы мой сын имел возможность учиться, где захочет, но потом вернулся в страну без коррупции. Это возможно сделать в нашем обществе. Как у банка нет бесперспективных кредитов, так в жизни нет ничего невозможного. Тех, кто не разделяет наши ценности, следует системно ограничивать соблюдением правил и законов. Если люди поддержат, и у меня будет команда - стану мэром, почему нет? Но можно менять город и без участия в политике - собственным примером.
Когда я принимаю человека на работу, требую от него "самостопа" в смысле взяток и "откатов". Но в своей личной жизни "стопов" быть не должно. Я сыну говорю, что живем только раз, как там будет дальше - мы не знаем, поэтому надо успеть попробовать все, что приносит удовольствие. Нельзя говорить "у меня не получится" - сначала попробуй. Мне интересно найти для себя что-то новое и в нем чего-то достигать. Вот начал рисовать - сначала просто копировал какие-то сюжеты, сейчас уже 30 процентов своего добавляю. Может, пойду еще на курсы стрижки бород, может, научусь татухи бить. Или открою барбер-шоп или кафешку, где сам буду поваром. Когда я дома готовлю по сложным рецептам из простых продуктов, этим хочу показать, что каждый это может освоить - если, конечно, захочет. Я делаю это для себя, но и для людей, чтобы им тоже стало интересно.
Монополия в Мариуполе мешает людям иметь собственный выбор. Власть и заводы не дают увидеть другие возможности, кроме как пойти пить пиво под шансон. Им невыгодно, если люди станут другими. Поэтому вместо развития малого бизнеса - у нас "все для заводов". Говорят о туризме, а на мариупольском пляже вообще нельзя купаться, если ты уважаешь себя и свою семью. Закройте трубу с выбросами дерьма, уберите железную дорогу с пляжа, постройте набережную на Приморском бульваре - но нет, они строят "Пирс мечты" для картинки в газете. А как этот пирс посреди грязи изменит человека?"
"Если я узнаю, что человек не любит животных, он не будет для меня авторитетом". Алексею Кельту всего 22 года. В 2015-м он защищал родной Мариуполь, поэтому недавно открытый ветеранский бизнес - шаг логичный. Франшиза Veterano Coffee - "кофе с крепким характером" - даже теперь, когда у Алексея уже есть двое помощников, занимает свыше
80 процентов его времени. Это много, потому что от переохлаждения на фронте он потерял легкое. Зимой ему плохо, а еще и поступил в университет, на первый курс: "Хочу быть умным и образованным". На вопрос, что сделает с виртуальным миллионом долларов, мигом оценил весомость суммы в гривнах и распределил ее на депозит в надежном немецком банке (чтобы иметь гарантию, если "прогорит") и в поддержку инновационных идей талантливой молодежи. Прагматичный, настойчивый, харизматичный. И, как его кофе, - крепкий и честный.
"Конкуренты покупают кофейные зерна по 160 гривен, а я по 300 - я же не работаю просто как кофе-машина, за мной бренд, который держится на определенных стандартах, и их нельзя нарушать, - рассказывает Алексей. - Мы постоянно экспериментируем, поскольку люди оказались более требовательными, чем я ожидал. Мне, например, казалось, что заварные авторские чаи не будут пользоваться спросом - это дорого, как и лимонады. Но народ распробовал и охотно покупает. И к бренду люди отнеслись очень лояльно, хотя у меня было предубеждение насчет Мариуполя, и я думал, что ко мне будут приходить в основном военные, на 60 процентов. Оказалось, их приблизительно десять, остальное - обычные люди, которые с удовольствием "подвешивают" кофе для атошников.
В моем дворе у ребят 13–14 лет изо всех развлечений были пиво, сигареты, потасовки "район на район". Сейчас одни работают на заводе, другие - в России, кое-кто воюет на той стороне. Если бы в 16 лет я не попал "на сектор" к ультрас ФК "Металлург", не было бы, может, моего патриотизма. С началом Майдана мы в Киеве были несколько раз. Весной 2014-го охраняли украинские митинги дома, ездили в Донецк 5 марта, когда начались первые стычки. Летом с волонтерами рыли окопы, обустраивали блокпосты под Мариуполем. А потом в Луганске погиб мой друг, и я решил: надо делать что-то большее. Был в батальоне "Мариуполь", помогал организовывать Общественный корпус "Азова", но настоящий опыт был с армейцами под Талаковкой. Когда получил инвалидность, пришлось, конечно, думать, что делать дальше.
Завод я не любил с детства. Мне нравилась история Древнего Рима, Греции, когда полководцы побеждают умом. Сейчас учусь на политолога - в обществе есть потребность в хороших специалистах. Сам я в политику не собираюсь - не люблю публичность. Но мне кажется, я был бы неплохим вторым номером для человека, в которого бы поверил. Таких людей я пока встречал немного - мой командир "Харьков" и партизан из Донецка Богдан Чабан, который помог мне создать бизнес. Может быть такое, что человек - вроде эксперт, много знает, но если я услышу, что он не любит животных или зверем кидается на ЛГБТ - он не будет для меня авторитетом.
Три месяца у меня руки опускались, и я чувствовал, что никому не нужен. Ты вернулся, но не можешь ничего сделать, изменения в стране не очень ощутимы, цены растут, и на завод уже не пойдешь, потому что хочешь большего. Я ходил по биржам, получал отказы, никто не хотел брать военного без специальности, да еще и с болезнью. Родные и девушка и рады были бы помочь, но они не понимают, что с тобой происходит, потому что только такие же ветераны, как ты сам, могут тебя по-настоящему поддержать. И я очень признателен Леониду Остальцеву за открытие в Киеве ветеранского бренда, и Богдану, который мне предложил идею с кофейней. Сама философия ветеранского бизнеса заключается в социальной реабилитации. Во-первых, это трудоустройство и работа как отвлекающий фактор. Во-вторых, опека над семьями погибших - эта ответственность тоже дисциплинирует. В США, где придумали этот формат, 18 процентов бизнеса принадлежит ветеранам. Для меня печет мафины ветеран, и стаканчики под кофе я тоже куплю у ветерана, даже если у него будет немного дороже.
Получил я выплату за инвалидность, и начались квесты с открытием кофейни, которые я и до сих пор вспоминаю, когда думаю о следующем проекте - пиццерии. Город предоставлял плохие места, постоянно проблемы с арендой, хотя у соседей их нет - понятно, почему. Но у нас принцип - вести бизнес максимально законно. Пришлось учиться, ведь я ничего в этом бизнесе не понимал. У нас бизнес-грамотности нет совсем. В службе занятости есть какие-то программы, но они нерабочие, просто выдают деньги на проекты, человек регистрируется как предприниматель, а потом закрывается. Я лично научил более 10 человек, предлагал вести курсы, но что-то они там не очень заинтересованы, чтобы люди открывали собственное дело.
Мне интересно ходить на сессии горсовета. Люди не понимают, что так можно. Они смотрят на вельмож как на кого-то, кого надо любить или не любить. А они просто делают то, что должны делать, и надо требовать, чтобы делали хорошо. Пока мы многого не знаем об имеющихся возможностях, ими кто-то пользуется. Я хочу владеть этой информацией. Хочу разобраться, как это работает".
"Хочешь помочь стране? Вставай с дивана!" В начале войны он мог уехать из Мариуполя в Западную Украину - не поехал. Мог продолжать карьеру на производстве, а стал волонтером и социальным предпринимателем. После поездок на передовую Дмитрий Чичера и его товарищи возвращались на волонтерский склад, где помогали гуманитаркой еще и переселенцам. А еще обустраивали свою "Халабуду" - общественное пространство неформального образования. Свыше 40 военных подразделений, 1240 гражданских семей и уже десятки тысяч людей разный возрастов охвачены методикой "быстрых знаний" - таков объем "добрых дел" Дмитрия на сегодняшний день. "Изменения происходят здесь" - под этим лозунгом родилось уже множество социальных проектов, прошли сотни мероприятий, образовалось лидерское сообщество талантливых и небезразличных. Так срабатывает механизм "общего действия", когда люди, объединенные общим интересом, находят возможности для себя и поощряют других.
"У нас нет и не было долгосрочной стратегии, - считает Дмитрий. - Просто появляются задачи, которые надо выполнять. Из волонтерского хаба мы превратились в образовательную платформу и вышли на самоокупаемость, это уже успешный, я считаю, социально ответственный бизнес. Волонтерская составляющая осталась, но мы учимся зарабатывать. Учиться никогда не лишнее - менять профессию, и даже не одну, улучшать среду собственными силами, контролировать власть. К нам приходят и пожилые люди на уроки живописи или мотания, хотя раньше никогда этого не делали, - это и развлечение, и новые знания в любом возрасте. Даже когда ты в поезде едешь, можно слушать какой-либо курс или читать книжку вместо рассказов об измене. Хочешь помочь стране - вставай с дивана и учись.
Кто-то ищет виноватых, а я ищу возможности. Я создал лучшую в городе команду фотографов. Но если бы открыл "шаурму", как мне советовали, она тоже была бы самой лучшей. Мне нравилась моя работа, но она начала мешать волонтерству, и я уволился. Я знал, что придет что-то еще более интересное, и у меня это получится. С "Халабудой", считаю, на 100 процентов повезло, но сыграло и то, что мы делали только то, что нам нравится. И так же стараемся делать и дальше. Когда говорят "ты не сможешь", надо просто делать. Если даже какой-то проект "не пошел" - это для меня позитив. Значит, есть проекты лучше, надо продвигаться в новом направлении. От негатива никому лучше не будет, а ты не сможешь любить людей рядом.
Есть люди, которые хотят спасти весь мир, но не могут справиться с проектом. Ищут под идею доноров, потом деньги заканчиваются - и проект разваливается. По-моему, человек, который не может заработать, не должен заниматься социальным предпринимательством, поскольку он сам становится социально незащищенным. Поэтому сейчас я хочу научить людей бизнесу. В нашей бизнес-школе преподавателями будут действующие предприниматели, и я нацелен на то, чтобы 70 процентов студентов открыли после окончания собственное дело. Может, сделаем еще стартап-инкубатор, чтобы к нему перетекали люди с заводов.
Люди охотно реализуются через творчество, их потом трудно остановить, если уж активность просыпается. Большинство наших волонтеров - из моего фотоклуба. Творческие люди видят немного больше и большего хотят. А в Мариуполе только один художественный музей. В следующем году у нас будет техническая мастерская для занятий с деревом, металлом, 3D-принтером. И хотим сделать еще одно культурное пространство на Левом берегу, ведь там ничего не происходит, люди брошены на произвол судьбы. Есть потребность масштабирования в спальных районах, сейчас ищем работников. Потому спать придется еще меньше.
Как можно до сих пор не оценить преимущества собственного бизнеса? Зарабатываешь больше, имеешь свободное время на семью, хобби, путешествия. Для айтишников вообще рай - можешь работать хоть на несколько иностранных офисов, оставаясь в Украине. Но у нас почему-то нет образовательной инфраструктуры для того, чтобы это развивать. Для сравнения: в Николаеве 50 IТ-компаний, в Мариуполе - три. Мы пригласили к себе шведскую IТ-академию, уже состоялся первый выпуск, и хотим пойти дальше - открыть школу IТ-kid для подростков 14–15 лет. Потому что это наиболее рискованный возраст. Если мы не хотим потерять этих детей, должны привлечь их к активной среде - надо им предложить что-то интересное и полезное".
***
"Мы же не будем врать себе? Для 70 процентов мужского населения спальных районов ничего не изменилось, и они сами не изменятся", - говорит один из моих героев. Сошлись на том, что хотя бы для своих детей люди с советским бэкграундом будут вынуждены выбирать ту культуру, которая предложит конкурентные преимущества. И это уже не меткомбинаты, превращающие мужчин в послушный производственный фарш. Поэтому продвигать новые возможности, новые соблазны, новые, в конце концов, ролевые модели - надо. Что мы и сделали.