Уже почти девять лет нет с нами одного из основателей современной украинской хирургии, выдающегося хирурга, академика Александра Шалимова.
Еще живы в памяти прощание с учителем в зале Национальной академии, похороны на Байковом кладбище - вереницы черных машин на Владимирской улице, десятки известных лиц, друзья и знакомые из больниц, вузов и научных институтов Академии медицинских наук, траурные речи. Шалимова знали все киевляне и харьковчане, все хирурги Украины и бывшего СССР, большинство врачей других специальностей. Он оперировал и преподавал, писал монографии, которые раскупались на второй день, основал два института - в нынешней и первой украинских столицах. Дважды Герой - Соцтруда и Украины, кавалер бесчисленного количества орденов.
Нам, его первым киевским соратникам, казалось, что шеф вечен: его хватало на все - десятки операций в день, поездки на консультации, дружеские встречи с сотрудниками в праздники, индивидуальные и общие наставления в его кабинете, охоту с близкими друзьями, семейные заботы. Его крепкая широкоплечая фигура, спокойная размеренная речь при разговоре с пациентами, друзьями и учениками, и жесткость, когда он наставлял нерадивых и ленивых, - такое остается в памяти навсегда.
Шалимов не скрывал своих привязанностей и нетерпимости: умного называл умным, глупого - болваном. В обычном общении был куда сдержаннее в негативных оценках, чем, например, Николай Михайлович Амосов, зато в операционной, в критических ситуациях, которые разрешал виртуозно, визави мог узнать о себе много нового, о чем сам и не догадывался. Но все это было преходяще: уже через полчаса в кабинете шефа провинившегося встречали спокойно, все ситуации мудро завершались, и камень за пазухой никто не держал.
В Киеве Шалимова ждало место директора Института переливания крови, который предстояло построить. Он собирал будущих сотрудников по одному: кого-то привез из Харькова, кто-то пришел от Ольги Авиловой, Николая Амосова, Григория Горовенко, из хирургических отделений больниц, медицинского института, Академии наук, лабораторий. У него были свои критерии отбора - взглядом из-под густых бровей он определял практически без ошибки, чего стоит тот или иной человек, способен ли он к научной работе, собирается ли готовить диссертацию.
Конечно, публика в новом институте собралась достаточно разношерстная - сыновья Шалимова Сергей и Виктор, будущий второй директор института Валерий Саенко, фактический отец украинской микрохирургии Николай Дрюк, рентгенологи Андрей Шпонтак и Леонид Никишин, сосудистый хирург харьковской школы Иван Сухарев, хирург и по совместительству талантливый иллюстратор будущих монографий Валерий Полупан, анестезиолог амосовской школы Виктор Зубков, хирург-виртуоз Альберт Ващенко, врач-терапевт Леонид Авилов, сердечный хирург Даниил Кривченя и многие др. Такое разнообразие специалистов требовалось Шалимову неспроста: операции шли на нескольких столах одновременно и в несколько очередей по различным заболеваниям - желудка и кишечника, печени, поджелудочной железы и сердечно-сосудистой системы. Шефу нужны были надежные, опытные ассистенты и операционные сестры, знающие его приемы и методики, умеющие вовремя и без напоминаний предугадать или поддержать действия учителя, и большинство отобранных им сотрудников отвечали этим непростым требованиям. Знаю это не понаслышке - именно мне, по поручению Шалимова, пришлось вначале возглавить операционный блок. В 1972 г. институт приобрел официальный статус Института клинической и экспериментальной хирургии Минздрава. Мы уволились из Института переливания крови, и началась новая страница истории.
Работать было непросто - мы не были желанными в больнице "Медгородок", хотя позже наш главный ненавистник, он же главный врач этой больницы, перешел на ту же должность в институт, и противостояние закончилось. По воле шефа я прошел несколько отделений - сосудистой хирургии, хирургии сердца, пытался организовать по своей прежней клинической специальности - легочное, но все окончилось пожеланием Александра Алексеевича: "Так, у меня хирургов-клиницистов хватает, а институт-то еще и экспериментальной хирургии, так что давай, строй себе отдел, будешь руководителем, занимайся новыми разработками". И это после должности младшего научного сотрудника в институте туберкулеза, практически без перспектив на будущий рост! Мог ли я не согласиться?
Это были счастливые годы работы не столько даже под руководством выдающегося хирурга Шалимова, как годы доверия, опеки и взаимопонимания. Конечно, всегда была некая дистанция - Александр Алексеевич был и депутатом Верховного Совета, где возглавлял здравоохранение; он общался с секретарями ЦК, а позже и с президентами; московские хирурги почтительно вставали при его появлении и считали за честь гордиться знакомством с ним; его знали во многих странах - от ГДР до Узбекистана. А уж стать пациентом Шалимова было не просто надежно, но и престижно: он спасал многих в, казалось бы, безнадежных ситуациях.
В те годы хирургическая наука вместе с практикой поднималась в Украине, как на дрожжах - сначала сосудистая хирургия, затем микрохирургия, набирала обороты хирургия поджелудочной железы, укрепилась рентгенхирургия, готовилась трансплантация органов. Первые "дети Шалимова", его ученики, взрослели, приобретали опыт, получали кафедры, клиники, имена их, хотя и не достигали популярности учителя, начинали звучать…
С директорства А.Шалимов ушел рановато и не по своей вине - стал почетным директором, передав институт путем демократических выборов своему ближайшему сподвижнику-ученику профессору В.Саенко. Определенную роль сыграли два события: образовалась Академия медицинских наук, нашему институту изменили профиль и название - он стал Институтом хирургии и трансплантологии. Канула в Лету приставка "научно-исследовательский", к затратной современной хирургии прибавилось еще более затратное направление пересадки печени, почек, сердца, а в будущем, возможно, и поджелудочной железы.
Тогдашний президент академии перевел из своего института отдел пересадки почек вместе со специалистами - урологами. Из Института сердечно-сосудистой хирургии после пересадок сердец у свиней (проведенных в нашем отделе, так как больше этого сделать в Киеве было практически негде) к нам перешла группа во главе с талантливым Борисом Тодуровым. Сформировавшийся в институте хирург и набравшийся уникального опыта в зарубежных клиниках, перспективный О.Котенко наладил трансплантацию печени…
Особенно развилось последнее направление, количество пересадок печени перевалило за сотню, в Украине такие операции делал только академик Александр Никоненко в Запорожье. А вот своих академиков в институте - полное и ничем логически необъяснимое отсутствие. Шалимов был академиком обеих академий, Саенко успел стать членом-корреспондентом Национальной академии, а после образования Академии медицинских наук стал также и ее членом. На этом все закончилось - институт в академии якобы признавали, но как-то выделять избегали. Уж слишком он был сильным конкурентом по значимости научных исследований, по количеству патентов и публикаций, не говоря уже о хирургическом авторитете - равных в академии не было и нет.
Шли годы, долго болел, а затем ушел из жизни наш учитель и основатель института, появилось новое поколение современной молодежи… Это большое счастье и удача, когда ученые, создавшие свое направление, не говоря уже об учреждении, воспитывают ученика-последователя пусть не равного, но хотя бы сравнимого по таланту и душевным качествам. Увы, даже всемирно известный Святослав Федоров после преждевременной гибели обрек свой МНТК на долгое и бесславное существование при новых директорах, и не дай нам Бог повторять эти ошибки.
В.Саенко пользовался авторитетом в хирургических кругах, но таких душевных и человеческих качеств, как у Шалимова, у него не было. Конечно, институт работал, проводились сложнейшие операции. Саенко был требовательным и знающим специалистом, но когда академия не продлила ему контракт, революции в институте не произошло: группа сотрудников пыталась протестовать, но весьма робко. Да и сам экс-директор, обидевшись на академическое руководство, неожиданно для всех перестал появляться в институте, где заведовал отделом и кафедрой Академии последипломной подготовки, хирургией больше не занимается и бывает в альма-матер крайне редко. Для ближайшего шалимовского ученика и последователя такое поведение нелогично и труднообъяснимо…
Некоторое время институт пребывал в подвешенном состоянии - функции руководителя исполнял заместитель директора по науке профессор М.Ничитайло, и сотрудники уже начали шутить, дескать, бывает же, и оркестр справляется с исполнением без дирижера, так нужен ли директор институту вообще? Но академическое руководство тех лет не дремало - президент представил коллективу профессора Юрия Поляченко, ортопеда-травматолога, бывшего очередного министра здравоохранения. Впрочем, в независимой Украине количество сменившихся министров здравоохранения могут сегодня в уме подсчитать, пожалуй, только профессиональные историки. В принципе, Юрий Владимирович оставил по себе нормальные воспоминания: научными делами себя особо не утруждал, зато при нем и аппаратура начала закупаться, и ремонты производиться. Правда, его благодеяния не распространились на отдел экспериментальной хирургии, но мы надеялись, что в будущем… А будущего и не случилось - покинув неожиданно директорское кресло и красиво оборудованный кабинет, Поляченко перешел в Верховную Раду от Партии регионов. Когда он появлялся на телевидении, мы бросались к экранам, чтобы увидеть бывшего директора, но это уже было виртуально.
Следующим директором института стал Зиновий Мытник, тоже бывший министр. Злые языки тут же начали называть наш институт министерским отстойником, что было не весьма приятно, да и несправедливо. Мытник был неплохим хозяином, хотя и не хирургом, что многих наших коллег раздражало.
Появились анонимки и письма в Интернете, началось внутреннее противостояние. Казалось, что Зиновий Николаевич останется надолго, если выдержит институтскую напряженную обстановку, но не тут-то было…
Вот здесь самое место поговорить о т.н. академической демократии. На первый взгляд, все нормально: директора снова начали избирать, правда, по какой-то странной и многоэтапной системе.
Так, претендентов на должность директора обсуждают и утверждают в институте, а затем список зачем-то передают в академию. Там с ним знакомятся и возвращают в институт на голосование расширенного состава ученого совета (что, в общем-то, логично - не собирать же весь тысячный коллектив). После тайного голосования материалы снова поступают в академию, где результаты переголосовывают и утверждают на президиуме. Так рождается новый директор академического института. Зачем такие сложности?
За прошедший год в Украине случилось многое - Революция достоинства на Майдане, кровь, война, убитые и раненые, пертурбации во власти, свержение и бегство одних и утверждение других. На этом фоне события, происходящие в одном коллективе одного хирургического института, кажутся несущественными. Но вот во главу угла начал ставиться вообще вопрос существования медицинской науки, поскольку с 2015-го затраты на нее (по слухам) сокращены не то на 10, не то на 25%! Но ведь и так уже в течение нескольких лет средства на науку сокращаются, зарплаты мизерные, надбавки за исполнение ряда служебных обязанностей ликвидированы, а за звания и степени научные сотрудники получают…1% от зарплаты. Кто-то возможно и порадуется в душе - наконец-то этим бездельникам-научным работникам ударили по рукам. Но по этим рукам бьют уже слишком давно, и в результате Украина отстала в развитии медицины: мы не в состоянии внедрить даже то, что разработали впервые в мире, мы превращаемся в отсталую, полностью коррумпированную, больную страну, не умеющую лечить и реабилитировать даже своих раненых героев, и надеемся, что, мол, Запад нам поможет. Не надейтесь, господа власть предержащие, не поможет. Одно дело - помочь стране, знающей свои перспективы и приоритеты, другое дело - помогать нищей и беспомощной. А ведь медицинская наука и уровень ее развития именно и определяют во многом статус страны и доверие к ней.
Однако вернемся в институт. 19 января 2015 г., накануне дня рождения А.Шалимова, то ли в его честь, то ли случайно, медицинская общественность Киева встретилась с новым министром здравоохранения А.Квиташвили, мэром Киева В.Кличко и его заместителем М.Радуцким, президентом частной медицинской клиники "Борис". Десяток телекамер разных каналов и журналисты с микрофонами запечатлевали историческое событие встречи медиков с инициаторами перемен. Мэр зачитал по бумажке десять мероприятий, которые кардинально должны изменить если не украинскую, то хотя бы киевскую медицину. Новый министр поделился своими, как нам показалось, не слишком четкими взглядами на проблему - предлагались переформатирование больниц, привилегии популярным врачам, борьба со взятками. Но в то же время, как человек современный, Квиташвили не видит особого преступления, если больной, в случае успешного лечения, захочет отблагодарить врача… Недавно нечто подобное проповедовала сбежавшая из Украины экс-министр Р.Богатырева, из уст же нового руководства это прозвучало по меньшей мере странно.
Азбуку мздоимства мы уже проходили, с этого и начиналась нынешняя медицинская коррупция. Да и как с ней бороться, если государство не в состоянии достойно оплачивать труд врача, чтобы тот просто выставил благодарящего за дверь кабинета в страхе, что о его мздоимстве кто-нибудь узнает, и он потеряет свой легальный, вполне обеспечивающий его заработок? Так и к товарищу Сталину с его "народ в состоянии прокормить своих врачей" вернемся.
Не возьмусь судить о всей системе здравоохранения, не замахнусь даже на всю Академию медицинских наук, но о той ее части, которую составляют институты клинического профиля, все же выскажу свое мнение (работаю в таких институтах уже более полувека).
Значение подобных научно-исследовательских учреждений доведено до самых нижних пределов. Так, руководитель отдела института получает вдвое меньшую зарплату, чем соответствующий руководитель кафедры вуза. За степень и звание научные сотрудники, стыдно писать, получают… 1% от заработной платы (чтобы понятнее, за профессорское звание и докторскую степень - 50 грн в месяц). Не нужна наука? Балласт для государства?
С моей точки зрения, тут могут быть два подхода - радикальный и умеренный. Поговорим об обоих. Так, если наука медицинская не нужна или не ко времени, то наши мощные НИИ (кстати, по непонятной причине уже давно лишенные этой приставки к названию) превращаются в многопрофильные госпитали. Примером может служить всемирно известная больница Альгемайне Кранкенхауз в Вене, о которой знаю не понаслышке. Будучи там, с восхищением рассматривал ее многоэтажные корпуса, а внутри участвовал в пятиминутках, присутствовал на операциях и приеме в поликлинике. Этот круглосуточный гигантский механизм не останавливается ни на минуту. Здесь делают десятки тысяч самых сложных современных операций и пересадок органов, на базе больницы находятся кафедры медицинского университета, а в отлично оборудованном подвале - экспериментальный отдел, доступ в который рядовым посетителям закрыт, так как именно здесь рождается все новое в австрийской хирургии.
Пусть в меньшем объеме, но ведь это вполне можно сделать и у нас, сэкономив научные ставки, подняв общий уровень и медицинской науки, и образования за счет действительно квалифицированных и способных кадров. Конечно, массовая наука пострадает, научные отчеты будут приниматься уже не на вес (в зависимости от объема написанного в них), а диссертации станут творческими. Так что выиграют все, кроме случайных людей, нашедших прибежище в тихих заводях отечественной медицины.
Теперь второй вариант - науку следует сохранить в том виде, который отработан годами, и которую менять сложно, да и желания нет. Конечно, научные ставки в клинических отделах можно и должно сократить. Естественно, они престижнее лечебных, это несоответствие следует устранить - любой труд почетен. Но зарплату научных сотрудников необходимо вывести из зоны насмешки над здравым смыслом. Государство должно диктовать, какие научные разработки его интересуют, в какие оно готово вкладывать нормальные средства, обеспечивать аппаратурой и создавать научным исследованиям надлежащие условия.
Особое внимание следует обратить на быстрейшее внедрение в практику новых полезных разработок - наша разрешительная система давно устарела и коммерциализировалась, прикрываясь щитом защиты пациентов. Это отработано в сфере лекарств и находится на пещерном уровне во всем остальном. На разработке и внедрении нового должно зарабатывать государство, а не отдельные учреждения, сдирающие сегодня три шкуры с еще оставшихся энтузиастов.
В таком новом институте отпадает необходимость в нашей всенародной научной деятельности, превращаемой на основе обязаловки в профанацию. В каждой клинике, кроме заведующего, курирующего вся и все, исследователями нужно назначать двух-трех врачей, имеющих научные степени или стремящихся к их получению, которые и будут вести научную работу своей клиники - в самом отделении, лабораториях и в эксперименте. Сделали свое дело - уступают место другим желающим, а главное, способным заниматься наукой. Нет желающих - тут уже все вопросы к руководителю: а способен ли он занимать должность такого уровня и плодотворно работать со своими сотрудниками?
Не берусь судить об общебольничной сети с ее амбулаториями и поликлиниками, которые ликвидировать или перекраивать явно рано, да еще в условиях военного безденежья, но наши институты перестраивать давно пора.
Теперь насчет бесплатности здравоохранения - самый сложный вопрос. Естественно, население своими отчислениями от заработной платы так или иначе оплачивает здравоохранение, другое дело - куда идут эти немалые "всеукраинские средства". Страховая медицина, даже по мнению нового министра - дело будущего, так давайте хотя бы законно обяжем наших неприкасаемых олигархов организовать контролируемые лечебные фонды, из них доплачивать врачам, которые лечат больных сами, а не отправляют за рубеж, поддержим передовую науку, а когда война закончится, подумаем о страховой поддержке. Иначе, населению нашему "капец", ведь уже сегодня больные предпочитают самолечение, они - нищие, и требовать с них плату и устанавливать фантастические цены на лекарства - бесчеловечно.
Это всего лишь некоторые мысли по поводу возможных перемен в нашей научной медицине. Больно оставлять грядущим поколениям одни руины, пусть даже не самой почитаемой в нашей стране отрасли народного хозяйства. Медицина принадлежит не столько народу, сколько государству: отдайте в руки трудовых коллективов орудия труда, пусть сами на основе самоуправления зарабатывают честные деньги - пока не разучились.
Мы, "дети Шалимова", должны при своей жизни вырваться из тисков коррупции, сделать то, что мы хотим и можем. Ведь за "детьми" идут "внуки"…