Текущий год будет сложнее предыдущего: финансовые подушки безопасности бизнеса утончаются, рынки суживаются, спрос на отдельные товары и услуги падает до минимумов. При этом очевидного прогресса в выполнении программы МВФ не видно, а финансирование от других международных партнеров приостановлено. О том, как Украина будет преодолевать второй подряд кризисный год, что может нам помочь, а что, наоборот, помешать, ZN.UA беседовало с заместителем главы НБУ Юрием Гелетием.
— Юрий, насущный сейчас для Украины вопрос — сотрудничество с МВФ. Кажется, что НБУ действительно лучший из всех участников этого процесса, выполняет все свои задачи. Как вы считаете, остальные участники тоже смогут так основательно подготовиться к пересмотру программы?
— Основная задача для нас на нынешнем этапе — это продолжение эффективного сотрудничества с МВФ, достижение staff-level agreement и, с выполнением предыдущих мероприятий, движение к пересмотру нашей программы на Совете директоров.
Что касается участников процесса. Могу сказать лишь о том, что мы видим со своей стороны, со стороны Национального банка, принимая участие в совещаниях, — все понимают важность продолжения сотрудничества с МВФ, и все понимают, что для продолжения сотрудничества с МВФ надо показать конкретные достижения.
Основные вопросы, на которых сейчас фокусируется МВФ, — это прежде всего антикоррупционная составляющая: Национальное антикоррупционное бюро Украины, Национальное агентство по вопросам предотвращения коррупции и Высший совет правосудия. Это наработки соответствующих законодательных изменений, их согласование с коллегами из МВФ и принятие в Верховной Раде.
Мы сейчас работаем над законодательными изменениями, направленными на усиление корпоративного управления в Нацбанке. Речь идет о внесении изменений в закон о НБУ для усиления, улучшения, усовершенствования сотрудничества между Советом НБУ и Правлением. Там много технических моментов, но основные — это детализация полномочий Совета, определение частоты его заседаний, введение принципа коллегиальной ответственности Совета. Вопрос по критериям к лицам, которые могут становиться членами Совета. Сейчас обсуждаем это с МВФ. Мы уже предоставили некоторые комментарии и предложения. Думаю, что это процесс минимум двух-трех недель, чтобы мы вышли на финальный вариант и двигались с законопроектом дальше.
Еще одна важная тема — это вопрос банковского надзора. Мы инициировали, а МВФ поддержал самооценку по некоторым Основным базельским принципам. Работают с нами эксперты МВФ в онлайн-режиме. Думаю, что к концу апреля завершим первый этап самооценки и к концу июля получим от МВФ отчет с рекомендациями.
Вопрос к Министерству финансов — это вопрос фискальной политики. Вопрос к Министерству экономики — это вопрос приватизации. Вы знаете, что удалось, благодаря принятию закона на прошлой неделе, разблокировать большую приватизацию. Есть еще вопрос энергетический — это состояние дел на рынке электроэнергии и ограничение цены газа, уже переставшее действовать с 1 апреля.
Подытоживая, я вижу, что все готовы, все понимают, что надо согласованно работать между собой и с МВФ и выполнять свои задачи.
— Юрий, нацеливаетесь ли вы уже на новую программу? Эта заканчивается в текущем году.
— Мы еще не обсуждаем этот вопрос с МВФ, работаем сейчас в рамках действующей программы. Наша задача — двигаться вперед в ее границах.
— Но насколько нужна будет Украине новая программа, если забегать вперед и учитывать, что эта должна закончиться в нынешнем году? Выдержим ли мы следующий послекризисный год, если очередной программы не будет?
— Это комплексная дискуссия, в которую должен быть вовлечен не только НБУ, но и, безусловно, правительство. Исходить надо из анализа нашей ликвидности, нашей долговой нагрузки. Это мы должны учитывать, когда будем обсуждать с МВФ перспективу продолжения программы.
Считаю, что на данном этапе крайне важна поддержка МВФ, потому что успешная работа с МВФ влечет за собой продолжение сотрудничества с другими международными партнерами. Вы знаете, что это и финансирование от Всемирного банка (около 700 миллионов долларов), и макрофинансовая помощь ЕС (второй транш в 600 миллионов евро). Из практики я понимаю, что этих денег может не быть, если не будет сотрудничества с МВФ. А что касается продолжения сотрудничества, то мы еще об этом не дискутировали, но, безусловно, при наработке нашей позиции и видения будем учитывать макроэкономическую ситуацию, позицию ликвидности.
— Давайте тогда вернемся уже к вашим непосредственным направлениям работы и начнем с курса. Так совпало, что мы с вами встречаемся, когда гривня укрепляется, и у нас уже выходили новости об этом, и отказаться от этих новостей не можем, потому что, по нашим ощущениям, все равно рядовой потребитель ориентируется на курс. Как вы считаете, когда все же начнут и бизнес, и граждане смотреть на инфляцию?
— Если говорить о ситуации на валютном рынке, в течение последних двух месяцев мы являемся свидетелями того, что рынок проявляет большую способность к самосбалансированию. Если даже сравнить количество интервенций, с которыми мы выходили с начала этого года, с их частотой за соответствующие периоды прошлых лет, то наши интервенции существенно сократились. В прошлом году, если я не ошибаюсь, выходили на валютный рынок 29 раз за три месяца, а в этом году — около десяти раз.
Почему уменьшилась потребность в интервенциях? Мы видим, что рынок, как я заметил, стал более сбалансированным, меньше наблюдается существенных курсовых колебаний. Наш приоритет остается неизменным — поддержка режима плавающего курсообразования. То есть не устанавливаем никаких курсовых ориентиров, на которые население или бизнес могли бы ориентироваться. Каким будет курс, решает рынок. При этом мы таргетируем инфляцию.
Мы видим, граждане уже привыкли, что курс может колебаться в обе стороны, и это абсолютно нормально. К тому же наблюдаем положительные движения в направлении отделения гражданами курсовых процессов от инфляционных. Конечно, они связаны, но по природе они объективно разные. Например, в декабре прошлого года и феврале текущего ожидания украинцев по инфляции ухудшились, а курсовые, наоборот, улучшились. В январе же наблюдалась противоположная ситуация.
Для нас, Национального банка как таргетера инфляции, инфляционные ожидания очень важны, они говорят о доверии регулятору. Если оно есть, то граждане и бизнес не ожидают каких-то непрогнозируемых инфляционных всплесков и могут уверенно планировать свои финансовые расходы.
Поскольку преобладающая часть населения и бизнеса получают доходы в гривне, для них, безусловно, важнее показатель инфляции. Именно поэтому наша задача в среднесрочной перспективе — получить инфляцию на уровне 5% +/-1 процентный пункт.
Вместе с тем для тех субъектов, для которых величина обменного курса по тем или иным причинам имеет значение, имеются инструменты хеджирования валютных рисков. Мы рекомендуем не брать на себя валютные риски и пользоваться инструментами их хеджирования, тогда не надо будет беспокоиться о курсе.
— По последним данным Национального банка, деловые ожидания реального сектора оптимистичны. Но вот с нами случился локдаун, и мы не уверены, что он закончится в сроки, определенные правительством. Насколько это повлияет на деловые ожидания и в целом на экономическую активность, и оценивали ли вы предварительно какие-то возможные потери?
— Влияние локдауна будет учтено в макропрогнозе, который сейчас наши профильные подразделения дорабатывают и который будет в середине апреля опубликован. Замечу только, что, когда мы оцениваем фактор карантина, надо учитывать два аспекта. Первый — карантинные мероприятия действуют на экономику неоднородно и почти не влияют на такие отрасли экономики, как промышленность и сельское хозяйство, но оказывают существенное влияние на сектор услуг, транспорт. Второй — экономика в значительной степени адаптировалась к карантинным мерам, даже в секторе услуг видим, что рестораны и кафе изменили свой формат и работают «на вынос».
Надеемся, что от текущего локдауна не будет такого разрушительного влияния, как во втором квартале 2020 года. В прошлом году локдаун было введен на всей территории Украины, текущий, надеемся, будет ограниченным. Дай Бог, чтобы наши люди оставались здоровыми и ответственно относились к своему здоровью.
Сейчас мы ожидаем, что локдаун в марте окажет довольно незначительное влияние на ВВП, меньшее, чем в январе. Рассматриваем несколько сценариев карантинных решений: от смягчения карантина уже в апреле до применения максимально жестких ограничений на протяжении всего второго квартала. Исходя из этого, влияние локдауна на годовой ВВП может измеряться от 0,1 процентного пункта до более чем одного процентного пункта. Окончательная оценка будет зависеть от фактических параметров.
Сейчас видим, что условия торговли для Украины в первом квартале лучше, чем ожидалось. Мы со своей стороны рассчитываем, что цены на товары, преобладающие в украинском экспорте, постепенно будут снижаться, но оставаться высокими, в то время как цены на энергоносители будут относительно стабильными. Дополнительный фактор — существует вероятность лучшего урожая, поскольку метеорологические условия были благоприятными зимой, а также была увеличена площадь посевов под озимые культуры. Это все будет учтено в макропрогнозе Национального банка.
— Юрий, с учетом всего этого, по вашим оценкам, курс гривни, заложенный в государственный бюджет, совпадет с реальным в этом году? И не будет ли у нас снова этих сезонных колебаний, потому что мы почти от них избавились, но мы же стремимся к идеалу, да?
— Заложенный курс — 29,1 гривни за доллар — это технический показатель прежде всего. Вспоминаю, в прошлом году у нас была масса запросов от журналистов, когда Минфин озвучил, что курс в бюджете был согласован с Нацбанком. Но мы этого не делали. Мы курс не согласовываем и не определяем. У нас действует режим плавающего курсообразования.
Поэтому заложенный в бюджете курс — это технический показатель. Он используется исключительно для того, чтобы получить представление о гривневом эквиваленте доходов и расходов, так или иначе связанных с инвалютой, — привлечение внешних займов, долговые платежи, другие отдельные налоги. Ни НБУ, ни правительство не имеют никаких обязательств по удержанию курса на каком-то определенном уровне. Даже если мы будем наблюдать ситуацию, что среднегодовой курс совпадет с заложенным в законе о бюджете, то это на 100% не будет результатом какой-то целенаправленной политики Национального банка.
— Вопрос в другом. Если вы будете видеть, что он не совпадает, то станете ли помогать Минфину, потому что от курса фактически зависит доходная часть бюджета?
— Хочу подчеркнуть еще раз, что у нас реализуется режим плавающего курсообразования, поэтому значение курса определяется исключительно динамикой спроса и предложения иностранной валюты на рынке. Мы не будем держать курс на уровне, предусмотренном в бюджете. Именно рынок генерирует спрос и предложение, а следовательно, и определяет курс.
Что касается курсовой сезонности. Курс — это один из показателей, отображающий состояние нашей экономики. Нашей экономике присуща высокая доля аграрного сектора, который носит сезонный характер, соответственно, при таких условиях и курсовая динамика не может не иметь отдельных признаков сезонности, и это нормально. Это, наверное, не то, от чего нужно пытаться избавиться. Нам это надо воспринимать как данность и с этим жить, работать.
— Или как сигнал, что нужно диверсифицировать экспорт.
— Хотелось бы. К сожалению, мы исходим из условий нашей реальности. Если в нашей экономике весомым является агропромышленный сектор, то наблюдаем сравнительно большее предложение валюты весной, когда аграрии используют валюту для проведения посевной, когда начинается реализация урожая. В зимний период повышается спрос на валюту вследствие закупки энергоносителей. Впрочем, довольно часто влияние сезонных факторов перекрывается влиянием других факторов. Это может быть и влияние нерезидентов, которое мы наблюдали в январе и первой половине февраля, может быть влияние карантинных мер, как это было весной прошлого года. Поэтому сезонность присуща, но на спрос и предложение наряду с фактором сезонности также могут влиять и другие факторы.
— Кстати, о влиянии «нерезов». Что сейчас происходит со спросом нерезидентов? При установлении, определении ключевой ставки НБУ учитывает потом в целом ситуацию на рынке ОВГЗ и спрос?
— Мы наблюдали повышение спроса нерезидентов начиная с декабря прошлого года. Он сохранился в январе и первой половине февраля. Как влияют нерезиденты на валютный рынок? Если они хотят купить облигации внутреннего госзайма на украинском рынке, то должны конвертировать валюту в гривню и, соответственно, наоборот, если выходят, происходит конвертация, и это влияет на курс. Поэтому их активность на рынке ОВГЗ оказывает влияние на валютный рынок. Рост спроса на ОВГЗ может влиять на увеличение предложения на валютном рынке. Однако во многих случаях это влияние не является решающим, и рынок порой сам может решать и сам двигаться в сторону сбалансирования, уравновешивания.
Если мы говорим о ситуации в январе-феврале текущего года, то, несмотря на то, что произошло некоторое повышение активности на рынке ОВГЗ, активности нерезидентов, рынок в основном находился в сбалансированном состоянии, а частота наших интервенций заметно уменьшилась. Это связано с тем, что, несмотря на активность на рынке нерезидентов, ряд факторов действовали в обратном направлении. Так, предложение валюты со стороны нерезидентов увеличивалось, но сохранялись и спрос со стороны импортеров потребительских товаров, и сезонная активизация автодилеров.
— Понятно, что увеличение предложения создает для Национального банка возможность пополнять резервы. Но вы все равно не выходите и не скупаете все, что можете, потому что смотрите еще и на спрос на валюту от других участников. Правильно я понимаю?
— Да, безусловно. Мы смотрим комплексно, как формируются спрос и предложение. Исходя из этого, принимаем наши тактические решения: либо будем выходить, либо не будем, либо будем действовать для пополнения наших резервов или для сглаживания колебаний.
— У вас есть какой-то план на год по пополнению резервов? Или какие-то индикативы, когда вам надо осуществлять интервенции при любых обстоятельствах?
— В целом наша стратегия, принятая в конце прошлого года, определяет три задачи для валютных интервенций: сглаживание функционирования валютного рынка, накопление валютных резервов и поддержание трансмиссии ключевой процентной ставки как основного инструмента денежно-кредитной политики. Де-факто на сегодняшний день НБУ осуществляет интервенции исключительно для решения первых двух задач.
Что касается вашего вопроса, есть ли у нас план по интервенциям. Нет, у нас нет каких-то целевых ориентиров, сколько мы должны покупать, продавать. Мы принимаем решение, мониторя ситуацию на валютном рынке. Если видим, что происходят какие-то чрезмерные колебания, то выходим и соответственно наращиваем наши резервы. С начала года чистая покупка валюты Национальным банком составила 220,5 миллиона долларов. Мы покупали, когда видели, что покупка необходима для сглаживания колебаний.
— А о связи ключевой ставки и спроса от нерезидентов? Учитываете ли вы это при определении ключевой ставки?
— Когда принимается решение по учетной ставке, анализируется комплекс показателей, в частности и спрос нерезидентов, — мы закладываем собственные предположения по бюджету, долговой политике правительства в свой макропрогноз. Но мы не ориентируемся на нужды правительства, принимая решение о ставке. Это решение принимается независимо и с учетом наших целей, в частности, для удержания низкой и стабильной инфляции.
— Юрий, по вашему мнению, с чем связан тот факт, что в период увеличения ставок по ОВГЗ Минфин начал предлагать более длинные облигации? Какова экономическая основа этих действий?
— Здесь логика простая: для финансирования бюджета 2020 года правительству надо было в ноябре-декабре привлечь значительный объем долгового финансирования, за короткий период времени, на внутреннем рынке. Вы знаете, что были вопросы по сотрудничеству с МВФ, мы не получили ни ресурсов от Всемирного банка, ни второго транша макрофина. И эти действия в ноябре-декабре не могли не сказаться на доходности ОВГЗ, которая увеличилась не только по длинным, но и по коротким выпускам.
Уровень долговой нагрузки на 2021 год весьма значителен, поэтому ограничение правительства на более краткосрочные ценные бумаги по объемам вполне логично. Потому что мы могли, решив проблему в прошлом году, уже в начале или середине 2021-го тушить очередной пожар.
— То есть фактически они избегали пиков выплат, да?
— Фактически такие действия правительства способствовали снижению рисков долговых выплат, и эта политика правильная. Правительство, считаю, в последнее время действует исключительно согласно рыночным принципам, и это плюс для Министерства финансов. Рыночными механизмами можно создать рынок государственных долговых обязательств, получить доверие инвесторов и сделать этот рынок ликвидным. Поэтому в данном случае мы считаем эффективным решение Минфина по долговым размещениям в начале этого года.
— На каком этапе сейчас развитие вторичного рынка ОВГЗ, и какова роль Национального банка в этом процессе?
— Это важная задача для нас, по этому вопросу у нас сейчас продолжаются консультации с международными экспертами. Вторичный рынок ОВГЗ — один из наиболее быстрорастущих и перспективных сегментов финансового рынка. Но его развитие требует скоординированных действий между Национальным банком, Минфином, Нацкомиссией по ценным бумагам и фондовому рынку.
Важен на данном этапе вопрос создания института маркетмейкерства для поддержки ликвидности этого рынка. Мы работаем над этим. Об этом я уже говорил с руководителем Комиссии по ценным бумагам, также ведутся переговоры с правительством. Вместе с тем подчеркну, что мы отбрасываем формат финансирования дефицита бюджета со стороны Национального банка.
— Изменилось ли что-либо в переговорах, когда сменилось руководство Комиссии?
— Один из центральных вопросов, начатый еще паном Хромаевым, — это подписание меморандума о развитии инфраструктуры фондового рынка между комиссией, USAID, ЕБРР, Американской торговой палатой, Минфином. Сначала они не предполагали, что подписантом будет и НБУ. Но мы выступили с инициативой присоединиться к этому меморандуму, потому что мы значительные игроки в инфраструктуре рынка и хотим способствовать его развитию в будущем.
В первые недели работы пана Магомедова мы сфокусировались на этом. Сегодня президент подписал указ о назначении новых членов Комиссии, поэтому я думаю, что ему удастся уже полноценно начать реализовывать свои планы. Для нас на первом этапе важно определиться, как мы двигаемся дальше. Хорошо, что в Комиссии остался членом пан Либанов, который был основным драйвером закона о деривативах, он разбирается в инфраструктуре, в этих вопросах, думаю, что мы наше сотрудничество продолжим.
— Юрий, как воспринимается НБУ идея отменить препятствия для покупки банками валютных облигаций внешнего госзайма?
— Мы этот вопрос сейчас начали обсуждать с Минфином. Он весьма сложный, откровенно вам скажу, чтобы дать простой ответ: разрешать или не разрешать. На самом деле уже сейчас украинские банки могут покупать облигации внешзайма, но только на внутреннем рынке и если их контрагентом является резидент. Соответственно, эти операции ограничены. В идеальной ситуации ко всем валютным обязательствам одного эмитента, правительства в этом случае, следовало бы установить одинаковый уровень доступа для всех участников рынка, как нерезидентов, так и резидентов, как банков, так и не банков и т.п.
— То есть какие-то общие условия для всех?
— При таких условиях рынок мог бы сформировать самую объективную цену. В стратегической перспективе мы могли бы получить наиболее привлекательные условия для наших валютных заимствований. Улучшить валютную ликвидность. Поэтому, по моему мнению, в контексте осуществления либерализации на валютном рынке, обеспечения свободного движения капитала в ближайшей перспективе о снятии этих ограничений важно дискутировать.
Но тут возникает вопрос, который мы дискутируем изнутри: какое наиболее оптимальное время для их снятия? Мы понимаем, что меры по либерализации окажут положительный эффект в долгосрочной перспективе, но в краткосрочной может быть некоторый негатив. На сегодняшний день как альтернативу украинские банки имеют возможность покупать облигации внутреннего государственного займа в инвалюте. Если мы позволим банкам покупать облигации внешзайма на внешних рынках, это приведет к уменьшению их спроса на ОВГЗ в инвалюте. Потому что доходность по облигациям внешзайма довольно часто бывает лучшей, а рынок этих инструментов более ликвидным, более глубоким по сравнению с валютными ОВГЗ. Как следствие, в краткосрочной перспективе это может иметь неблагоприятные последствия для правительства, с точки зрения оперативного финансирования бюджетного дефицита, который сейчас остается весьма высоким.
Более того, если банки получат разрешение на покупку валютных облигаций внешзайма, то они смогут предлагать своим клиентам более привлекательные ставки по валютным депозитам. А это не то, чего мы хотим, с учетом политики дедолларизации. Поэтому мы продолжим обсуждать этот вопрос.
— То есть будете ожидать макростабильности и улучшения бюджетной политики. Это как в ваших общих критериях валютной либерализации: НБУ принимает решение об очередных послаблениях с учетом текущей экономической ситуации. Но Украина — страна, где текущая экономическая ситуация может годами не улучшаться.
— Если банкам разрешить облигации внешзайма, то может уменьшиться спрос на валютные ОВГЗ, и будут проблемы с финансированием бюджета. Это комплексная дискуссия прежде всего между нами и Министерством финансов. Мы ее продолжим.
— Какой у вас временной ориентир? Когда вы планируете прийти хоть к какой-то совместной позиции?
— Наш приоритет — не откладывать этот вопрос в долгий ящик. Думаю, на протяжении следующих нескольких месяцев мы выйдем с Министерством финансов с совместной позицией.
— Юрий, последний макрообзор говорит, что развитие кредитования не особенно ускорилось. Новые требования определения кредитных рисков помогут, по вашему мнению, как-то сдвинуть этот вопрос?
— Требования к оценке кредитного риска, установленные Национальным банком, отвечают лучшим международным практикам. Первая и самая важная задача для банков — проводить надлежащую оценку кредитных рисков. Банки, имплементируя эти подходы, не должны допускать ситуаций, когда кредит выдается компаниям без активов да еще с залогом ненадлежащего качества. Эти подходы должны обезопасить нас от ситуации, которая, к сожалению, наблюдалась до 2015 года.
Мы побуждаем банки при расчете кредитного риска использовать классические финансовые коэффициенты для оценки долговой нагрузки, платежеспособности заемщиков. Безусловно, и заемщики должны становиться более прозрачными, должны внедрять практики финансовой отчетности. Это в комплексе позволит увеличить шансы бизнеса получить кредиты, и, с другой стороны, работа в «тени» автоматически снижает шансы бизнеса на получение кредита. Банки могут на упрощенной основе уже сейчас оценивать небольшие кредиты для микропредприятий и ФЛП. Мы со своей стороны понимаем, как работает этот сегмент, и не устанавливаем жестких требований.
— И там, кстати, есть рост. Это единственный сегмент, где есть рост кредитования.
— Да, там есть рост за прошлый год. Но я бы сказал так: сложности с получением кредита редко когда связаны с реляциями Национального банка. После кризиса банки сами изменили подходы к оценке риска, они стали более осторожными, более консервативными, и во многих случаях отказ банков от кредитования новых клиентов — это отражение их собственных кредитных политик.
— По вашим оценкам и ощущениям, спрос на продукцию украинских компаний на внутреннем и внешнем рынках в целом достаточный для того, чтобы они могли гарантировать возврат займов банкам? Возможно, проблема не в качестве заемщиков, а в спросе на их продукцию?
— Если говорить о конъюнктуре на мировых рынках, в 2020 году профицит текущего счета был одним из наибольших в истории — 4% ВВП.
— Но там были некоторые «нетипичные» факторы.
— Было значительное сужение дефицита торговли товарами, в частности за счет весьма незначительного снижения украинского экспорта на 2%. Сырьевой характер нашего экспорта сыграл нам на руку. Спрос на продовольственные товары оставался стабильным. Быстрое восстановление Китая формировало высокий спрос на сырье для металлургического производства. Вместе с тем наблюдалось более стремительное сокращение импорта товаров по сравнению с экспортом, на 14,5%, из-за снижения прежде всего мировых цен на энергоносители в первой половине года и существенного сужения внутреннего спроса. Рост цен в конце года оказывал минимальное влияние на импорт, в частности, из-за низких закупок энергетических товаров в условиях высоких запасов, накопленных в предыдущие периоды. Поэтому в целом за год условия торговли были для нас объективно благоприятными.
— То есть все же дело не в спросе, а в качестве самого бизнеса?
— Наверное. Мы видим, что цены на мировых товарных рынках оказались выше, чем предполагалось в нашем январском прогнозе. Сейчас же наблюдаем рост цен на сталь. Вы знаете, что происходит с подсолнечным маслом. Высокие цены на руду, пшеницу, кукурузу. Индекс изменения мировых цен на товары, преобладающие в украинском эксперте, находится на восьмилетнем максимуме. И качественных заемщиков с хорошими долговыми показателями и хорошей кредитной историей хотят кредитовать все.
— Но таких заемщиков немного.
— Однако других не советуют кредитовать ни наши регуляции, ни здравые бизнес-подходы. До коронакризиса ситуация улучшалась, доля убыточных предприятий существенно снижалась. Все больше компаний, и это позитив, понимают, что в условиях прозрачного ведения бизнеса намного легче привлечь кредитора или инвестора. К сожалению, коронакризис ударил по многим отраслям. Государство помогло и подставило плечо, работает программа «5–7–9%», малый бизнес смог получить новое финансирование по низким ставкам, в условиях компенсации ставок или рефинансировать старые долги. Правительство внедряет также программу портфельных гарантий, да и НБУ со своей стороны побуждает коммерческие банки проводить своевременную реструктуризацию заемщиков, пострадавших от коронакризиса, чтобы смягчить негативный эффект карантина.
— Кстати, как вы относитесь к инициативе запретить в рамках программы «5–7–9%» реструктуризацию? Там весьма высокий процент кредитов, предоставленных именно под эту опцию. Это, с одной стороны, даст больше денег новым заемщикам, а с другой — может ухудшить кредитные истории старых.
— Мы этот вопрос еще не обсуждали. Решение об изменении условий программы я бы принимал, исходя из финансовых возможностей Фонда развития предпринимательства. Если говорить о возможностях реструктуризации, то здесь хочется просто увидеть аргументацию, почему есть эта инициатива, какой эффект от нее. Экономия средств или какие-то другие факторы? Сейчас под эту программу подвязали еще ипотеки.
Есть «Украинская финансовая жилищная компания», созданная в конце прошлого года, она еще не получила финансовый ресурс, но он предусмотрен бюджетом. Компания получила недавно от нас лицензию, сейчас слово за Минфином по ее капитализации. До момента полноценного запуска этой финансовой жилищной компании было решено ввести инструмент компенсации ипотеки на базе Фонда развития предпринимательства, который сейчас выступает операционным менеджером в «5–7–9%». Не исключаю, что часть ресурса из этих 3 миллиардов гривен бюджета Фонда заберет на себя ипотека.
Вопрос комплексный. И тут надо смотреть на потребности бизнеса, что для него приоритет. Не думаю, что реальный сектор хотел бы отказаться от реструктуризации. Если есть финансовая возможность, то это направление следует продолжать.
— У нас сейчас есть очень ограниченное количество инвестиционных инструментов. И депозиты как-то хромают, а не скачут галопом. Планирует ли НБУ что-то с этим делать?
— Если мы говорим о конкуренции между депозитами и ОВГЗ, то сумма на банковских счетах населения объективно несравнима с вложениями физических лиц в ОВГЗ. Депозитов более 680 миллиардов гривен, во всех валютах, против около 15–16 миллиардов гривен вложений в ОВГЗ.
— Но ведь сектор ОВГЗ демонстрирует постоянный прирост, как и недвижимость — наш квазиинвестиционный инструмент.
— В прошлом году темпы прироста гривневых депозитов превышали 26%. На самом деле сейчас ОВГЗ привлекают внимание вкладчиков, которые ищут большую доходность. Я все же не считаю, что они смогут стать конкурентами депозитов. Мне кажется, что ОВГЗ — нишевый продукт, а банковские вклады — массовый, для всех. Здесь какой еще вопрос возникает — это вопрос налогообложения процентных доходов по вкладам. Налог делает банковские вклады финансово менее выгодными по сравнению с инвестициями в ОВГЗ, и НБУ предложил отменить налог на процентные доходы. Это позволит сократить разницу в доходности этих инструментов — ОВГЗ и депозитов для физических лиц.
— И что вам на ваше предложение отвечают?
— Классическая дискуссия в Минфине: отмена налогообложения будет иметь фискальное влияние, если я не ошибаюсь, где-то 4 миллиарда гривен на доходную часть, поэтому Министерству финансов надо нарабатывать компенсатор.
— Четыре миллиарда не критичная сумма для бюджета.
— Это объективно, с точки зрения доходной части, не что-то ультрабольшое. Обсуждаем возможности.
— Следующий вопрос, касающийся прироста депозитов, — это, конечно, повышение гарантированной суммы. На каком мы сейчас этапе?
— Скорость изменений и повышение гарантированной суммы зависят в первую очередь от скорости решения вопроса платежеспособности Фонда гарантирования вкладов физических лиц. У Фонда есть долг перед Минфином, и этот вопрос требует комплексного урегулирования. Провести реструктуризацию долгов перед Минфином и достичь положительного значения собственного капитала Фонд гарантирования должен до конца текущего года. Это, в частности, предусмотрено в меморандуме с МВФ.
Сейчас, насколько мне известно, фонд и Министерство финансов над этим работают, дискутируют. Результатом этих обсуждений должен стать проект закона, который, в частности, будет предусматривать урегулирование вопроса платежеспособности Фонда гарантирования и повышения гарантированной суммы. Это, мы считаем, должно происходить поэтапно. Целевой ориентир — 600 тысяч гривен. На него выйти одномоментно не удастся, сначала будет повышение до 400 тысяч.
— Взносы банков вырастут?
— Повышение гарантированной суммы не означает автоматическое увеличение отчислений в Фонд гарантирования. Вероятно, это, может, вообще не понадобится.
— То есть в принципе они готовы уже сейчас, вопрос только в платежеспособности Фонда?
— Да, центральный вопрос — платежеспособность. Второй вопрос, который также следует урегулировать на законодательному уровне, — это присоединение Ощадбанка к Фонду гарантирования. Они требуют комплексного решения.
— Это извечный вопрос.
— Это основное на сегодняшний день препятствие для продолжения сотрудничества между Ощадбанком и ЕБРР в процессе его вхождения в капитал банка. Однозначно этот вопрос надо решить и поставить точку.
Больше статей Юлии Самаевой читайте по ссылке.