Если война — это национальная трагедия, то демографический кризис, бушующий в Украине, — это национальная катастрофа. Это процесс медленного умирания нации, который по влиянию напоминает масштабную эпидемию, но действует медленнее и коварнее.
Происходящий в Украине процесс можно назвать Хeraino (от греческого xeros — сухой), или «высыхание». «Увядание» жизненного потенциала нации, ускоряющееся как вследствие выгорания страны во время полномасштабной войны, так и из-за токсичного характера действия ряда отечественных национальных элит, чья политика на протяжении десятилетий и привела Украину к этой катастрофе.
По состоянию на 1991 год население Украины достигало 52 миллиона человек, а сейчас сократилось, по разным оценкам, до 28 миллионов, или на 46%!
Конечно, здесь мы имеем дело с комбинацией разных факторов влияния, как объективных, так и субъективных.
К объективным факторам следует отнести специфику третьего демографического перехода — сокращение рождаемости и увеличение продолжительности жизни при этом.
Все страны Европы сейчас на стадии третьего демографического перехода, которому присущи старение населения и падение коэффициента фертильности ниже отметки 2,2 (количество рождений на одну женщину фертильного возраста). Показатель 2,2 — это минимальное значение для постоянного воспроизведения нации, и в европейских странах этот показатель неуклонно движется к единице, что является первым признаком депопуляции.
Сокращение фертильности имеет и цивилизационные предпосылки — постепенный отказ человечества от патриархальной модели семьи (прежде всего в развитых странах), эмансипация женщин, которые больше настроены на самореализацию, чем на деторождение.
Но если все страны с высокой фертильностью (преимущественно Азии и Африки) похожи между собой, то каждая страна в состоянии демографического кризиса «низкофертильна» по-своему.
Здесь можно рассмотреть такую пару стран, как Южная Корея и Украина.
У обеих стран похожий показатель фертильности — на уровне 0,7–0,8. Но если в Корее это следствие динамичного развития, трудоголизма и эмоционального выгорания, то в Украине это результат экономического кризиса и войны, а следовательно, постепенной потери положительного сценария будущего.
В 2024 году в Украине было зарегистрировано 495 тысяч умерших, что в 2,8 раза превысило количество родившихся — 176,6 тысячи.
По сравнению с 2023 годом количество родившихся сократилось на 5,7%, а количество умерших — на 0,2%.
За первое полугодие 2025-го, по данным Опендатабот, было зафиксировано 86 795 новорожденных и 249 002 умерших (см. табл.). «Сейчас на одного малыша приходится трое умерших, и эта ситуация неизменна на протяжении последних пяти лет… За десять лет рождаемость уменьшилась в 2,2 раза. Если в 2016-м в среднем в месяц рождалось 32 тысячи детей, то в этом году — всего 14 тысяч».
Если экстраполировать эти данные в годовом измерении, то получим следующий результат: по сравнению с 2016 годом отрицательный демографический прирост ухудшился с 107–130 тысяч человек в год до 320 тысяч, что объясняется как сокращением рождаемости, так и ростом смертности.
Третий демографический переход в условиях Украины имеет свою специфику: рождаемость падает, как в Европе, но смертность неуклонно приближается к параметрам Африки и Азии, прежде всего за счет непродолжительной жизни мужчин.
Как видим, указанные тенденции сформировались еще до полномасштабной войны. Если подсчитать влияние полномасштабной войны на уровень смертности в стране, то это 45–50 тысяч смертей в год.
Однако, кроме объективных факторов нашего демографического кризиса, есть и субъективный фактор. Численность населения в Евросоюзе, несмотря на низкие показатели фертильности, растет, и происходит это за счет притока мигрантов, в частности и украинских беженцев.
Впрочем, в Украине на фоне демографического кризиса еще до полномасштабной войны наблюдался отток населения в виде трудовых мигрантов (при почти отсутствии иммиграции из других стран), а с 2022 года этот показатель мультиплицирован в несколько раз за счет беженцев.
Сегодня совокупное сокращение численности населения в Украине составляет примерно 900 тысяч человек в год: 320 тысяч за счет превышения смертности над рождаемостью и 500–550 тысяч человек в виде нового потока беженцев.
Некоторые эксперты до сих пор рассчитывают на то, что после войны Украину ожидает какой-то мифический бэби-бум. Мол, были Голодомор, репрессии, войны, но нация восстанавливалась, возродится и сейчас.
Есть и другой взгляд: «А нужны ли вообще Украине люди в виде многочисленного населения? Теория Мальтуса говорит, что «чем меньше народа, тем больше кислорода», то есть сырьевая рента будет распределяться на меньшее количество жителей».
Но это не так.
Нас сейчас держит на плаву «демографический горб» УССР. Это украинцы в возрасте 30–34 года — самая многочисленная демографическая группа в 3,5 миллиона человек. Через 25–30 лет украинцы в возрасте 30–34 станут пенсионерами.
А наименьшая группа населения — это дети в возрасте от нуля до четырех лет, то есть именно та группа, которая будет держать демографическую пирамиду в ближайшие 50 лет. Ее численность всего лишь 1,5 миллиона человек.
То есть даже возврат женщин фертильного возраста из Европы в Украину не изменит базовый тренд, только снизит масштаб катастрофы.
Однако государство может амортизировать этот кризис во времени, формировать положительные стимулы роста численности населения, а главное — определить, может ли демографическая база, сложившаяся в Украине, поддерживать динамичные темпы экономического развития?
В экономической науке используется закон Оукена. Существуют разные числовые интерпретации описанной им зависимости между темпом роста ВВП и уровнем безработицы. Например, есть расчеты, что каждый новый процент в уровне безработицы — это минус 3% в постепенной динамике ВВП.
А что можно сказать об обратной зависимости? Обратной зависимости в виде «рост ВВП — сокращение безработицы»? Она работает по-иному: в случае роста ВВП на 1% уровень безработицы сокращается на 0,25% на протяжении временного интервала в три квартала.
Как эти показатели интерпретировать в украинских условиях? В случае динамичного восстановления экономики после войны Украине понадобятся люди в виде рабочей силы.
Рост ВВП на 30% на протяжении, например, пяти лет приведет к сокращению безработицы на 12%, при этом резерв экономически активного населения у нас составляет не более 10%. То есть мы уже сейчас в минусе, и эта ситуация только ухудшится.
Потенциально ситуацию могли бы изменить трудовые мигранты из самых бедных стран.
Если оценить показатели оплаты труда по данным Международной организации труда, то мы можем заинтересовать только работников государств, где трудовой доход на душу населения составляет менее 200 долл./месяц. Если не брать совсем экзотические и далекие от нас страны, то это могут быть Камбоджа, Сирия и ряд африканских стран, таких как Мозамбик, Конго, Чад.
Насколько выходцы из Африки смогли бы стать украинскими химиками, металлургами и ракетостроителями, сказать сложно. Дело здесь не в дискриминации, а в том, что африканские страны активно реализуют свои национальные промышленные политики, а излишек населения, не поглощенный этим процессом, выезжает на заработки в ЕС и США, как правило, в сектор услуг. Или мигрирует в высокоразвитые страны в поисках социальных выплат.
То есть демографический кризис — это кризис восстановления экономики после войны.
Кроме того, почти все современные модели экономического роста нацелены на внутренний платежеспособный спрос, то есть на существующий человеческий капитал, а новая индустриализация возможна лишь в странах с населением более 20 миллионов человек, ведь индустриализация, хоть и частично, также ориентируется на внутренний рынок сбыта.
Весомый и социальный фактор: после войны население в Украине составит примерно 25 миллионов человек, из которых 10 миллионов — это будут пенсионеры, 5 миллионов — дети и до 3 миллионов — инвалиды и ветераны. То есть на 7 миллионов экономически активного населения будет приходиться до 18 миллионов человек, нуждающихся в государственной поддержке. Условно говоря, на двух работающих — в среднем один ребенок, один-два пенсионера и на каждые две работающие семьи — один льготник. То есть без вливания примерно 5 миллионов экономически активных людей страну ожидает экономический и социальный коллапс.
А как же опыт таких стран, как Австралия или Монголия, со значительными площадями на фоне немногочисленного населения?
Если взять ту же Австралию, то увидим, что 40% территории этой страны не пригодны для проживания, 80% населения концентрируются в прибрежной полосе шириной 40 км, в основном на юго-востоке, огромные внутренние территории практически не заселены. То есть при наличии населения в 27 миллионов человек Австралия имеет приблизительно такую же площадь пригодных для растениеводства угодий, как и Украина, но при этом запасы полезных ископаемых намного больше.
Например, если до войны в Украине добывали 40 млн тонн железной руды, то в Австралии — 950 млн тонн. Одновременно эта страна является одним из крупнейших экспортеров природного газа. Австралии никто не угрожает, она полностью решила вопрос национальной безопасности и не нуждается в послевоенном восстановлении экономики.
Экспорт природных ресурсов из Австралии составляет до 200 млрд долл. (уголь, железная руда, золото, глинозем), а с учетом аграрной продукции (преимущественно животноводство на пастбище) — более 300 млрд долл.
Для сравнения: весь экспорт из Украины до войны составлял 68 млрд долл. (максимум в 2021 году).
То есть фактор сырьевой ренты в Австралии выше почти в 5–6 раз по сравнению с Украиной с учетом сокращения нашего экспортного потенциала во время войны.
То есть в Австралии модель Мальтуса работает за счет огромных природных ресурсов и низких расходов на оборону, а в Украине — нет.
Пример Монголии вообще нерелевантен. Эта страна тоже, как и Австралия, не тратит деньги на оборону (из-за провозглашенного нейтралитета), но, в отличие от нее, до сих пор является экономикой со средним и низким уровнем доходов, то есть ее пример не является положительным для активного наследования.
Именно поэтому для Украины больше подходит израильская демографическая модель.
В 1973 году, во время войны Судного дня и после войны на истощение, в Израиле проживали 3,3 миллиона человек. Сейчас — почти 9,4 миллиона, из них 74% — евреи. То есть рост почти втрое. Это является фундаментом национального выживания евреев в арабском море. На это направлены основные экономические стимулы и политика государства. Программы репатриации, алия или «восхождение на гору» с иврита.
А теперь вопрос: приехали бы в Израиль репатрианты, если бы там закрыли страну на железный занавес? Приехали бы евреи из СССР в Израиль, если бы он был такой же закрытой страной?
В одной из своих статей я написал, что главная победа в войне — цивилизационная. Главная политика — человекоцентричная. Тотальные методы войны в открытом информационном обществе не работают. Продолжительная моральная и правовая анестезия приводит только к деградации общества и власти. Длительное ограничение прав и свобод граждан ведет к разрушительным внутренним процессам и деструкции самого государства.
Будущее Украины в построении общества свободных людей и экономики свободных предпринимателей. Любые попытки построить в Украине закрытую ограничительную модель равнозначны цивилизационному поражению.
И помним, даже если мы все сделаем правильно и своевременно, демографический след кумулятивного влияния пандемии и войны будет преследовать нас до конца этого столетия. Но это должно еще больше мотивировать и побуждать нас к эффективным действиям по амортизации демографического кризиса, который становится самым большим вызовом существованию украинской нации за всю нашу историю.