Повесть о том, как поссорились глава Минздрава Максим Степанов с гендиректором ГП «Медзакупки Украины» Арсеном Жумадиловым, раздражала глаза и уши украинских граждан больше года.
Как и всегда, когда части единого организма начинают работать вразнобой, страдали при этом мы с вами, получая вместо жизненно важных медицинских препаратов, оборудования, костюмов биологической защиты для врачей и своевременных вакцин, очередной скандал с коррупционным привкусом.
В течение этого времени ZN.UA неоднократно обращалось к руководителю ГП «Медзакупки Украины» с просьбой дать интервью. Но Арсен Жумадилов выходил с публичными постами и заявлениями лишь в самые критические моменты, и интервью откладывал, опасаясь, что публичный честный разговор не пойдет на пользу профессиональному делу, а станет только поводом к очередной информационной «битве» с действующим тогда министром здравоохранения.
Руководителя Минздрава сменили. Новый министр Виктор Ляшко начал свое пребывание на должности, так сказать, довольно «ванильно» и пока демонстрирует готовность к совместной работе со всеми ключевыми институциями в пределах сферы здравоохранения. И разговор наконец состоялся.
О том, нужно ли вообще ГП «Медзакупки Украины»; какие закупки могут осуществляться централизованно, а какие — нет и почему; о ситуации с вакцинами в Украине и публикации информации, составляющей общественный интерес; а также о рабочих планах — в интервью ZN.UA с руководителем ГП «Медзакупки Украины» Арсеном Жумадиловым.
— Пан Арсен, новый министр пока демонстрирует открытость и готовность коммуницировать. Как с ГП «Медзакупки», так и с НСЗУ. Тональность сообщений Минздрава в соцсетях по поводу обеих институций изменилась. Вы уже встречались с Виктором Ляшко? Какие реперные точки в планах наметили? Как будете строить дальнейшие отношения?
— Да, у нас уже была встреча с вновь назначенным министром. Прошлись по всем проблемным вопросам, накопившимся за последний год нашей работы. Есть осторожный оптимизм, что мы действительно двинемся вперед. Это если говорить в целом.
В отношении конкретного, что может быть интересно для общества. Насколько я понял нового министра, он ориентирован на то, чтобы ключевые институции в рамках сферы здравоохранения имели общее видение нашего движения вперед, чтобы все действовали синхронно.
За последний год у нас не провели ни одного общего совещания под председательством Минздрава, на котором бы НСЗУ, ЦОЗ, ГП «Медзакупки Украины» скоординировали свои решения и действия. Например, у нас, вероятно, на пороге — новая волна ковида. Кто что делает? Какие ресурсы необходимы для того чтобы реагировать быстрее и результативнее? Чем мы можем друг другу помочь и так далее? Не было даже простой синхронизации. То есть по горизонтали, если есть связи, все коммуницировали. Но некоторых меняли. И с новыми руководителями таких горизонтальных связей, как выстроенные еще во времена Скалецкой и Супрун, уже не было.
Как вы знаете, Стратегии развития сферы здравоохранения с 2021 года и далее — нет. Срок действия предыдущей истек в 2020-м. В таких условиях в ГП «Медзакупки» запускался наблюдательный совет. Для нас это был повод, чтобы все же простратегировать. Стратегию развития на 2021–2023 годы мы разработали на основании собственного понимания того, куда мы должны двигаться как предприятие, являющееся одним из компонентов сферы здравоохранения. Но стратегических документов, на которые мы бы могли опираться для понимания, куда в целом движется сфера здравоохранения, не было. Например, все мы договариваемся и идем к тому, что в государстве приоритетом будет обеспечение доступа к инновационному лечению. В таком случае мы как закупочное агентство фокусируемся на работе с договорами управляемого доступа, создании условий для упрощения и ускорения регистрации инновационных лекарств под наши закупки и тому подобное.
Разбалансированность и выяснение отношений отбирали очень много ресурсов. Это было контрпродуктивно. Теперь это может прозвучать странно, но со своей стороны мы прилагали максимум усилий, чтобы все же двигаться в каком-то одном фарватере с предыдущим главой министерства. Не удалось. Ценностно мы были очень разные.
— С предыдущим руководителем у вас еще остались, так сказать, незакрытые гештальты. Имею в виду ваше заявление в НАБУ.
— Два.
— Тем более. Есть ли какая-то информация о том, как движутся дела? Ведь перед отставкой Максим Степанов заявлял, что, по неофициальной информации, дело о вакцинах завершено, никакого криминала найдено не было.
— У меня есть официальная информация, что производство по моему заявлению о совершении потенциально коррупционного правонарушения во время закупки вакцины НАБУ действительно закрыло. Фактам, ставшим известными в рамках следственных действий, дана, если сжато, такая оценка: несуразное поведение бывшего министра в декабре 2020-го в контексте закупки вакцины связано не с его коррупционным интересом, а со, скажем так, служебной халатностью. С тем, что министр формально отнесся ко всему процессу переговоров по закупке вакцин. В частности, к необходимости провести ряд переговоров с ключевыми производителями, сформировать конкурентную среду и найти несколько десятков поставщиков на высокой стадии готовности, а также понимание, что именно и в каких количествах надо Украине, чтобы на финальном этапе провести эффективные переговоры. В рамках производства следователи НАБУ допросили, в том числе, бывшее руководство МЗ, других вовлеченных лиц. По их убеждению, всю эту работу не провели. Поставщик «Лекхим», по их оценке, оказался самым настойчивым. Он был рядом и предложил свои услуги. Я могу соглашаться или нет, но такова оценка НАБУ. Во всяком случае, действительно, «служебная халатность» — не в рамках подследственности НАБУ.
Производство по моему заявлению об абсолютно слабой и неудачной закупке Минздравом костюмов биологической защиты, поданному весной 2020 года, продолжается. И по моей, в данном случае — уже неофициальной, информации, там есть вполне адекватные перспективы. Расследование продолжается.
— Есть мнение, что ГП «Медзакупки Украины» как структура вообще не должно существовать. Необходимые лекарственные препараты, например, должны закупать аптеки, а люди — получать их через программу реимбурсации. В том числе, если человек хочет какой-то другой вид препарата, — с доплатами 25 и 50%. Это — во-первых.
Во-вторых, централизованные госзакупки — это часто коррупционные риски, и государство должно их избегать. Например, недавно ГП «Медзакупки» приобрело автомобили для экстренки. Закупка автомобилей скорой медпомощи все время сопровождалась скандалами.
То же в отношении компьютерных томографов. Отдельный вопрос — нужны они были сейчас или нет. Вы говорите, что вам удалось закупить их дешевле, но есть мнение, что цена была на 20% выше рыночной.
— Это хороший вопрос. Целесообразность нашего предприятия и выполнения им возложенных на него функций еще в 2019–2020 годах, — первый вопрос, на который я искал ответ, как только возглавил «Медзакупки». Потому что первая задача была сугубо тактическая, операционная — перенять закупки международных организаций.
Есть закупки международных организаций, что было временным решением. Должно появиться состоятельное национальное агентство, которое начнет выполнять эту функцию. Это и есть ГП. Но это не ответ на вопрос, — а точно ли надо выполнять эту функцию, выполнять ли ее таким образом? Может, все эти лекарства, а точнее — их стоимость, включить в Программу медицинских гарантий (ПМГ), если это стационарное лечение, или действительно в реимбурсацию (если лечение амбулаторное и потребитель не нуждается в пребывании в учреждении здравоохранения)?
Ответ на этот вопрос, с одной стороны, очень простой, а с другой — нуждается в тщательном анализе. Если есть эффективный рынок по конкретному предмету закупки, то оснований для централизации такой закупки и проведению ее через государство — то ли Минздрав, то ли ГП (это уже понятие сдерживаний и противовесов), скорее всего, нет. По логике и концепции реформы, это должно передаваться или в ПМГ, или в реимбурсацию.
Номенклатура лекарственных средств и медицинских изделий, которые ежегодно закупаются государством по бюджетным программам, в прошлом году составляла полторы тысячи позиций. Теперь — немного меньше. У львиной доли этих лекарственных средств и медизделий есть оригинальные производители и генерики. Если это медизделия, то на рынке присутствуют даже несколько десятков как отечественных, так и зарубежных сертифицированных производителей. Смысла держать их в наших закупках нет. В нашей стратегии, которую мы презентуем новому наблюдательному совету, все это есть. Теперь мы работаем с коллегами из Минздрава, чтобы получить обратную связь и учесть их понимание.
Если существует эффективный рынок, то есть значительное количество поставщиков и потребителей; есть понятная информация; государство качественно урегулировало регистрацию, введение в оборот определенного лекарственного средства или медизделия, то нет смысла нам его закупать.
Но по ряду закупочных позиций мы наблюдаем монопольное положение участников рынка. Некоторых позиций вообще на рынке нет. Например, определенных инновационных препаратов, зарегистрированных в США всего 3–4 года назад, в следующем году — в ЕС, а у нас вообще незарегистрированных, но нужных. В таких случаях, собственно, должны вмешаться мы как стратегическое закупочное агентство. Чтобы задействовать специальные регуляторные режимы регистрации и заключения договоров. Это и договора управляемого доступа, и возможность использовать механизм среднесрочных обязательств в соответстии с бюджетным законодательством. С пониманием этих рынков, значительными объемами закупок и вот этими специальными инструментами мы можем получить по возможности более выгодные условия от поставщиков. И таким образом обеспечить доступ пациентов к необходимому лечению.
Пока позиция монопольная, пока нет свободной конкуренции, ценообразования, которое отражало бы спрос и предложение участников рынка, реально конкурирующих между собой, — такие позиции должны оставаться в централизованной закупке. Сколько их должно быть? Точно не полторы тысячи. Я буду считать, что мы приблизились к желаемой цифре, если через два-три года их останется, например, полторы сотни. Потому что все остальное должно быть передано в больницу. Они будут получать деньги от НСЗУ, чтобы обеспечить наличие препарата, за которым к ним обращаются пациенты. Если у них будут сложности с закупкой, больницы могут обратиться к нам сугубо за услугой — закупить. И мы такие услуги будем предоставлять как централизованная закупочная организация, если сейчас все же найдем понимание с Минфином в этом вопросе. Я на это надеюсь.
Поэтому, отвечая на ваш вопрос, нужно ли наше ГП, скажу: да, нужно. Но необходимо ли, чтобы оно делало закупки в таком объеме как сейчас? В товарном эквиваленте — нет. В денежном — скорее всего объемы даже будут большими. Если мы говорим, что хотим обеспечить доступ к качественному инновационному лекарству. А не к устаревшим, которые врачи уже два-три года пытаются своим пациентам не выписывать, и потом у нас хлопоты с передачей этих препаратов конечным приобретателям. Когда департаменты здравоохранения и больницы в регионах говорят: «У нас этого лекарственного средства на остатках столько, что мы не сможем его потребить до конца срока годности. Не передавайте нам его». Зачем же давали заявку? А давали ее полтора года назад, и на всякий случай. Вот эти процессы точно необходимо менять, и для этого нам точно нужна синхронизация с другими институциями в системе здравоохранения.
— Кстати, как быть с дорогостоящими препаратами, количественную потребность в которых не всегда можно просчитать на следующий год, а потом они списываются, как сейчас, например, это происходит с препаратами от гепатита С?
— Я не знаю о ситуации с гепатитом С доподлинно, — мы не закупаем товары по этому направлению, поэтому не могу ее прокомментировать. Но похожая ситуация сложилась на некоторых других направлениях, на которых мы осуществляем закупки. Здесь мы должны концептуально перейти от так называемой push-модели, когда мы что-то привозим, а потом это надо кому-то куда-то обязательно передать, к pull-модели, когда мы настраиваем (в том числе автоматизируем) процессы заказа лекарства от больниц на нас, от нас — на производителей. С такой моделью мы будем иметь мониторинг, формирование и выполнение заказов на постоянной и гибкой основе, а не удовлетворение потребности больниц раз в год, а то и раз в несколько лет.
Например, сейчас некоторые международные организации только начинают свои доставки закупок 2020 года. А мы уже запустили закупки 2021-го и доставили 74 процента закупленных в 2020 году товаров. Вероятно, наши поставки в 2021 году придут одновременно с поставками международников за 2020 год. И это точно будет проблемой. Потому что существующие сейчас дефициты покрываются за счет денег из кармана пациента, чтобы не прерывать терапию. А уже скоро одновременно приедет заказ двух лет. Эта модель не соответствует ни логике, ни букве медицинской реформы, которая отошла от территориального и перешла к гибкому принципу: есть больница, есть ее контракт, есть пациенты, лечащиеся в ней. В закупках лекарств мы еще находимся в прошлом веке. То есть больницы подают свои потребности на департаменты здравоохранения, те агрегируют региональную потребность и передают ее в Минздрав, который агрегирует потребность на национальном уровне и передает нам. Классическая модель территориальной привязки, где на любом из этапов могут быть допущены механические, человеческие ошибки.
Наши предложения, которые, в том числе, отражены в нашей стратегии, состоят в том, чтобы административные звенья вынести за скобки операционного процесса. То есть Минздрав, департаменты будут оставаться в контексте мониторинга и контроля, бюджетного планирования, а информация, необходимая этим инстанциям для выполнения своих функций, им будет предоставляться. Но функционально должна быть прямая связь между больницей, предоставляющей медицинские услуги и медпомощь, — с одной стороны, и нами — с другой. Эти процессы должны быть настроены и оцифрованы. Это не так сложно. Здесь нужны минимальные изменения в законодательном плане, налаживание операционных процессов и соответствующий IT-продукт для их автоматизации и минимизации человеческого фактора. Над ним мы уже работаем.
— Как у вас проходит процедура привлечения кандидатов на участие в торгах? Поскольку есть мнение, что вы проводите недостаточную работу в этом направлении.
— Что недостаточно информируем — принимается. Здесь никогда не может быть достаточно. Если есть какие-то предложения по дополнительному информированию, мы готовы их реализовать.
Если речь идет о закупке согласно Закону о публичных закупках, то это четко регламентировано и происходит прежде всего и большей частью в системе ProZorro. Всем потенциально заинтересованным поставщикам, если у них есть соответствующие CPV-коды, по которым они уже реализуют свои товары в системе, автоматически сообщается о запуске той или иной закупки. Вдобавок к этому мы размещаем соответствующую информацию на нашем веб-сайте и распространяем через официальные каналы в соцсетях.
Если речь идет о ковидной закупке, мы так же обращались к площадкам на ProZorro, чтобы они сообщали о запуске той или иной закупки. Обычно информацию получали несколько тысяч поставщиков на одну закупку. А еще — мы рассылали запросы на коммерческое предложение всем поставщикам, в чьих отчетах о заключенных договорах в системе ProZorro видели, что по этой позиции у них была какая-то реализация. Также максимально информировали на собственных информационных площадках.
Но если мы что-то пропускаем, какой-то еще инструмент, то готовы об этом говорить и совершенствовать.
— Однажды я просматривала объявленные вами закупки и увидела, что есть много тендеров, отмененных из-за недостаточного количества участников.
— На самом деле это закупочная стратегия по монопозициям, в отношении которых нет достаточных технических правовых оснований сразу идти в переговорную процедуру. Условно говоря, есть некоторые монопозиции. Это товары, которые производятся только одним производителем в мире и не имеют альтернатив, других зарегистрированных лекарственных средств в мире нет. Это означает, что на тендере априори не может быть двух участников, только один — собственно производитель. По таким позициям необходимо проводить переговорную процедуру закупки. В то же время контролирующие органы достаточно критически относятся к переговорной процедуре, даже когда для нее есть все реальные основания. Когда же ты идешь в переговорную процедуру на основании двух отмененных открытых торгов, то таких вопросов не возникает. В 95 процентах случаев это наше абсолютно сознательное действие. Мы понимаем, что торги будут отменены, но идем на это, чтобы не нарушать законодательство в сфере публичных закупок. В действительности оно тоже нуждается в доработках и новшествах. Но это уже техническая дискуссия.
— Объясните, пожалуйста, читателям, что происходило с Наблюдательным советом, конкурсный отбор которого прошел накануне отставки предыдущего министра и приказ о чем на прошлой неделе был отменен Виктором Ляшко.
— Бывший министр Степанов, так сказать, сам себя перехитрил. Наблюдательный совет как составляющая эффективного управления — это и следующее звено нашего организационного роста и развития, о создании которого мы говорили еще около двух лет назад. Это требование, в том числе было заложено в некоторых международных обязательствах Украины перед зарубежными партнерами. Бывший министр под давлением необходимости его образовать запустил соответствующий процесс отбора независимых членов Наблюдательного совета. Но так его затянул, так хотел убедиться, что люди, вошедшие в него, будут, скажем так, неслучайные, что за это время, а именно в феврале 2021-го, мы успели отчитаться о 2020 годе. И, согласно финотчетности, стоимость наших активов на конец 2020 года составляла более двух миллиардов гривен. А это означает, что мы попадаем в разряд предприятий, которые определяются как особо важные для экономики и где создание наблюдательных советов регулируется другой процедурой. Основным субъектом их создания становится так называемый номинационный комитет по назначению членов наблюдательных советов при Кабмине. Минэкономики и, собственно, Кабмин, а не Минздрав, образовывают такой наблюдательный совет в обязательном порядке, согласно постановлению КМУ №142. То есть изменилась процедура, изменились основания, но министр Степанов все еще находился в предыдущей парадигме.
Надеюсь, в новом Наблюдательном совете мы увидим людей, которые действительно готовы делиться своими профессиональными возможностями и экспертизой.
— Давайте о вакцинах. Виктор Ляшко от лица системы обязался сделать 10 миллионов прививок, но пока вакцин в стране для этого недостаточно. Недавно была завезена первая партия Pfizer, закупленная за государственные средства через международное агентство Crown. Но вокруг закупки вакцин, да и в целом вакцинации, уже накопилась критическая масса скандалов, и в обществе есть большое и очень часто обоснованное недоверие. Условие Crown о неразглашении деталей контракта восстановлению доверия не содействует. Виктор Ляшко заявлял, что будет привлекать к закупкам ГП «Медзакупки». Пока вы закупили только одну вакцину — китайскую CoronаVac, и это тоже было со скандалами. Вы уже обсуждали с новым министром этот вопрос? Будете ли вы привлечены? И каким образом?
— Этот вопрос мы действительно обсудили. Что касается CoronаVac, с нашей стороны, — и этот договор является публичным в системе ProZorro, — применяются соответствующие санкции к контрагенту в части несвоевременных поставок. И наш контрагент точно заинтересован в том, чтобы выполнить свои обязательства как можно скорее.
— Кстати, «Лекхим» выплатил пеню за срыв сроков поставки?
— Нет. Мы уже подали иск о взыскании соответствующих средств в госбюджет в судебном порядке. Но важно другое. То, что «Лекхим» и, соответственно, их контрагенты тоже, я надеюсь, понимают и чувствуют, что должны как можно скорее выполнить обязательства перед украинским государством.
На сегодняшний день в стране физически есть немногим более одного миллиона 700 тысяч доз вакцины CoronаVac, которые нами уже частично приняты, а частично находятся на лабконтроле. Соответственно, мы надеемся, что контракт ориентировочно будет закрыт в середине или конце июня. Но это не снимает претензий к нашему контрагенту в части несвоевременного выполнения поставок по договору, о чем я уже упоминал.
Что касается выполнения договоров, заключенных одной из международных организаций с поставщиками или производителями, то мне о них неизвестно. Как неизвестно и широкой публике. Эти договора действительно выведены из-под действия Закона о публичных закупках, в том числе из-под действия другого законодательства, которое применяется в части публикации таких договоров.
Я разговаривал с министром о том, планирует ли он все же приобщить нас к закупке вакцин от ковида за средства бюджета то ли в текущем году, то ли в следующие периоды. Разговор был такой: сейчас все то, что уже передано на одну из международных организаций, будет выполняться ею, потому что пересмотр формальных и неформальных договоренностей займет время. А будущие закупки (мы понимаем: есть вероятность, что вакцинация — не разовая акция, и, возможно, мы будем проходить через нее каждый сезон) будут переданы нам. По крайней мере министр это будет рассматривать.
Если на том этапе у производителей будет оставаться требование конфиденциальности цены, то, скорее всего, министерство совместно с профильным комитетом ВР будет инициировать изменения в законодательство в части вывода из-под обязанности публикации заключенного договора. Это будет касаться именно договоров на закупку вакцины против ковида. Чтобы мы могли их заключать и публиковать, например, весь договор, кроме пунктов, к которым есть требования конфиденциальности от контрагента. Обычно это цена за единицу и сумма договора. Но во всех других аспектах договор будет публичным. Это лучше, чем ничего. Например, будет доступным количество, дата заключения договора, вероятно, ответственность сторон в случае несвоевременной поставки и тому подобное. То есть все то, что и на сегодняшний день, в принципе, должно было быть в публичном доступе. Хотя бы для того чтобы мы точно понимали, заключены ли договора на весь объявленный объем, или это предыдущие соглашения. Всю информацию, которая не является конфиденциальной (в части условия о сроках пригодности при поставке) со стороны производителей и контрагентов, все же следует публиковать, потому что это представляет значительный общественный интерес. Мы в этом действительно заинтересованы, поскольку это по меньшей мере вопрос нашего здоровья, а также ответственности перед налогоплательщиками, за чьи средства все это покупается.
— Известно, что «Лекхим» заключал сделку с Sinovac на пять миллионов доз вакцины. Из них всего 1,913 миллиона доз назначались государству. Знаете ли вы судьбу второй, большей части партии CoronаVac?
— Хороший вопрос. Не знаю. Насколько я понимаю, есть два варианта развития событий. Если у «Лекхим» действительно есть договоренности на пять миллионов доз, то вторую часть они или предложат украинскому государству — то ли в лице Госзакупок, то ли в лице международных организаций, чтобы это была государственная закупка для выполнения плана вакцинации. Или — опять же, если такие договоренности между «Лекхимом» и Sinovac существуют, — если украинское государство со своей стороны не проявит интереса к этой вакцине, теоретически я бы не исключал, что она может абсолютно легальным образом появиться на рынке. И, таким образом, те люди, которые не подпадают под определение приоритетных групп, вакцинирующихся в первую очередь, получат рыночный доступ к этой вакцине. По моему мнению, оба варианта приемлемы. Поскольку у нас до сих пор ощущается недостаток вакцин, я бы рассмотрел возможность закупки CoronаVac. Эта вакцина безопасная и достаточно эффективная, чтобы платить за нее соответствующие средства.
— Совместного совещания под председательством Минздрава, насколько я поняла, еще не было. Но, думаю, какие-то планы и мечты у вас уже есть. Чего вы хотите?
— Прежде всего — адекватного честного профессионального разговора со всеми заинтересованными сторонами о наших общих приоритетах, общего плана действий, понимания ответственности каждого субъекта в его рамках и командной работы. Это не ядерная физика. Это не так уж и сложно. Это требует доброй воли. И из того, что я видел, она у нового руководства Минздрава есть.
Также это требует определенного уровня профессиональности со стороны тех, кто вовлечен в этот процесс. Надеюсь, что конкурс на должность главы НСЗУ состоится результативно, и у нас будет руководитель, который действительно будет чувствовать ответственность за эту правительственную институцию, потому что она все же ключевая во всей этой мозаике. Руководителя, с которым мы сможем построить нормальное качественное взаимодействие. Этого очень не хватало в течение последнего года. У нас есть предложения и понимание того, на чем мы должны сфокусироваться, а остальное — передать в ПМГ на реимбурсацию. У нас есть наше понимание того, как мы должны лучше выстроить логистику. И есть абсолютно конкретные инициативы, например, по реорганизации некоторых малоэффективных предприятий в сфере ведения Минздрава, чтобы выполнять задачу эффективнее и экономнее для налогоплательщиков. Также уже есть наработки по диджитализации, автоматизации этих процессов и тому подобном. Но все это — уже инструментарий. Главное — чтобы мы понимали, какие у нас общие приоритеты; что это совместная работа, и мы выполняем ее ради того, чтобы украинские пациенты не были в том положении, в котором они находятся сегодня, когда, приходя в больницу, человек понимает, что его права сведены буквально к нулю. С одной стороны. А с другой, — когда врачи недовольны, и их демонизируют или, наоборот, делают героями историй жертвоприношения за семь тысяч гривен в месяц. На самом деле врач должен получать справедливую зарплату за свою работу, и без подобных историй о жертвоприношении он бы обошелся.
Уже не говоря о нашей государственной способности выполнять социально важные функции, которая должна быть усилена и в институционном смысле, и в смысле процессов, которые мы развиваем. Потому что наша крайне слабая и некачественная реакция на ковид — признак того, что эта система у нас не просто разбалансирована. Она не выстроена до такой степени, чтобы в ней могли проявиться способности, которыми владеют системы здравоохранения Израиля, США и других стран. Этого хотелось бы — нормального, честного профессионального разговора. Без каких-либо карт в рукаве.
— То есть у вас есть ожидания, что с новым руководителем это произойдет?
— Есть ожидание. Оно небезосновательно. Как я сказал, у нас состоялась продолжительная встреча. Поэтому есть оптимизм.
Больше статей Аллы Котляр читайте по ссылке.