Вот уже год ожидание полномасштабной торговой войны Вашингтона и Пекина является одним из важнейших факторов мировой экономики.
Фондовые рынки и цены на ключевые ресурсы, планы масштабных инвестиций и торговые соглашения - влияние конфликта ощутимо во всех без исключения аспектах экономической жизни. Но не менее важные последствия столкновение интересов двух крупнейших экономик мира имеет в политическом плане. Противоречия между США и КНР углубляются, противостояние становится все более непримиримым, и это заставляет многие страны мира задумываться о том, по какую сторону воздвигаемых баррикад им следует оказаться. Ведь если торговая война все-таки разразится, сохранить нейтралитет в ней будет очень тяжело, - силой загонять партнеров в лагерь своих союзников готовы и Вашингтон, и Пекин.
Проблема выбора стороны в конфликте стоит даже перед Европейским Союзом. Казалось бы, при размере экономики, сопоставимом с американской и китайской, европейцы имеют достаточно сил, чтобы действовать исключительно в своих интересах. Вот только жесткая позиция Дональда Трампа и растущая увлеченность Вашингтона экстерриториальными санкциями - когда следовать односторонним американским решениям требуют от третьих стран, как будто эти решения имеют обязательный международный характер - оставляет европейцам все меньше места для маневра.
Да и Пекин, который раньше в любых спорах с США считал совершенно достаточным нейтралитет европейцев, теперь ждет политических дивидендов от своих инвестиций в Старом Свете.
Позиция ЕС действительно важна и для противоборствующих сторон, и для конфликта в целом. Евросоюз является крупнейшим торговым партнером для США, и вторым - для КНР. К тому же, европейцам понятна как американская позиция в противостоянии (дисбаланс в торговле с КНР у ЕС тоже высок, больше 200 млрд долл. против американских 500 млрд), так и китайская (Трамп обвинял в несправедливых условиях торговли и европейцев, против ЕС также были введены новые пошлины, и Брюсселю пришлось вести непростые переговоры с Вашингтоном, как сейчас это приходится делать Пекину).
Прежде всего, стоит определиться с тем, какие сценарии поведения ЕС в американо-китайской войне существуют в принципе. Их лишь два - оставаться нейтральной стороной, которая будет продолжать торговать с обеими сторонами как ни в чем не бывало; и встать в конфликте на сторону США. Единый с американцами фронт выглядит естественно. Европейцы в целом разделяют американские претензии к Пекину. Их также беспокоят препятствия, которые Пекин создал для иностранных компаний, желающих выйти на внутренний рынок КНР. Европейцы давно критикуют политику государственных субсидий, которые получают китайские компании (а также тот факт, что субсидии зачастую прямо нарушают обязательства, взятые Пекином при вступлении в ВТО). И систематические нарушения в области защиты интеллектуальной собственности бьют по европейским компаниям не меньше, чем по американским.
Не нужно сбрасывать со счетов демократические принципы и ценности, в защиту которых США и ЕС часто выступают в равной степени. Европа нередко критикует нарушения прав человека, преследования инакомыслящих и нарушения демократических норм в Китае, эти вопросы поднимают лидеры европейских стран в переговорах с китайскими коллегами (пусть и делают это осторожно и ограниченно). Да даже в стратегии ЕС в отношении Китая соответствующие задачи прописаны четко и недвусмысленно. И в этом смысле американцы по-прежнему остаются для ЕС естественным союзником, совместные с которым действия против КНР выглядят естественно. Наконец, за право не участвовать в драке придется побороться, - если под санкции против китайцев попадут их европейские партнеры, Брюсселю придется вводить встречные меры, чтобы убедить Вашингтон отступить. Кажется более простым - избежать склоки с давним союзником и поддержать его в справедливых требованиях к партнеру, но не союзнику.
И все же, для европейцев эта война - чужая.
В ЕС не разделяют в этом противостоянии еще одну важную для американцев цель - ограничить китайские инвестиции в США, прежде всего, поставив для них барьер в высокотехнологичных отраслях. Когда речь заходит об информационной войне, китайцы уверенно занимают второе место после России в списке угроз национальной безопасности США. Уже несколько лет Вашингтон последовательно ограничивает, зачастую полностью отказывает китайским производителям в доступе к государственным закупкам телекоммуникационного оборудования и программного обеспечения. Рассматривать такие меры в отрыве от торговой войны не следует, - это части одной политики. К тому же, Вашингтон стремится устранить конкурента и укрепить позиции американских производителей на емких и перспективных рынках. Показательна история с преследованием китайского Huawei, в которой переплелись шпионские скандал и борьба за долю американского и мирового рынков смартфонов.
Но если для США сегодня китайские инвестиции - скорее зло, то в Европе дело обстоит совершенно иначе. Тут есть страны, где денег из Пекина опасаются, но чаще всего приход китайских инвесторов приветствуют, да что там - ждут с нетерпением. Значительный рост китайских инвестиций в ЕС начался лишь недавно: в 2014 г. они удвоились по сравнению с предыдущим годом (почти 15 млрд долл. против 6 млрд), в 2016-м снова произошло удвоение (37 млрд долл. против 20 млрд в 2015-м). Сегодня на ЕС приходится почти четверть все китайских инвестиций. Но это еще не вся история. Китайские инвестиции неравномерно распределены и по странам, и по отраслям. Наибольшее внимание китайцы уделяют югу Европы и странам ЦВЕ, охотнее инвестируют в сектор телекоммуникаций и в инфраструктуру (особенно в портовую). Концентрация инвестиций делает их еще более влиятельным фактором в экономике отдельных стран Евросоюза. И хотя в Еврокомиссии не устают говорить о необходимости лучше контролировать приток денег из Китая, в Европе и близко нет опасений перед ними, сравнимых с американскими.
Европа пострадает от торговой войны США и КНР при любом сценарии, - ведь зависимость европейской экономики от экспорта высока, и замедление мировой торговли неизбежно ударит по экономике ЕС. Но при "ограниченных боевых действиях" для некоторых секторов европейской экономики могут открыться новые возможности. И европейцы, и американцы имеют схожую структуру экспорта в КНР: это, прежде всего, продукция машиностроения и авиастроения, химической промышленности, медицинское оборудование, автомобили. Если китайские контрсанкции закроют рынок для американских товаров, нишу могут занять европейцы (исходя из озвученных сторонами конфликта пакетов взаимных санкций, потенциальные выигрыши для европейцев могут составить до 35 млрд долл.). Да и на американском рынке европейцы смогут отчасти заменить китайских производителей, которые попадут под санкции. Прежде всего, такое возможно на рынках полупроводников, металлопродукции, комплектующих для автомобильной промышленности. Тут потенциальные выигрыши могут быть еще выше - до 70 млрд долл. Но необходимым условием будет нейтралитет европейцев в противостоянии Вашингтона и Пекина: в условиях торговой войны у европейцев должен оставаться свободный доступ к рынкам обеих сторон при нынешнем уровне таможенных пошлин.
Наконец, страны ЕС отталкивает явная политизация Вашингтоном нынешнего противостояния с КНР. Разумеется, политическая составляющая в торговых отношениях двух стран - не новость. Права человека, отношения с Тайванем и другими соседями КНР американцы использовали как инструмент давления каждый раз, когда вели с Пекином переговоры по экономическим вопросам. Но сейчас проблема вышла на новый уровень, - в Вашингтоне все чаще говорят о глобальном противостоянии с Китаем и, похоже, решили, что время разрешить противоречия в борьбе уже пришло. Расширение круга противоречий между двумя странами началось еще при администрации Барака Обамы, а при Трампе достигло угрожающих масштабов. Если избежать торговой войны не удастся, она практически наверняка станет частью глобального политического конфликта между США и КНР.
Такой сценарий не может устраивать Евросоюз. Собственных противоречий с Китаем у европейцев намного меньше, разве что проблема Южно-Китайского моря, через которое транспортируют немалые объемы грузов в интересах стран ЕС. Да, здесь можно вспомнить о том, что у некоторых европейских стран претензий к КНР немало: Великобритания действительно вовлечена в региональные политические процессы в Азии значительно больше своих союзников в ЕС, для Лондона проблемы китайско-индийских отношений, Мьянмы или Сингапура очень важны, да и союзные отношения с США крепче и глубже, чем у многих европейцев. Но Лондон такой в ЕС один, да и оставаться ему там уже совсем недолго (и да, в этом смысле Брекзит окажет влияние даже на американо-китайский конфликт). Однако для ЕС в целом предмета для политического противостояния с КНР действительно нет. А ведь если европейцы присоединятся к США в торговой войне с Пекином, им придется взять на себя все бремя политической составляющей противостояния.
Насколько в ЕС не хотят политизации собственных отношений с Пекином, легко увидеть на примере оружейного эмбарго - пожалуй, самой "политической" истории в отношениях Евросоюза и Китая. Политическое решение об отказе от поставок вооружений и военной продукции Пекину европейцы приняли в далеком 1989 г. в ответ на разгон китайскими властями демонстрации на центральной пекинской площади Тяньаньмэнь. И это решение - по мнению многих, явный анахронизм - продолжает действовать до сих пор. Чем не пример твердости европейцев, их преданности демократическим ценностям и уважения моральных принципов в политике? Вот только при ближайшем рассмотрении оружейное эмбарго больше начинает напоминать пример половинчатости политики ЕС и отсутствия единства в объединении. Действительно, решение остается в силе. Его уже пару раз пытались отменить, в последний раз это случилось в 2003–2004 гг. Тогда вероятность успеха была высокой, ведь европейцы хотели получить свою часть китайского рынка военных закупок. Но Франции и Германии не удалось добиться положительного решения. США оказали значительное давление на европейских партнеров, а британская позиция гарантировала, что решение не будет отменено ни в коем случае (ведь для этого нужен был консенсус). Позиция Вашингтона и Лондона остается неизменной до сих пор, поэтому в Евросоюзе пока не возвращались к вопросу об отмене эмбарго.
Вот только примирились европейцы с таким положением вещей не из уважения к мнению меньшинства. Эмбарго с самого начала по-разному трактовалось участниками объединения, а характер решения (это была политическая декларация, а не детализированный документ, четко определяющий условия выполнения эмбарго) им в этом не мешал. Так, Франция исходила их того, что ограничения касаются только летального оружия, и не прекращала заниматься поставками иного военного оборудования в Китай. Так же поступали Испания, Италия и ряд других стран. Принципиальная позиция Швеции или Великобритании, придерживающихся полного эмбарго, была, таким образом, личным делом этих стран. В лучшие годы объем военных поставок из ЕС в КНР составлял до 150–200 млн долл. Да, это немного на фоне российских объемов, но говорить о полном эмбарго точно не приходится. Да и попытки снять эмбарго полностью оставили, скорее, из соображений конъюнктуры рынка: к середине 2000-х Китай значительно нарастил собственные объемы производства вооружений и уменьшил закупки за рубежом. А упор на закупки технологий (которые европейцы не всегда охотно поставляют даже индийским партнерам, что уж говорить о потенциальном противнике Запада) и вовсе сделал снятие эмбарго не таким уж и важным делом, - ведь речь теперь шла о более чем скромном куше, не о миллиардах долларов, а лишь о десятках, в лучшем случае сотнях миллионов. О сумме, сравнимой с объемами тех продаж вооружений Китаю, которые ЕС уже осуществлял в условиях эмбарго.
Этот урок доказывает одно: абсолютным фактом для Евросоюза в отношениях с КНР является лишь его значимость в качестве главного экономического партнера. И лишь по этому вопросу в объединении существует консенсус. А вот достичь согласия по любому другому вопросу практически невозможно, по крайней мере быстро. Пока европейцы будут искать приемлемое решение, нынешнее противостояние так или иначе завершится. Значит, торговая война Вашингтона и Пекина будет оставаться танцем для двоих, и ЕС останется пусть заинтересованным, но лишь наблюдателем.