На многотрудном пути Лондона к окончательному выходу из Европейского Союза постоянные свары и конфликты стали обыденностью и потому зачастую привлекают лишь умеренное внимание СМИ и публики. Однако и в этой рутине время от времени случаются по-настоящему опасные и потому значительные события, которые могут вызвать последствия, сопоставимые по масштабу с самим Брекзитом. К таким, без сомнения, относятся отношения Лондона с «малыми столицами» Объединенного королевства — Эдинбургом, Белфастом и Кардиффом. Ведь в обострениях, случающихся между центром и региональными правительствами, решается судьба единства Великобритании. После нескольких десятилетий расширения автономии регионов, их власти обладают достаточным потенциалом для отстаивания своих интересов, а в случае провала диалога с Лондоном и достаточной решимостью — для того, чтобы угрожать выходом из общего государства.
Из трех регионов (не считая Англии, у которой и собственного правительства нет, да и Британию там воспринимают как естественное продолжение английской территории) активнее всего о независимости говорит Шотландия. В 2014 году здесь уже проводили референдум об отделении (который проиграли), но с тех пор решимости бороться за независимость меньше не стало. Именно поэтому конфликт, который спровоцировал предложенный британским кабинетом Бориса Джонсона закон о внутреннем рынке, в плоскость вопроса о целостности Великобритании вышел пока лишь в Шотландии.
Спору нет, правительство Джонсона с этим законопроектом оттоптало мозоли очень многим. Закон должен решить вопросы управления, контроля и регламентирования британского рынка. Часть этих вопросов возникла в сферах, ранее относившихся к полномочиям Евросоюза. Другие являются, по словам Джонсона, «уточнениями не до конца конкретизированных моментов, необходимыми для избегания негативных последствий для субъектов рынка». Вот только практически все заинтересованные стороны восприняли документ как попытку Лондона изменить уже согласованные ранее условия, притом согласованные как в международном договоре, каковым является соглашение с ЕС о выходе, так и во внутреннем законодательстве, где определено распределение сфер ответственности центральных и региональных властей.
О своем негативном отношении к законопроекту высказались практически все вовлеченные в активный процесс Брекзита международные и британские институты. Евросоюз высказался о неприемлемости пересмотра соглашения о выходе (британское правительство в новом законе собирается самостоятельно определять перечень товаров, подлежащих обложению таможенными пошлинами при вывозе в ЕС, что прямо противоречит соглашению, согласно которому эту роль должна выполнять совместная комиссия Брюсселя и Лондона). Правительство Северной Ирландии посчитало стремления Джонсона самостоятельно решать судьбу ирландской границы прямой угрозой статус-кво региона, что может привести к возобновлению вооруженного противостояния в Ольстере. Недовольство желанием Лондона забрать себе регулирующие функции Брюсселя (как считают в регионах, за их счет) высказали в Уэльсе.
Но никто из упомянутых игроков не отреагировал так остро и кардинально, как Эдинбург. Все прочие настроены критично, но градус озабоченности в их высказываниях дает ясно понять: стороны настроены на переговоры, пусть даже сложные, но сходу отбрасывать вариант поиска обоюдовыгодного решения не станут. Шаги Шотландии не вписываются в такой сценарий, и о компромиссе, кажется, здесь не думают. Недовольство неравноправным, пренебрегающим интересами регионов законопроектом тут сразу вызвало наиболее жесткий ответ — призыв к проведению нового референдума о независимости. Почему же Шотландия фактически «объявляет войну» Лондону?
Тому есть несколько существенных причин. Прежде всего, в абсолютных цифрах Шотландия может пострадать от новых правил больше других. Ведь и размер ее экономики побольше Уэльса и Северной Ирландии, и объемы торговли с ЕС высоки. Если Джонсону удастся решить вопрос в свою пользу, контроль над этой торговлей для правительства Шотландии станет заметно меньшим, чем во времена членства Британии в ЕС.
Так, в законе прописано, что стандарты качества продукции будут определяться регионами, однако если такие стандарты будут отличаться в разных частях страны, последнее слово окажется за Лондоном. Центральное правительство сможет заставить правительства регионов пустить продукцию, не соответствующую стандартам последних, на свой рынок (чтобы сохранить единство рынка Великобритании, говорят авторы закона). Проблема не только (и даже не столько) в том, что центральное правительство будет иметь полномочия выше, чем у регионов. Проблема в том, что правила игры становятся непрозрачными (в ЕС были четко прописанные стандарты, а в предложенном британским правительством варианте окончательный стандарт фактически будет определяться отдельно в каждом конкретном случае, и нельзя сказать заранее, каким образом), а формальные полномочия правительств регионов могут по сути в любой момент ставиться под сомнение. Для региона, где автономность собственных органов управления — давнее и ценимое достижение, такой ход Лондона выглядит оскорбительным.
Кроме того, действия Лондона ставят под сомнение успешное оформление экономических отношений с Евросоюзом. Глава Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен прямо заявила, что попытки пересмотреть соглашение о выходе из ЕС (а как уже отмечалось выше, в Брюсселе именно так воспринимают британский законопроект) существенно затруднит работу над соглашением о свободной торговле между Великобританией и Евросоюзом, возможно, даже сорвет его подписание в обозримом будущем. В Шотландии референдум 2016 года дал отличные от общих британских результаты (заметное большинство шотландцев высказалось за членство в ЕС) и основные аргументы здесь имели социально-экономический характер. Отчасти смирились шотландцы с Брекзитом лишь при условии сохранения торгово-экономических связей с континентом. Джонсон сегодня ставит эти связи под угрозу, что в глазах Эдинбурга разрушает суть достигнутого ранее компромисса.
Шотландия, со своей стороны, в этом компромиссе обязалась не «раскачивать лодку» и не ставить единство Британии под вопрос. Раз Лондон подрывает основу компромисса, то и Эдинбургу более не нужно следовать ему. Кстати, этот аспект раскрывается в еще большей мере, если посмотреть на кабинет Джонсона как на ревизионистов в более широком смысле. Ведь если Лондон сегодня «нарушает закон» (в частности пытаясь в одностороннем порядке переписать международные договоренности), то и от остальных ожидать другого не стоит. Такой взгляд опрокидывает аргумент Джонсона о невозможности нового референдума в Шотландии лишь потому, что «британская традиция не предполагает проведение таких эпохальных опросов общественного мнения чаще чем раз в поколение».
И, наконец, есть еще один важный фактор, стоящий за жесткой позицией Эдинбурга. Брекзит действительно всколыхнул Шотландию едва ли не больше всех регионов Британии, сделав местный автономизм более радикальным и непримиримым. Поэтому в регионе сейчас не просто стало больше сторонников независимости, чем несколько лет назад (такую динамику фиксируют все опросы в последние годы). Стало заметно больше шотландских националистов, которые продвигают идею независимости любой ценой. В последние месяцы их мнение оформилось в предложение референдума «по-каталонски», явочным порядком, без согласия Лондона.
Первый министр Шотландии Никола Стерджен очевидно не хочет стать шотландским Карлесом Пучдемоном и потому стремится не выходить за рамки конституционной процедуры. Жесткость ее высказываний не должна вводить в заблуждение: Стерджен использует радикалов в качестве инструмента давления на Лондон, но, при этом она не допускает возможности самой пойти дорогой радикалов и выйти за рамки британского законодательства. Но для того, чтобы пройти между всеми опасностями, Стерджен должна действовать быстро: если ей не удастся в ближайшее время обеспечить решение проблем региона тем или иным способом, ее политическая карьера завершиться. А на место Стерджен придут, скорее всего, более радикальные сторонники независимости.
Шотландский кейс доказывает, что Брекзит для Британии не закончился. И Лондону придется еще не раз платить по его счетам.