Китай пытается заполнить нишу в мировом лидерстве, пока в США продолжается политическое межсезонье, связанное со сменой президента, а остальные ведущие страны борются с пандемией коронавируса. Неспособность главного соперника и критика КНР быстро справиться с эпидемией и возглавить общемировые процессы, связанные с преодолением ее последствий, стала шансом для Пекина. Шансом задать свой тон развитию постковидного мира, пока США отошли от традиционной роли гаранта порядка.
Успех Китая в борьбе с коронавирусом дал резкий импульс росту патриотизма внутри страны и активной популяризации управленческой модели страны вне ее границ, подпитываемых местными средствами массовой информации и официальной дипломатией. Китайская власть, попавшая под шквал критики со стороны мирового сообщества из-за обвинения в несвоевременном информировании о появлении коронавируса, попыталась реабилитировать испорченный имидж не только активной «медицинской дипломатией», но и жесткой реакцией своих дипломатов, получившей название «война волков».
Во время выступления на Генеральной ассамблее ООН в сентябре нынешнего года лидер КНР Си Цзиньпинь подчеркнул преданность страны мирному развитию, в который раз подтвердив часто употребляемую официальную риторику Пекина, что его страна никогда не применяла силу против других. В то же время Китай не упускает возможность упрекнуть западные государства за годы «национального унижения», вызванные развязанными ими Опиумными войнами и навязанными «несправедливыми договорами», в течение 175 лет не позволявшими реализовывать идею возрождения нации. Поэтому свое нынешнее агрессивное поведение официальный Пекин объясняет тем, что страна «никогда больше не будет терпеть издевательств со стороны какой-либо нации».
Осторожность и сдержанность Китая в проявлении региональных и глобальных амбиций на международной арене завершились с началом инициативы Экономического пояса Шелкового пути и Морского шелкового пути ХХІ в., которые в 2014 году слились в «Один пояс, один путь», направленный на переформатирование Евразии под потребности Китая. И хотя Пекин подчеркивал экономическую составляющую проекта, как показало время, кроме экономических преимуществ он был нацелен также на повышение геополитического влияния и расширение возможностей в сфере глобального управления и системы международных отношений.
Правда, еще несколько лет назад западные аналитики главным местом разворачивания борьбы за лидерство между США и КНР рассматривали Азиатско-Тихоокеанский регион, принимая во внимание активную милитаризацию Китая и развитие военной инфраструктуры на искусственно созданных островах, а также территориальные претензии в водах Южно-Китайского и Восточно-Китайского морей. Речь шла о том, что Пекин хочет ослабить роль США в своем регионе, где сконцентрированы его ключевые интересы, а глобальные амбиции отложить на отдаленное будущее.
Но история страны свидетельствует, что китайцы не просто хотят быть великим государством: они считают, что заслуживают этого. И если в древние времена править «всем под Небесами» им не давали географические расстояния, то в эпоху глобализации амбиции Китая становятся вполне реальными.
Политика Дональда Трампа, направленная на нивелирование значимости международных институтов и многосторонней дипломатии, открыла Пекину возможность заполнить вакуум, оставленный Вашингтоном (США за это время вышли из ВОЗ, Парижского климатического соглашения, Совета по правам человека ООН, Агентства ООН по помощи и труду), и продемонстрировать готовность встать в центре международных процессов. Но отсутствие опыта такой координации помешало объединению международных усилий в борьбе с пандемией и преодолении ее последствий, которых ожидало мировое сообщество и не взяли на себя Соединенные Штаты.
Официальный Пекин отчитывается, что с начала эпидемии направил 36 групп медицинских экспертов в 34 страны, оказал противоэпидемическую помощь 150 государствам и 9 международным организациям, присоединился к инициативе COVAX — глобальному механизму под эгидой ВОЗ по обеспечению доступности и справедливого распределения вакцин (куда США не вступили), сделал дополнительный взнос в бюджет ВОЗ на фоне приостановления Соединенными Штатами финансирования, покрывавшего 15% бюджета организации. Но эти усилия время от времени нивелировались разговорами о том, что Китай становится главным выгодополучателем пандемии. Ведь медицинская дипломатия работает на улучшение имиджа Поднебесной, подпорченного обвинениями Трампа в распространении вируса, а быстрое восстановление промышленности делает страну главным экспортером медицинских изделий.
Кстати, китайская промышленность действительно смогла восстановиться в довольно сжатые сроки, как и экономика в целом. По данным статистического бюро, промышленное производство КНР в ноябре выросло на 7% против прошлого года, и это высший показатель за более чем два года. ВВП страны в третьем квартале текущего года вырос на 4,9%, а в целом за первые три квартала экономика прибавляет 0,7% по сравнению с аналогичным показателем прошлого года.
Китаю удалось превратить кризис в возможности, хотя и с определенным корректированием собственной стратегии развития. В недавно сформулированном пятилетнем плане на 2021–2025 годы и досрочных целях на 2035 год предложена новая концепция развития, получившая название «двойная циркуляция», — модель развития с внутренним и международным циклами. Речь идет о приоритетной ориентации на внутреннее производство и потребление, дополненное внешней торговлей и инвестициями. При этом власть страны подчеркивает намерение содействовать восстановлению мировой экономики путем открытости, инноваций, инклюзивности, экологического развития и поддержки свободной торговли. Кстати, в прошлом месяце Китай стал одной из пятнадцати азиатских стран, подписавших соглашение о Всестороннем региональном экономическом партнерстве — самой крупной в мире зоне свободной торговли.
Почти сразу после этого Си Цзиньпинь объявил о желании присоединиться к Всеобъемлющему и прогрессивному Транстихоокеанскому партнерству. Намерение Пекина стать частью блока, который в свое время рассматривался как проект администрации Обамы, направленный на сбалансирование влияния Китая, породил предположение, что таким образом Поднебесная пытается получить не только торговые и экономические выгоды, но и еще один рычаг влияния в регионе.
Активность КНР на международной арене от официальной дипломатии перешла в руки лично Си Цзиньпиня. Осень ознаменовалась так называемой Си-дипломатией (Генассамблея ООН, саммиты «большой двадцатки», АТЭС, ШОС, БРИКС), через которую лидер страны предложил 23 важных инициативы, предложения и меры по координации борьбы с COVID-19, с экономическим и социальным аспектами развития сотрудничества, для формирования постпандемического международного порядка и укрепления глобального экономического управления.
С попытками Китая (пока США заняты внутренними проблемами) взять на себя главную роль в формировании постпандемического мира становится очевидно, что лидерство с китайскими чертами будет иметь отличающийся от обычного для всех вид. Кое-что из этого уже начинает настораживать. Возвращаясь к историческим истокам китайской цивилизации, надо признать, что выстроенный Поднебесной миропорядок с собственными правилами и нормами базировался на принципе китайского преимущества и признании этого преимущества всеми другими. И хотя Си Цзиньпинь утверждает, что его страна «никогда не будет стремиться к гегемонии или расширению сферы влияния», Китай уже неоднократно демонстрировал, что не будет терпеть если кто-то возьмется обжаловать его власть или правила.
В этом недавно убедилась Австралия, попавшая в немилость к Пекину из-за призыва провести международное расследование возникновения COVID-19 и найти ответственного за распространение болезни по всему миру. В ответ КНР ввела запрет на экспорт многих сырьевых продуктов (среди которых уголь, мед, сахар), повысила до 212% пошлины на австралийские вина, ограничила поставки баранины. Некоторые из этих запретов Австралия уже начала обжаловать в ВТО, но торговыми спорами напряжение между странами не ограничилось.
В ноябре посольство Китая в Австралии обнародовало список из 14 пунктов претензий по широкому кругу вопросов, которые Канберра должна откорректировать, если хочет восстановить свои отношения с ведущим торговым партнером, несмотря на то, что отдельные из них содержали элементы, которые можно расценить как вмешательство во внутренние дела государства. Но апогеем в отношениях между двумя странами стало размещение пресс-секретарем китайского МИД в Твиттере смонтированного изображения австралийского солдата, приставившего нож к горлу афганского ребенка. Это вызвало особое негодование австралийской власти, принимая во внимание особую чувствительность темы.
Демонстрация мышц в адрес Австралии не только показала соседним странам, какой может быть реакция Пекина в ответ на действия, расцененные его властью как антикитайские, но и поднимает завесу над некоторыми элементами глобального лидерства с китайскими признаками. И эти элементы становятся еще более выразительными, если лидерство не уравновешивается и не сталкивается с более сильным сопротивлением.
Больше статей Наталии Бутырской читайте по ссылке.