В экспертных кругах Запада бытует мнение, что в предыдущей холодной войне с Советским Союзом США победили благодаря преимуществам технологического развития. СССР смог первым запустить спутник и космонавта, но до Луны так и не долетел. Коммерциализация космических технологий в начале 1960-х дала старт технологическому буму в США, а СССР ограничился производством баллистических ракет. Архитектура первых ЭВМ, разработанных в Киеве, была не хуже, если не лучше западных образцов, но миниатюризация привела к появлению персональных компьютеров в США, СССР же мог похвастаться самыми большими микрокалькуляторами в мире. Потом СССР почил навеки, а в США появились его величество Интернет, Apple и iPhone. Титаны ІТ-мира вышли на первые позиции в мировых рейтингах крупнейших корпораций, оставив далеко позади нефтяных гигантов, и это произошло еще задолго до пандемии. COVID-19 сделал их полубогами.
И когда другие мощные компании со значительным количеством потребителей, такие как транспортные и торговые, несли невиданные убытки, суммарные прибыли пяти крупнейших технологических корпораций мира — Apple, Microsoft, Amazon, Aplphabet и Facebook — выросли на 20%, до 1,1 трлн долл. Их рыночная капитализация увеличилась вдвое — до невероятной цифры в 8 трлн долл. На 20 февраля 2021 года рыночная капитализация Apple Inc. составляла 2,18 трлн долл. Для сравнения: это втрое больше, чем ВВП Турции или Саудовской Аравии, немного меньше, чем ВВП Франции, и чуть больше, чем ВВП Италии. ВВП РФ — 1,4 трлн долл. Не удивительно, что самые богатые люди планеты — хай-тековцы Илон Маск и Джефф Безос. В прошлом, ковидном, году их состояния росли невиданными темпами. Только Amazon должен был увеличить количество своих работников на 500 тысяч.
В то же время остается открытым вопрос стабильности прошлогодних тенденций. В ковидном году роль и место технологий в жизни обычных землян и многих компаний росли несоразмерно. Дистанционная работа, онлайн-обучение и развлечения, которые раньше были только одними из доступных сервисов, сейчас стали основными. С этой точки зрения, рост рыночной капитализации сервис-провайдеров свидетельствует, скорее, о растерянности инвесторов, которые сугубо ситуационно не видят лучших вложений, чем в акции хай-тека. Авторитетные эксперты прогнозируют, что мыльные пузыри хай-тека неконтролируемо растут, как и цена биткоина, но усиливается и тревога, что рано или поздно эти пузыри лопнут под собственным давлением, и ничем не обеспеченная ликвидность уничтожит и рынок, и доллар вместе с ним.
Причиной этого может стать не только возврат мировой экономики к «нормальному» функционированию, когда производственные активы, в частности в области биотехнологических продуктов или новейших энергогенерирующих мощностей, снова будут расти в цене. Дело в том, что у США появился конкурент, и он довольно специфически относится к правилам Уолл-стрит. Этот конкурент — Китай. В отличие от США, в течение последних 20 лет КНР так интенсивно инвестировала в исследования и разработки, что ее доля в глобальных затратах на развитие технологий с 2000 года увеличилась почти в пять раз и сейчас составляет четверть мирового объема.
Коммунистическая партия Китая поставила инновации в центр государственной политики КНР, а сейчас, в условиях обострения отношений со США, Китай определил высшим приоритетом достижение технологической автономии, а со временем — и преимущества. В свое время, в 1980-х годах, Дэн Сяопин пригласил из Японии менеджеров и компании открывать производства в Поднебесной и учить китайцев корпоративной культуре. В 2000 году ВВП Японии вчетверо превышал ВВП КНР, в 2010 году они сравнялись, сейчас Китай втрое опережает своих бывших менторов. Пекин пригласил на работу сотни бывших работников корейской Samsung и тайванской TSMC, чтобы перепрыгнуть годы в развитии производственной базы чипов и современного технологического оборудования.
Наблюдение за китайским чудом, анализ успешных кейсов других стран и попытка выявить ключевые элементы успеха приводят к довольно неожидаемому выводу. Одним из важнейших условий технологического скачка является сильная роль государства. Капитализм и бизнес движутся в фарватере.
У Министерства обороны США с момента его основания в 1947 году был серьезный исследовательский бюджет. Национальный фонд исследований США был образован в 1950 году, НАСА — в 1957-м. Потом появилась мистическая DARPA, а со временем — и сеть национальных лабораторий. Мало кто знает, что бюджет на исследования Министерства энергетики США — второй после бюджета Пентагона, и это десятки миллиардов долларов. Законы, принятые в 1960-х годах, четкая и эффективная государственная политика по коммерциализации технологий предоставили и продолжают предоставлять доступ гражданскому сектору к космическим технологиям НАСА и оборонным изобретениям, разработанным DARPA. Кремниевая долина и инновационная экосистема университета Калифорнии — родом из тех времен.
Важно подчеркнуть, что в течение последних 50–60 лет именно через государственные фонды и в частно-государственном партнерстве в США финансировалось множество направлений фундаментальных исследований. Это то, чего не будут делать частные компании, как не будут содержать они инфекционные больницы и разрабатывать вакцины против вирусов, пандемии которых возникают раз в сто лет. Это дело государства. Ни один технологический гигант не в состоянии охватить все важные направления инноваций, каждый концентрируется на сохранении лидирующих позиций в своем секторе. Государственные, академические и экспертные структуры, правильно организованные, делают это значительно эффективнее.
В 1964 году, когда и начинался современный технологический бум, США тратили свыше 1,8% ВВП на исследования и разработки, и результат был достигнут. Частный сектор капитализировал на внедрении изобретений в практическую жизнь, и такие сейчас обычные вещи, как GPS, подушки безопасности в авто, литиевые аккумуляторы, тачскрины и распознавание голоса и лиц, были разработаны со временем на основе инвестиций правительственных агентств. Но «победа» над СССР сыграла свою негативную роль: уже в 1994 году расходы на инновации упали вдвое. Компании стали концентрироваться на технологиях дня сегодняшнего, искать сугубо организационные решения для поддержки конкурентоспособности. Отсюда инвестиции в Китай и Индию, где более дешевая рабочая сила и емкий маркет создавали почти идеальную площадку для роста. Отвечала ли подобная тактика интересам государства? Прошлый год показал, что нет. В условиях, когда только правительство могло организовать противоэпидемическую защиту населения, оказалось, что интересы бизнеса вывели из США производство критических материалов для медицины, оборудования и препаратов, а инфраструктура системы медицинских учреждений не приспособлена к пандемиям.
Аналогичная ситуация возникла с системами связи 5G. Мировой лидер Huawei получил, по экспертным подсчетам, до 75 млрд долл. от китайского правительства в виде разных финансовых инструментов для того, чтобы стать лицом КНР. Сегодня правительство Китая создает Ali-baba, Tencent, SenceTime и другим технологическим лидерам все условия для успешной конкуренции с американскими гигантами. Цель — достижение лидерских позиций как минимум в паритете со США. То есть речь идет уже не о рыночных состязаниях между основными мировыми силами, а о конкуренции государственных политик, гонке за лидерство в искусственном интеллекте, тех производственных и социальных моделях, которые придут вместе с новым технологическим укладом.
Джо Байден, осознавая, что США могут лишиться технологических преимуществ, уже провозгласил об инвестициях на сумму 300 млрд долл. в технологический сектор. Япония намерена вложить 96 млрд долл. в университетскую науку (именно фундаментальные исследования являются слабым местом КНР, хотя и в этом секторе китайцы быстро идут вперед). Япония, Китай, США и Южная Корея все еще сохраняют лидерство в получении патентов (для сравнения: разрыв между четвертым местом, которое занимает Корея, и пятым местом Германии — три раза). И Китай уже в два раза опережает США по количеству поданных патентов. Можно с уверенностью утверждать, что именно сильная государственная политика, концентрация усилий на важнейших направлениях, создание благоприятных условий для деловой активности и внедрение результатов исследований в практику — составляющие китайского успеха. Сегодня — это биотехнологии, и Китай делает все для повышения уровня лабораторий, особенно с учетом фактического эмбарго на трансфер технологий, наложенного правительством США. Наибольший рынок технологий Big Data и электромобилей — также КНР, и это тоже государственная политика.
Уже нет никаких сомнений, что в ближайшие годы развернется жесткое противостояние, и прежде всего на уровне государственных политик, за технологическое лидерство. В свое время Япония обменивала передачу технологий на получение доступа на рынок КНР. В результате значительное количество производств переместилось именно туда. Из 123 случаев утечки технологий, зарегистрированных службой безопасности корпорации Samsung в течение последних лет, 83 касаются Китая. В регионе Юго-Восточной Азии никто не отказывается от сотрудничества с КНР, как не делают этого и компании США. Но никто больше не хочет создавать себе конкурентов, как это было в течение 40 лет подъема Китая. Политика Дэн Сяопина подошла к своему концу, как и растаяли иллюзии по поводу возможной трансформации политической системы КНР под влиянием глобализации. То, что следует за этим, подозрительно напоминает холодную технологическую войну, в которой или выиграет, или проиграет все человечество.