22 июля Генеральная прокуратура РФ подала в Европейский суд по правам человека первое заявление против Украины. С заявлением были представлены и ходатайства о применении временных мер по правилу 39 правил ЕСПЧ и указание Украине «прекратить ограничение прав русскоязычного населения, особенно в контексте использования им родного языка в школах, медиа и Интернете, и прекратить блокаду Северо-Крымского канала».
Это ходатайство Суд отклонил уже на следующий день как не несущее серьезного риска причинения непоправимого вреда правам, гарантированным Конвенцией о защите прав человека и основополагающих свобод.
Почему ЕСПЧ принял такое решение?
Ходатайство о применении временных мер ЕСПЧ удовлетворяет только при наличии исключительных оснований, если в ином случае заявитель столкнется с реальным непосредственным риском серьезного и необратимого вреда. Следовательно, на практике временные меры применяются только в ограниченном количестве сфер и преимущественно касаются высылки и экстрадиции (например, в случае экстрадиции в страну, где человеку угрожает нечеловеческое обращение или смертная казнь).
В контексте межгосударственных заявлений, Суд применял временные меры в деле Украина против России (VIII) об обеспечении надлежащего медицинского лечения пленных украинских моряков вследствие инцидента в Керченском проливе 25 ноября 2018 года.
Обстоятельства, на которые указывает Россия в своем ходатайстве, не соответствуют ни одному требованию правила 39. В частности нет фактов причинения необратимого вреда вследствие ограничения использования русского языка и перекрытия Северо-Крымского канала. К тому же эти обстоятельства стали известны России не вчера и даже не год назад. В связи с этим непосредственной опасности на момент подачи ходатайства тоже нет. Соответственно, не удивляет, что Россия не смогла аргументированно объяснить, в чем же состоит реальный непосредственный риск серьезного и необратимого вреда.
Конечно, представитель России в ЕСПЧ не мог не знать, какова природа временных мер, когда они применяются и почему подача ходатайства именно такого содержания обречена на отказ Суда. Следовательно, подача указанного ходатайства является исключительно политическим и пропагандистским шагом.
Что же касается основного заявления России в Европейский суд по правам человека, то большинство заявленных ею жалоб тоже сугубо политические, поэтому их перспективы в ЕСПЧ — сомнительны.
Например, в заявлении речь идет о ряде событий, состоявшихся еще в 2014 году (события на Майдане Незалежности, в Доме профсоюзов в Одессе, уничтожение рейса МН17, антитеррористическая операция на востоке Украины в течение 2014–2018 годов), хотя в Конвенции есть четкое требование подавать заявления в течение шестимесячного срока. Для сравнения: свое заявление по событиям в Крыму, начиная с марта 2014-го, Украина подала в марте того же 2014 года.
Кроме того, в межгосударственных делах обычно государства заявляют о нарушении прав своих граждан. В связи с этим, непонятно, в чьих интересах Россия заявила жалобы относительно «ответственности власти Украины за гибель мирного населения, незаконного лишения свободы и жестокого обращения с людьми, в том числе имевших место на площади Независимости в г. Киеве (Майдане) и в Доме профсоюзов в г. Одессе в 2014 году, а также в Донбассе в ходе проведения так называемой «антитеррористической операции» и «лишения жителей отдельных территорий юго-востока Украины возможности участия в выборах в центральные органы власти».
К тому же вопрос катастрофы рейса МН17 уже является предметом заявления Нидерландов против России, которое было объединено с заявлением Украины против России в общее дело «Украина и Нидерланды против Российской Федерации». В связи с этим, заявление Россией такой жалобы, скорее направлено на смещение фокуса внимания, чем на защиту прав погибших.
Прибегая к таким мерам, Россия может ставить перед собой две цели. Первая — затянуть рассмотрение дел Украины против РФ. Вторая — воспользоваться этим процессом как инструментом внутренней пропаганды и дискредитации ЕСПЧ.
В частности, рассмотрение межгосударственных дел проходит очень долго. За всю историю ЕСПЧ таких дел было немногим более двадцати. Сейчас в производстве Суда находятся одиннадцать таких дел, четыре из которых — дела Украины против России. Несмотря на сложность и многоаспектность этих дел самих по себе, многие процессуальные вопросы ЕСПЧ приходится решать впервые, что тоже влияет на продолжительность рассмотрения.
Если же российское заявление против Украины объединят с одним из заявлений Украины против России, это может затянуть рассмотрение на десятилетие.
Что же касается внутренней пропаганды, то дискредитация Европейского суда по правам человека в России началась еще в 2015 году, когда начальный этап конфронтации России с Европой очень удачно совпал с наделением Конституционного суда РФ полномочиями принимать решения о возможности или невозможности исполнения межгосударственных судебных органов.
Поскольку межгосударственных судебных органов не так уж и много, это решение было направлено именно на ЕСПЧ, который регулярно выносит решения о нарушении Россией прав человека.
Так Россия стала единственной страной Совета Европы, где законодательно определено право органов власти не исполнять решения Суда. Фактически Россия создала абсурдную ситуацию, когда, в случае констатации ЕСПЧ нарушений прав человека, Конституционный суд может сделать вывод, что их Конституция защищает граждан лучше, чем Конвенция. Впрочем, если бы правовая система России действительно защищала права человека лучше, то потребности обращаться в ЕСПЧ просто не возникало бы.
Выразительны и аргументы, выдвинутые россиянами Венецианской комиссии в ответ на требование лишить Конституционный суд полномочий запрещать исполнять решения ЕСПЧ. Так, в исполнении этого требования было отказано из-за «позиции большинства граждан» и «растущего недоверия в России по отношению к ЕСПЧ и его судьям».
Следовательно, отклонение ЕСПЧ ходатайства о применении временных мер и вероятный проигрыш России в других делах непременно будут интерпретированы как предвзятое отношение и использованы как инструмент пропаганды против европейских демократических институций.