Городок Макаров на Киевщине в самом начале войны повидал многое. И потерял многих. Макаровский голова во время активной фазы боевых действий был со своей громадой. Наш разговор прошел словно на одном дыхании. И в нем, кроме информации о том, как всем было тогда и как город выживает сейчас под обстрелами российских ракет, бьющих по объектам инфраструктуры, есть еще какой-то почти философский подтекст. Появление которого возможно лишь тогда, когда твой собеседник многое пережил.
Об этом — в интервью с Макаровским поселковым головой Вадимом Токарем в рамках совместного проекта «Руха ЧЕСНО» и ZN.UA.
Жизнь в оккупации
— Вадим Яковлевич, что было труднее всего в первые дни вторжения?
— Самое сложное было преодолеть отчаяние и панику людей. Россияне подошли к Макарову на четвертый день войны. Мы видели, что происходит на Киевщине. Когда оккупантов остановили в Ирпене, мы понимали, что другого пути, кроме через Макаров, у них нет. Организовали штаб, чтобы оперативно реагировать на новые вызовы.
Многие люди выехали в первые дни, 24–25 февраля, но большинство остались. Макаров взяли в окружение, захватили села вокруг. Первые дни не было «коридоров» для доставки пищи или эвакуации. Позже ВСУ отбили со стороны Житомира несколько сел и пробили нам дорогу.
— Кто организовывал эвакуацию жителей?
— Первую мы пытались осуществить своими силами школьными автобусами. Было неважно куда. Мы понимали, что нужно как можно больше людей вывезти за границы боевых действий. Наш земляк — профессиональный военный помог организовать оборону. Именно он подсказал, как надо проводить эвакуацию.
Мы знали, что произошло с админзданием в Бородянке, поэтому штаб переехал в помещение отдела образования, он не на центральной улице. Как только туда приехали автобусы для эвакуации (еще без пассажиров), их сразу же накрыли минометными обстрелами, они сгорели дотла. Рядом было попадание в многоэтажку, там были жертвы.
Потом «зеленый коридор» нам организовали один раз централизованно, вывезли в Фастов больше 20 автобусов с людьми. Лично Андрей Небитов (начальник ГУ Нацполиции в Киевской области) и Красный Крест сопровождали. Второй раз — уже после деоккупации.
— Наводчики?
— У меня спрашивают о прилете в помещение рады, было ли это направленное покушение на меня. Я отшучиваюсь, что вся мощь российской армии была направлена именно на меня. А наводчики, конечно, были к тому времени. Были случаи, когда россияне били именно по нашим позициям и попадали туда, куда нужно.
— «Рух ЧЕСНО» ведет «Реєстр держZрадників». Есть ли в Макаровской раде депутаты, оказавшиеся коллаборантами?
— Во время активных боевых действий на нашей территории СБУ проводила мероприятия по задержанию определенных лиц, однако они не депутаты и не имеют отношения к власти. Но это действительно местные жители.
— Какими были инструкции СБУ на случай вторжения?
— Их не было. Было ощущение, как у всех, кто смотрел новости, что это произойдет, но до последнего не верилось.
— Если бы вы были предупреждены, это что-то изменило бы?
— Подготовили бы фортификационные сооружения и линию обороны. Местная власть не профессионалы в этом деле, военные должны были бы дать четкие указания, какие оборонительные рубежи более важны, где будут концентрироваться вооруженные силы и какой ресурс есть на тот момент.
Когда мы поняли, что нас не обойдет нападение, шли бои под Бородянкой, то поехали к коллегам договориться о подрыве моста на их территории. Но они были уверены, что ВСУ отобьют наступление, и не разрешили, чтобы саперы подорвали его. На следующий день россияне были на окраинах Макарова… Через этот мост…
— Какой была коммуникация с центральной властью, военно-гражданской администрацией?
— Тяжело говорить, потому что незащищенных, да и защищенных гражданских средств связи у нас не существовало. Как только оккупанты зашли, сразу разрушили энергосистему, не было электроснабжения, заехали машины радиоэлектронной борьбы, глушившие все. Уже через коллег из Фастова мы наладили коммуникацию с Бучанской РВА и Киевской ОВА. Я должен был ехать 10–15 километров от Макарова, чтобы поймать связь.
— Была гуманитарная помощь?
— В первые дни был интересный случай. Макаров был изолирован, но к нам приехали волонтеры и привезли помощь. Как они смогли заехать через окружение? Сказали, что навигатор так привел. Мы потом очень переживали, чтобы они нормально выехали.
Местные помогали друг другу и защитникам, сплачивались. Очень помогли соседи — Фастов, Ставище, Брусилов, громады западной Украины. Все, что нужно было: еда, одежда, лекарства, принимали наших раненых.
— Чувствовали ли вы угрозу жизни?
— Как-то я получил SMS с украинского номера: «Не доводите до гуманитарной катастрофы, подумайте о своих семьях и детях, сдайте город». Были посланы за российским кораблем, а номер и переписку передал СБУ.
Потом мне позвонил наш доброволец, помогавший в первые дни, у него был дрон, он летал, смотрел, как подходят колонны. Сказал, что его захватили в плен, и он сдал все, чтобы сохранить свою жизнь: всех, кто в штабе, контакты, должности и кто есть кто… Сказал еще, что за мою голову назначили награду. После этого я больше двух раз в одном месте не ночевал.
Когда находишься в зоне боевых действий, под постоянными обстрелами, угроза жизни существует постоянно.
— Где была ваша семья в это время?
— Сначала со мной, потом я жену и двоих детей отправил к родственникам за пять километров. Это маленький хутор, я думал, он неинтересен как объект захвата или боевых действий. Россияне заняли позиции на окраинах Макарова, и мы были отрезаны линией фронта. Не было связи, ловили место, чтобы отправить обыкновенное SMS раз в день.
Позже стало известно, что чеченцы заняли «старое село», мои были в «новом селе». Не было времени ждать. Решил идти пешком ночью и так же планировал вывести семью. На крайних улицах Макарова в тот момент произошел стрелецкий бой, только тогда до меня дошло, что я ничего не вижу, только слышу. Тогда мы мало знали о «второй армии мира», может, у каждого из них тепловизор, и я «свечусь»? Понял это на полпути и вернулся.
На следующий день все спланировали еще с одним бойцом и поехали. По дороге встретили наших разведчиков, объяснили, что нужно, они помогли добраться до места назначения.
— Подполье помогало?
— Большинство оставшихся жителей информировали о вражеских позициях. Даже на оккупированных территориях удавалось сообщить о перемещениях без связи. Я считаю подпольем и тех, кто остался здесь и помогал. Пекли хлеб, мы очень хорошо теперь знаем цену этому хлебу. Люди самоорганизовывались, но их надо было координировать, понимать и помнить об их проблемах.
— Какова цена деоккупации?
— Жизни сотен людей. Погибло 238 мирных жителей. Их пытали, расстреливали, многие погибли во время артиллерийских обстрелов, минометных или ракетных ударов. Есть те, кто погиб, пытаясь эвакуироваться с оккупированной территории.
Потеря 30 добровольцев, защищавших Макаровщину с оружием. Мы зарегистрировали добровольческое формирование территориальной громады (ДФТГ) только 30 марта. Оно подчиняется ТрО в районе, но добровольцы не на зарплате. Чтобы все оформить, нужно решение об инициировании создания ДФТГ. Мы это сделали за несколько недель до полномасштабного вторжения. И это решение я повез в соответствующие органы, но за две недели до 24 февраля мне сказали, что это не ко времени. Теперь у нас большая проблема, потому что 30 наших ребят погибли с оружием в руках, защищая родную землю, но как гражданские. Их родные не имеют никакого статуса и льгот.
— Были зверства, как в Буче?
— Многое зависело от того, какое стояло подразделение. Есть населенные пункты, где никого не трогали. В Андреевке, Колонщине расстреливали мирных жителей.
Известно о двух фактах изнасилований с последующим убийством. Вся Украина знает об истории моей коллеги Ольги Сухенко, старосты села Мотыжин, которая отказалась выезжать и сотрудничала с нашими ВСУ, передавала передвижение россиян, местонахождение.
21 сельский староста остался на месте. Некоторые из них поплатились своей жизнью, некоторые — жизнями своих родных. Вся семья старосты Мотыжина погибла, староста Андреевки Анатолий Кибукевич больше 20 дней просидел в лесу возле оккупированного села и заходил туда только ночью. Россияне расстреляли его двоюродного брата, родителей взяли в плен и предлагали ему сдаться. Говорит, если бы знал, что родителей взяли в плен, вышел и сдался бы, но он просто не знал, потому что не было связи. Их недолго продержали и отпустили.
Жизнь после оккупации
— Как город переживет зиму?
— С 10 октября к нам прилетели две крылатые ракеты, потом были еще… и еще,.. и еще… Инфраструктура частично повреждена, но без человеческих жертв. У нас нет центральных котельных, куда можно попасть «шахедами». В каждой квартире в многоэтажке индивидуальный газовый котел. В этом плане нам хуже, потому что если прервется газоснабжение, то замерзнут все. Придется людей переводить в обустроенные пункты обогрева.
Больше всего переживаем за многоквартирный фонд. По результатам 34-дневных боев 65 домов подверглись разрушениям.
Мы не в состоянии сами закрыть все проблемные вопросы, являющиеся следствием вооруженной агрессии. Кроме многоэтажек, 585 частных дома разрушены дотла и в 2095 разрушения разной степени.
А еще есть школы, садики.
Из 24 школ громады 17 повреждены. Из 12 садиков восемь повреждены, три невозможно отремонтировать.
Не осталось ни одного целого корпуса больницы.
Две высотки под снос со значительными повреждениями, 11 подлежат частичному демонтажу.
— Что с семьями, оставшимися без жилья?
— Некоторые живут в модульном городке. Все громады Киевщины, находившиеся под оккупацией, получили модули благодаря сотрудничеству правительств Польши и Украины. Нам на баланс их не передавали, но обслуживаем этот городок мы.
Областная администрация договорилась, что электроэнергию нам оплачивает, если не ошибаюсь, Красный Крест. Вода и водоотводы, гуманитарная составляющая — за нами. Преимущественно это жители нашей громады, но есть и люди с Востока и Юга, их часть невелика.
Некоторым мы уже поставили в сотрудничестве с фондами индивидуальные модульные домики на их земле.
— Как приспосабливаетесь к работе в условиях веерных отключений электричества?
— Больница обеспечена теплом и электричеством, есть мощный генератор. Область на днях дала четыре генератора для модульного городка, там вообще катастрофа — электроотопление. Есть 30 генераторов от благотворительных организаций для учебных заведений, но они не могут обеспечить полноту работы.
— Как работают школы? Или обустроенные бомбоубежища?
— Где было возможно, смешанная форма обучения. Укрытия обустраиваем в школах или где-то поблизости. Где невозможно — только онлайн. Каждую неделю мне дают информацию, сколько учеников было подключено, все ли охвачены, даже те, которые до сих пор за границей. Образовательный процесс не сорван.
В Макарове остался один большой садик, рассчитанный на 350 детей, потребность — на треть больше. Сейчас работаем над тем, чтобы обустроить там укрытие.
— Какое выполнение бюджета?
— Выполнение бюджета — 70% от плана. Крупных налогоплательщиков мы потеряли полностью или частично. В частности, на въезде в Макаров был большой складской комплекс, обеспечивавший работой до полутысячи людей, сейчас его просто не существует.
Восстановление города после деоккупации
— Как проходит восстановление, что запланировано?
— Работаем с разными международными организациями и фондами: ОДКБ ООН, Международный комитет Красного Креста закрывал неотложные потребности, БФ «Каритас», ОО «ДЕСПРО», Киевская школа экономики.
В период, когда все смотрели на разрушения, спрашивали, чем помочь, я просил, чтобы все процедуры по возможности были более быстрыми. Много проходит времени от знакомства, подписания меморандума, принятия конкретных решений и еще больше до их реализации.
Есть еще остатки своего бюджета. Помогает Киевская ОВА, получили небольшую субвенцию — 10 миллионов гривен. Киев помог — это еще 50 миллионов гривен. Помощь поступает как средствами, так и материалами. Замену окон делают по программе «Укрзалізниці», еще есть правительственная. Мы обследуем, составляем акты, потом готовим и подаем документы на область.
Кадровый ресурс довольно ограничен — всего шестеро людей, с апреля по июль наши сотрудники работали абсолютно без выходных. Потом стал немного отпускать людей, потому что физическая и психологическая нагрузка колоссальные. Обработка данных с 3200 объектов занимает довольно много времени. Вы не представляете, сколько бумажной работы приходится выполнять, чтобы поставить одно окно, а у нас их десятки тысяч.
— Как вы ищете финансирование для восстановления?
— В последеоккупационный период к нашей громаде было повышенное внимание. Много фондов направляет областная администрация. Есть люди, живущие здесь и предлагающие помощь.
Один из них — экс-министр юстиции Украины Роман Зварыч. Он живет на территории нашей ОТГ, пережил это все с нами, проникся событиями. В какой-то день просто сам пришел ко мне, поделился идеями и связями. Есть уже подтверждение, что Евросоюз нам профинансирует в следующем году ремонт и восстановление некоторых соцобъектов. Было несколько встреч с представительницей Еврокомиссии, мы просили, чтобы часть финансирования шла на восстановление частного жилья, но нам сообщили, что только соцсфера.
— Помогают ли города-побратимы?
— Уже заключено партнерское соглашение с городом Вандлиц (Германия). Этот городок приблизительно такой же, как Макаров, по количеству населения и расположен недалеко от Берлина. Мой коллега с их стороны господин Оливер дважды приезжал и видел все разрушения. Они уже предоставили нам два пожарных автомобиля, в планах — мусоровоз.
— Киевская школа экономики провела исследования и подсчитала, что на восстановление ОТГ понадобится 133 миллиона долларов (5,3 миллиарда гривен). Какую часть удалось привлечь?
— По нашим предыдущим оценкам, эта сумма составляет 8,6 миллиардов гривен. Кроме разрушений, мы считали все — и предприятия, и технику, и упущенную выгоду, и потери бюджета. Сколько привлечено средств, сказать трудно. Оценить, на какую сумму установили окна ОДКБ ООН или «Укрзалізниця», я не могу. Если по окнам брать, то в процентном соотношении мы приближаемся где-то к 50% выполненных работ. Еще получали строительные материалы.
— Люди воспринимают с пониманием?
— Мой день начинается с визитов недовольных. Почему не дали гуманитарную помощь или дали поздно? Почему соседям уже поставили окна, а мне — нет? Почему не ставят модульный домик? Был тяжелый период, когда люди только начали возвращаться и увидели разрушения. Видеть разбитый дом своими глазами тяжело. У всех был шок. Иногда все мы не могли справиться с эмоциями…
— Как восстанавливаетесь, чтобы быть в ресурсе и держать эмоции?
— Сначала было довольно нестабильное эмоциональное ощущение, бросало из крайности в крайность, сейчас такого уже нет, перешел на следующий уровень и уже давно вышел за рамки своего комфорта, с психоэмоциональным состоянием стало легче. Постоянно повторяю себе цитату Рузвельта: «Делай, что можешь, с тем, что имеешь, и там, где находишься».
Меня уже не интересуют дальнейшие политические шаги. Я сейчас здесь, и у меня есть миссия, которую надо выполнить. Эта война изменила человеческие ценности и мои тоже.
Ко мне как-то пришел посетитель и сказал, что все, что с нами происходит, выгодно Богу. Я ответил, что мне от того не легче, потому что люди нас не понимают. На что он заметил: «Две тысячи лет назад они распяли Иисуса, а ты хочешь, чтобы они тебя поняли. Успокойся…» И, вы знаете, после этого диалога мне стало легче (смеется).
Больше статей Ирины Латыш читайте по ссылке.