В конце лета 1939 года министры иностранных дел СССР и Германии Вячеслав Молотов и Иоахим фон Риббентроп подписали печально известный пакт о ненападении, который разделил Восточную Европу между их странами и в конечном итоге позволил Гитлеру вторгнуться в Польшу всего за несколько дней. Шок Европы от нового американо-российского плана завершения войны РФ против Украины обусловлен, несмотря на все очевидные различия между двумя документами, одним критически важным сходством: две большие военные державы снова договариваются о разделе континента ради взаимной выгоды, пишет в статье для Bloomberg обозреватель Марк Чемпион.
Это должно было быть понятно уже давно: администрация американского президента Дональда Трампа заинтересована не столько в заключении мирного соглашения для Украины, сколько в перезагрузке отношений между США и Россией за счет Киева и его европейских союзников. Появление 28-пунктного мирного плана, разработанного Вашингтоном в консультациях с РФ, сделало это невозможным для игнорирования.
Однако теперь, когда европейские лидеры, кажется, наконец признали, что в вопросе Украины они остались одни, возникает не менее важный вопрос: может ли Европейский Союз стать геополитическим игроком, способным противостоять России, Китаю и своему номинальному союзнику США? Честный ответ — «нет», считает обозреватель.
Для этого нужно было бы продемонстрировать значительную военную силу, что просто не входит в ДНК ЕС. Европейский проект был разработан для того, чтобы его участники никогда больше не воевали между собой. ЕС так хорошо справился с этой задачей, что в 2012 году получил Нобелевскую премию мира. Но когда речь заходит о защите от внешних угроз, путь к современному ЕС усеян рядом провальных совместных проектов в сфере безопасности. Задача обороны быстро была передана НАТО, то есть США, и так оставалась до сих пор.
Инструменты, которые основатели ЕС выбрали для своего экономического и политического союза, были бюрократическими — антитеза того, что нужно для использования силы. Поэтому, когда Совет министров тогдашнего Европейского экономического сообщества собрался на пике кубинского ракетного кризиса в октябре 1962 года, он даже не включил эту неизбежную угрозу ядерного Армагеддона в повестку дня. Вместо этого чиновники рассматривали бюджетные вопросы, такие как «исключения из статьи 17 Регламента 19 о внутренней торговле зерном».
С тех пор ЕС прошел долгий путь, расширив как количество стран-членов, так и сферу деятельности. Но, как сказал заведующий кафедрой современной истории немецкого Университета Людвига Максимилиана Киран Клаус Патель, просить ЕС проявить жесткую силу — это все равно, что «сказать профессиональному футболисту, что отныне он будет играть в регби».
Бывший премьер-министр Эстонии Кая Каллас в прошлом году заняла пост главного дипломата ЕС, но обнаружила, что ее дипломатический персонал был сокращен из-за нехватки средств. Она может иметь «титул», но внешняя политика ЕС по сути принадлежит государствам-членам, и критические решения все еще требуют единодушия всех 27 стран Союза. Результатом этого является путаница и паралич — одна из причин, почему решение об использовании замороженных российских активов для поддержки Украины, которое было очевидным и необходимым со дня возвращения Трампа в Белый дом, остается не принятым.
Также есть вопрос обеспечения Европы ресурсами, необходимыми для конкуренции на будущих полях сражений. Например, редкоземельные элементы. Производство оружия требует редкоземельных элементов, цепочка поставок которых стала ненадежной. Союзник России, Китай, производит более двух третей всех редкоземельных элементов и уже испытал свою способность использовать это преимущество как рычаг влияния.
Администрация Трампа начинает реагировать на эту угрозу, а Европа — не очень. Доступ к российским месторождениям редкоземельных элементов привлекателен для США, чтобы дать российскому диктатору Владимиру Путину то, чего он хочет в Украине. В октябре правительство США также приобрело 15% акций MP Materials Corp., которая добывает и перерабатывает неодим в Калифорнии и Техасе. Хотя некоторые страны ЕС имеют месторождения редкоземельных элементов, которые можно добывать, они все еще не имеют шахт.
Правда, Урсула фон дер Ляйен, которая начала свой первый срок на посту главы Еврокомиссии, пообещав сделать ЕС «геополитическим», направила 14,5 миллиона евро ($16,8 миллиона) на завод по производству постоянных магнитов.
Неготовность ЕС к миру геополитического регби не имеет четкого институционального решения. В то же время у Европы нет другого выбора, как сделать прыжок, если она не хочет стать тюленем среди косаток, которого бросают и разрывают на куски, как будто для развлечения.
Ключевой задачей является превращение Европы, а не ЕС, в движущую силу дипломатии и проекции жесткой силы. Жесткая внешняя политика должна проводиться за пределами ЕС, по возможности в рамках НАТО, а если это невозможно — с помощью специально созданных коалиций.
В определенной степени это уже началось: Великобритания возглавляет Объединенные экспедиционные силы десяти северных стран, не входящих в ЕС и НАТО, а другая группа объединяет так называемую Северо-Балтийскую восьмерку. Недавно Великобритания и Франция организовали коалицию желающих для миротворческой миссии в Украине.
«Это хаотично, но я не думаю, что это плохо», — говорит Никлас Гельвиг из Финского института международных отношений.
Это также может быть единственным способом для Европы действовать эффективно, поскольку слишком много геополитически важных игроков региона, включая членов НАТО Норвегию, Великобританию и Турцию, не входят в ЕС.
Европа, как часто говорят, возвращается к истории после нескольких десятилетий утопического перерыва, поэтому ее первоочередной задачей является перевооружение. Но Европа всегда объединялась против внешних угроз только тогда, когда они воспринимались как общие и чрезвычайные, очевидными примерами чего являются Советский Союз во время холодной войны и Османская империя в конце 17 века.
Это делает второй задачей Европы признать путинскую Россию такой угрозой и объединиться вокруг общей стратегии борьбы с ней. Это должно включать устранение любых препятствий, созданных такими странами, как Бельгия (в отношении замороженных активов РФ) или Венгрия (в отношении того, противостоять ли российской экспансии вообще), обходя механизмы ЕС для решения внутренних конфликтов. Найти способ сделать и то, и другое — сохранить мир внутри и одновременно продемонстрировать силу за рубежом — может быть самым важным вызовом, с которым сталкиваются европейские лидеры со времени заключения рокового российско-немецкого «мирного договора» 1939 года.
The Economist писал, что европейские правительства сталкиваются с вызовами в сфере обороны, оказавшись между российской агрессией и ненадежностью Америки. Но появляется все больше доказательств того, что континент, по крайней мере, начинает серьезно относиться к этой угрозе: Европа увеличивает расходы на оборону. У европейских союзников есть финансовые, технологические и промышленные возможности для того, чтобы сделать все необходимое для сдерживания угроз, но вопрос в том, есть ли для этого политическая воля.