Нынешний энергетический кризис, разразившийся в Европе и Азии, является следствием целого ряда причин как природного происхождения, так и рукотворных, привнесенных действиями политиков. Казалось бы, сланцевая революция в США, рост поставок LNG, строительство необходимой инфраструктуры для производства и потребления сжиженного газа в ЕС и Юго-Восточной Азии позволили говорить о возникновении в 2016–2017 годах глобального рынка природного газа. Производители и потребители получили возможность выбирать между спотовыми и долгосрочными контрактами, трубопроводным и сжиженным газом, менять поставщиков и усмирять ненасытные аппетиты монополий. Однако, как показали несколько прошедших лет, глобальные рынки достаточно легко разбалансировать и значительно сложнее вернуть в цивилизованные рамки. Для первого оказалось достаточно неожиданно холодной зимы, глобальной кампании по абсолютизации борьбы с климатическими изменениями, не оправдавшихся пока надежд на роль зеленой энергетики, неумения или нежелания справиться со спекулянтами, пандемического психоза, ну и целенаправленных действий России, в очередной раз доказавшей, что деньги пахнут газом. Попробуем разобраться, что потребуется для второго.
Европа и США
Прошлая зима как в США, так и в Европе выдалась несколько суровее и продолжительнее, чем ожидалось. Европейцы использовали газ из европейских хранилищ, американцы — частично родной сланцевый, частично покупали сжиженный на рынке. Приход к власти в США демократов означал остановку нескольких масштабных, но вредных для окружающей среды энергетических проектов, ранее разрешенных республиканцами. Пандемия и снижение глобального производства сделали непонятными перспективы инвестиций в энергетическую сферу (что отлично видно по динамике падения рыночной стоимости энергетических компаний и коснулось даже Saudi Aramco). Плюс аварии в Мексиканском заливе и рост потребления в Азии, куда уплыл экспортный американcкий LNG — все это вместе не оправдало надежд, ранее высказываемых аналитиками, на увеличение доли сжиженного газа из США на рынке ЕС, особенно в контексте весомой замены российскому.
Тем временем «Газпром» вовсе не спешил заполнять европейские хранилища, и особенно не спешил после челночной дипломатии Меркель, встречи Байдена и Путина, и понимания того, что «Северный поток-2» можно достраивать. Ничто не мешало закачивать газ в хранилища через Украину, но зачем, если осень и зима несомненно наступят, хранилища пусты, страны Европы заняты проверкой сертификатов о вакцинации у посетителей ресторанов, а впереди сертификация достроенного наспех «Северного потока-2». Неожиданно появились прогнозы (любопытно узнать — чьи?) о необыкновенно холодной в условиях глобального потепления грядущей зиме, ну и скоординированная попытка всех и сразу отказаться от использования не только угля, нефти и газа, но в ряде случаев и атомной энергетики. В результате спекулянты взвинтили цены на фьючерсные контракты в 6–10 раз, и особенно уязвимой оказалась Великобритания, где еще недавно радовались Брекзиту. Некоторые наши соседи с нескрываемым злорадством подписали контракты на поставки российского газа через абсолютно безумный маршрут «Турецкий поток»—Болгария—Венгрия—Сербия вместо прямого маршрута через Украину. Справедливости ради следует отметить, что о такой перспективе было известно уже лет пять, об этом много писали и украинские, и болгарские, и европейские эксперты, строительство ветки через Болгарию в Венгрию шло полным ходом, но если в 2017–2018 годах еще можно и нужно было что-то предпринимать, а ничего не делалось, то теперь все оказались просто перед фактом.
Конечно же, вполне очевидно, что нынешняя ситуация на европейских рынках является и следствием политики России, в очередной раз умело воспользовавшейся ситуацией, которую можно назвать «коронавирус+». Но это лишь один из факторов. Второй — колоссальный рост потребности в природном газе в Юго-Восточной Азии, о чем стоит поговорить подробнее. Глобальный рынок потому и глобальный, что изменения в одной его части откликаются в другой, на расстоянии в десятки тысяч километров.
Азия
Прошлая зима в Азии тоже выдалась холоднее обычного. Однако в этой части света не столько климатические условия, сколько возобновление промышленного производства после пандемии стало причиной резкого роста потребности в энергоресурсах. Конечно же, в центре внимания — Китай. Эксперты пишут о том, что власти КНР распорядились о государственных закупках LNG «любой ценой». И вот уже в конце сентября Китай подписал с Катаром новый долгосрочный (на 15 лет) контракт на поставки сжиженного газа в объеме 3,5 млн т в год. Это второй контракт такого рода. Первый был подписан еще в марте — на поставки 2 млн т для Sinоpec. Катар в свою очередь заказал в КНР четыре новых танкера для LNG на сумму 760 млн долл. Аналитики рынка отмечают, что покупательная способность Китая, Японии и других стран региона значительно превышает возможности стран Европы, которая в отличие от Юго-Восточной Азии, покрыта сетью трубопроводов. У большинства стран Азии альтернативы LNG попросту нет.
Впрочем, такая альтернатива для некоторых из них может появиться. Этим летом «Газпром» чуть ли не впервые раскрыл данные о поставках газа в Китай. Выяснилось, что в 2020 году газ из РФ обходился Китаю значительно дешевле, чем газ от других поставщиков (LNG), но несколько дороже, чем РФ продает в ЕС. Однако «Сила Сибири» (основной экспортный маршрут из России в Китай) работала лишь на одну десятую мощности: при потенциале в 38 млрд куб. м в прошлом году поставили всего 4,1 млрд. В этом году заявленная цель — 8,5–10 млрд. Более того, «Газпром» объявил об утверждении технико-экономического обоснования проекта строительства еще одного газопровода в Китай — через Монголию, получившего оригинальное название «Сила Сибири-2». Его планируемая мощность 50 млрд куб. м, длина 2000 км. Крайне любопытно и важно для нас, что источником газа для этих трубопроводов служат все те же месторождения Ямала — Бованенково и Харсавей, из которых российский газ идет в Европу. Международные аналитики в один голос говорят о том, что если этот проект будет реализован, возможности «Газпрома» (а значит — Кремля) по диверсификации рынков значительно возрастут. В любом случае, азиатский вектор российских труб станет еще более важным к 2024 году, когда «Сила Сибири» выйдет на проектную мощность.
Активно работают на российском рынке и японские компании, особенно корпорация Mitsui. В дополнение к уже имеющимся инвестициям в LNG-сектор российской газовой промышленности, управляющий Японского банка международного сотрудничества заявил во время Восточного экономического форума в минувшем сентябре о том, что рассматривает возможность участия в проектах по строительству LNG-мощностей в Арктике. Только в первом полугодии Россия поставила в Японию энергоресурсов на сумму 3,8 млрд долл., а это уголь (в том числе коксующийся), нефть и газ (Россия является одним из пяти крупнейших поставщиков — после Австралии, Малайзии, Катара и США).
Еще одним любопытным штрихом к общей картине является намечающееся возвращение к жизни проекта газопровода ТАПИ — Туркменистан—Афганистан—Пакистан—Индия. Еще до того, как талибы пришли к власти в Афганистане, они посетили Туркменистан и заявили о готовности оказать всяческую поддержку этому проекту. Его стоимость оценивается в 10 млрд долл., и он рассчитан на поставки в страны региона 33 млрд куб. м туркменского газа. Это еще один пример того, как в условиях глобального рынка оказываются связанными ресурсы, страны и объемы: Туркменистан является крупным поставщиком газа в Китай (а ТАПИ затрагивает конкурента КНР — Индию), на него все еще рассчитывают Азербайджан и Турция (ТАНАП) и к нему никогда не были равнодушны в Москве. Россия вроде бы не является непосредственным участником ТАПИ, однако активно участвует в строительстве «Пакистанского потока», который должен связать LNG-терминал на юге, в Карачи, с Лахором на севере. России в принципе выгодно развивать газификацию этого региона Азии, поскольку это открывает возможности для поставок в Пакистан не только труб, но и российского LNG, и этот процесс вполне может быть скоординирован с огромными инвестициями Китая в Пакистан в рамках проекта «один пояс, один путь».
Декарбонизация
В день Хэллоуина в Глазго откроется ежегодная конференция сторон Рамочной конвенции ООН по климату, известная как СОР-26. Вопрос о том, что климатические изменения нарастают и становятся необратимыми, уже давно не является сферой дискуссий ученого сообщества, он стал едва ли не ключевой политической проблемой, обсуждаемой в двусторонних и многосторонних форматах. Снижение выбросов углекислого газа, или декарбонизация, является, к примеру, предметом дискуссий между США и Россией, США и Китаем, одним из ключевых обязательств Японии, Индии, ЕС, собственно едва ли не всех развитых стран мира. О том, как сложно согласовывать потребности в энергии с климатическими обязательствами, свидетельствует готовящееся решение ЕС о стремлении к запрету разработки месторождений угля, нефти и газа в Арктике, даже невзирая на нынешний кризис. При этом целый ряд крупных компаний ЕС, Китая и Японии уже участвуют в таких проектах, и для России, к примеру, незамерзающий Северный морской путь — огромное благо. Так что на этом пути столкновение интересов неизбежно.
В контексте нынешнего энергетического кризиса эксперты отмечают наметившуюся возможность не только замораживания процесса декарбонизации, но даже отката назад. В частности один из крупнейших загрязнителей атмосферы Китай в этом году закупил и, очевидно, использует больше угля, чем в прошлом. Дефицит угля испытывает и Индия, где он составляет до 70% энергоресурсов. Принятие жестких требований по сокращению выбросов привело к резкому снижению инвестиций в добычу угля в том же Китае, что может иметь совершенно неожиданные последствия. Например, в случае дефицита энергоресурсов вполне могут остановиться промышленные предприятия (и это уже происходит в Китае), что отразится на дефиците некоторых товаров (к примеру, тех же редкоземельных металлов или продукции других энергозатратных производств), что вызовет «волны дефицита» по логистическим цепочкам, протянутым из КНР и Индии по всему миру. Аналогичные проблемы вполне могут возникнуть и в промышленно развитых странах Европы, коснуться металлургии и химической промышленности, к примеру — производства удобрений. Как выяснилось, чрезвычайно амбициозные и интенсивные шаги по внедрению «зеленой» энергетики все еще недостаточны, чтобы заменить использование традиционных ресурсов. Об этом открыто заявляет в своих отчетах Международное энергетическое агентство. Ведь вслед за ценами на газ растут цены на электроэнергию, а это точно коснется не только домашних хозяйств, но и высокотехнологичных производств — цены на их продукцию значительно вырастут.
Правильной тактикой в сложившейся ситуации является комплекс мер по тщательному мониторингу возможностей поставок не только энергоресурсов из различных источников, но и критических материалов, производство которых может быть ограничено вследствие энергетического кризиса, к примеру — медицинских. Но вот что касается стратегии, то вполне очевидно, что пожарными и нескоординированными мерами ситуацию не исправить. О постковидном синдроме впору говорить не только в контексте людей, переболевших COVID-19, но и глобальной экономики, которая еще долго будет ощущать дефицит условного «кислорода». Корень сегодняшних проблем — в исчерпавшей себя устаревшей модели капитализма, парадигмы развития, основанной на бесконечном росте потребления. Вовсе неслучайно новый премьер-министр Японии заговорил о необходимости новой, более справедливой и гармоничной модели капитализма, которую он намеревается развивать в рамках третьей экономики мира. Подобные мысли высказывались в разных контекстах и экспертами первых двух экономик — США и КНР. Дело за политической волей принять, что продолжение нещадной эксплуатации формулы деньги—товар—деньги, да еще и при постоянно удешевляющихся кредитах и гигантских, но ничем материально не подкрепленных финансовых вливаниях в мировую экономику, приведут к временному облегчению, но обязательно вернутся инфляцией, удорожанием ресурсов и товаров и еще большим имущественным расслоением. Нельзя дать и этому кризису, как и некоторым предыдущим, пропасть даром.