В 1996 году политолог Сэмюэл Хантингтон предложил несколько сильных утверждений по миру после Холодной войны. Он утверждал, что глобальная политика стала не просто "многополярной", а "мультицивилизационной". Потому что силы-соперники модернизируются в соответствии с разными культурными линиями, а не просто пытаются интегрироваться с либеральным Западом.
"Баланс сил среди цивилизаций" изменился, а Запад начал вступать в период "относительного упадка". Зародился мировой порядок, основанный на "цивилизациях". И в нем "культурно родственные" общества более склонны объединяться в альянсы или блоки. Универсализм Запада, по мнению Хантингтона, закладывал основу для конфликта с другими цивилизациями, в частности с Китаем и исламским миром.
Как пишет в статье для New York Times Росс Даутат, все вышеперечисленные утверждения являлись основными тезисами книги Хантингтона под названием "Битва цивилизаций и перестройка мирового порядка". Этот труд стал альтернативой тезису о "конце истории", высказанном философом и экономистом Фрэнсисом Фукуямой. Он утверждал, что после Холодной войны общества начнут переходить к модели либеральной демократии. На фоне вторжения России в Украину тезис Хантингтона, казалось бы, должен был получить новое внимание, учитывая консолидированную реакцию Запада, а также колебания Китая и Индии. Но о Хантингтоне чаще вспоминают во время разговоров о том, что Путин как раз добивается конфликта цивилизаций. И нельзя ему это дать. Или что российская попытка возродить "великую Россию" как раз опровергает политическую теорию политолога.
К примеру, на последнем недавно настаивал французский исследователь ислама Оливье Руа во время интервью для Le Nouvel Observateur. Он называл войну в Украине "однозначным доказательством того, что теория о "битве цивилизаций" не работает". Потому что, согласно предположению Хантингтона, православные страны не должны воевать между собой. Но вот прямо сейчас Путин ведет войну против православного соседа. И, кстати, это не в первый раз.
В статье для журнала Compact, ставшего излюбленным изданием левых и правых радикалов, старший научный сотрудник Института Клермон Кристофер Калдвелл тоже указал на ошибочность оценок Хантингтона по поводу православного единства. Но он также предложил и другую причину отбросить идею о "конфликте цивилизаций", предположив, что такая модель могла хорошо объяснить предыдущие 20 лет. Но в последнее время мир вернулся как раз к идеологическому противостоянию, в котором западные элиты проповедуют неолиберализм, а разные режимы и движения пытаются этому сопротивляться.
Автор считает, что это «правая» интерпретация глобального политического ландшафта, враждебная западному миссионерскому рвению. Но анализ Калдвелла также напоминает популярный либеральный тезис о том, что мир все больше делится по линии между либерализмом и авторитаризмом, между демократией и автократией. И в нем нет много полюсов и враждебных цивилизаций. Однако оба тезиса предлагают худшие объяснения событий, чем тот, который сформулировал Хантингтон. Никакая теория 25-30-летней давности не сможет идеально интерпретировать события в мире.
"Но для понимания "направления" глобальной политики сейчас тезис Хантингтона подходит лучше всего", - считает автор.
Чтобы понять почему, можно вспомнить годы, когда книга о "битве цивилизаций" была опубликована. Новый век только начался. В США работала администрация Джорджа Буша-младшего, которая вот-вот должна была уступить команде Барака Обамы. В то время анализ Хантингтона часто вспоминали, чтобы объяснить подъем терроризма, связывая это с "исламским сопротивлением" силе Запада. Но к тому времени во всех других частях света его тезис казался относительно слабым. США не проявляли очевидного упадка. Китай интегрировался с западным миром и проводил либерализацию в известной степени, не пытаясь проложить свой цивилизационный курс.
Россия в первый президентский срок Владимира Путина, казалось, стремилась к союзу с Америкой и Европой, а также поддерживала определенную демократическую нормальность. В Индии силы индуистского национализма еще не сформировались. Даже в мусульманском мире были многочисленные моменты: от "Зеленого движения" в Иране до "Арабской весны", которые обещали повторить импульс демократических революций 1989 года. Первые годы 21-го века, другими словами, дали достаточно много доказательств универсальной привлекательности западного капитализма, либерализма и демократии. Откровенная оппозиция этим моделям была очень маргинальной и ограничивалась исламистскими группами, левыми критиками глобализации и правительством КНДР.
Последнее десятилетие, с другой стороны, сделало предсказание Хнтингтона по поводу цивилизационного разнообразия более очевидными. Дело не только в том, что сила США очевидно сократилась по сравнению с соперниками и врагами или что американские попытки распространить демократию грубой силой после 11 сентября 2001 года провалились. Конкретные разногласия между большими государствами стали соответствовать цивилизационным закономерностям, описанным Хантингтоном.
Китайская однопартийная меритократия, путинский некоронованный царизм и триумф диктатур после "Арабской весны" на Ближнем Востоке, популизм в Индии – все это не разрозненные до сих пор формы "автократии". Но в то же время это и четкие культурные изменения, соответствующие типологии Хантингтона, его представлениям о том, что цивилизационная наследственность проявит себя с сокращением влияния Запада.
Как насчет войны в Украине согласно модели "конфликта цивилизаций"? Что ж, здесь следует признать, что Хантингтон допустил ошибки в своих предвидениях. Его ожидания, что цивилизационные склонности возобладают над национальными, не оправдались. Ведь русскоязычный восток Украины не менее ожесточенно ведет борьбу против путинских войск, несмотря на культурное родство. Этот пример отвечает более масштабной закономерности. Никакая незападная великая сила до сих пор не построила большой альянс на основе цивилизационного родства. Это означает, что третье и четвертое предсказание политолога пока имеют самый слабый вид на сегодняшний день. Например, он ожидал, что Китай сможет мирным образом интегрировать Тайвань или даже привлечь Японию в свою сферу влияния. Такой сценарий кажется сейчас маловероятным. Между тем меньшие страны, которые "разрываются" между либеральным Западом и альтернативными цивилизациями, склонны выбирать альянс из США, а не с Россией или Китаем.
Это говорит об устойчивой привлекательности Запада, способности Америки сохранять преимущества даже в многополярном мире. Но это совсем не значит, что либерализм сможет вернуться на свою доминирующую позицию, которую он занимал на пике американской силы. Все неоднозначные и слабые реакции на путинскую войну вне евроатлантического пространства не обещают скорого установления единого либерального международного порядка. Хотя некоторые аспекты теории Фукуямы о "конце истории" распространились за пределы либерального Запада, часто они имели искаженную форму его взглядов на идеализм демократии и права человека.