В юности Любу старались обходить десятой дорогой на харьковском Госпроме (народное название района города вокруг Дома Госпромышленности). Ее выгнали из школы, потому что она регулярно и далеко не дипломатично отстаивала справедливость, награждая обидчиков синяками. Пацанка по духу, она имела собственный суперженский бизнес по мыловарению, а с началом полномасштабной войны ездит на нуль, к парням. Покупает автомобили, дроны, гидрокостюмы и прочее нужное, а еще спасает животных. История бунтарки с большим сердцем.
«Я собиралась поливать рашистов с крыши своего дома щелочным раствором (это не фигура речи, а мой реальный план), который использую для приготовления мыла. Делала бы эту смесь ведрами и выливала с крыши на орков, пока меня оттуда не снял бы снайпер. Во мне бурлило столько злости, что для страха места просто не было», — говорит харьковский волонтер Люба Орехова, вспоминая начало полномасштабного вторжения в феврале 2022-го.
Неформальный лидер без компромиссов
Чтобы понять, кто такая Люба, достаточно одной истории из ее юности. Конец 1980-х, школьная жизнь — это часто борьба за выживание в школьных коллективах. Сложный подросток, от которого шарахается полрайона. Кто-то наплевал на голову еврейской девочке — однокласснице Оле Пекарь. Люба отметелила обидчика.
Влезала в любой переплет, но не была ни хулиганкой, ни воровкой. Просто по-своему боролась с теми, кто был неправ, потому что считала, что действует честно. В девятом классе ехала на мотоцикле и упала, сломала ногу. К экзаменам не допустили — предложили остаться на второй год. Но разве неформальный лидер на такое пойдет? Директор, чтобы не отчислять Любу со справкой, предложила ее отцу починить крышу школьного здания. Тот уже был готов на такое соглашение. Но Люба тогда запретила отцу такое «коррупционное унижение» и напомнила его же формулу жизни, которую он внушал дочери: «Человек, у которого есть совесть, должен жить так, чтобы ему не было стыдно перед собой». Так и выпустили со справкой. А дальше — жизнь, самообразование, свой маленький бизнес...
Статус волонтера
В первые дни вторжения Люба искала, как быть полезной. Приходила в волонтерские штабы вместе со своей большой псиной, потому что оставлять ее дома с остальной стаей было невозможно. Просила посадить ее в углу, дать мешок картошки или лука. Бралась за любую работу — что-то паковала, носила, грузила. Ее брат отвез жену с тремя детьми в Александрию, возвращался с кучей гуманитарки.
«Люба, я везу продукты и мне нужно десять человек для разгрузки и на перепаковку…» — с этого и началась Любина волонтерская работа без выходных.
К рабочей команде подключились сын и друзья. В качестве локомотива — Люба и ее брат. Стучали в европейские фонды. Тогда помощь лилась рекой: продукты, лекарства, средства гигиены. Формировали запросы, принимали фуры, автобусы, разгружали, перепаковывали по потребностям и развозили по Харьковской, Донецкой областям, добирались и до Херсонской.
«Сейчас статус волонтера очень запятнан из-за тех, кто наживался, перепродавал и воровал. Сейчас из Европы помощи практически нет. Нет доверия уже к украинскому волонтерскому движению», — говорит Люба.
Сегодня она сфокусировалась на помощи исключительно военным. Ее медиаплощадка — страничка в ФБ, доноры и поставщики — друзья. Ее заметки острые, колючие и правдивые. Люба не скрывает своего негодования. Словом она обращается за помощью: «ВР одобрила достроить музей Голодомора и выдала на постройку еще 459 миллионов гривен.
Я понимаю, что выгораю и заканчиваюсь. Я понимаю, что у меня профессиональная деформация и прочее. Я понимаю, что волонтеры, которые ездят на нуль, воспринимают жизнь совсем иначе, сквозь призму того ужаса, который они там видят.
Я это все понимаю и стараюсь молчать, чтобы не казаться совсем больной. Но это…
В то время, когда ребята воют от нехватки дронов, автомобилей, оборудования, когда мы теряем лучших, когда в мордоре строят заводы по производству дронов, мы что делаем? Правильно, строим музей!»
Достать нужное
У Любы бесконечный запрос. Да, для херсонских «котиков» доставала гидрокостюмы, моторы для лодок. Абсолютно всем нужны РЭБы, дроны, этот запрос — как молитва на любом направлении.
Дождевики, средства от насекомых, сетки, зарядные станции, «Старлинки», одеяла, консервы, чай, кофе, витаминные смеси, раскладушки натовские, термуха, дождевики — Люба перечисляет это, как мантру.
А еще крайне необходим яд от грызунов — просят военные, потому что мыши перегрызают в автомобилях кабели. Одна Любина подруга-военная поделилась своей болью: «Буду стричься под ноль, потому что мышиным дерьмом усыпаны все волосы после сна…»
Места встречи с парнями — Константиновка, Дружковка, Краматорск. Но часто ребята не могут выехать, поэтому Люба мчит к ним на позиции, где до орков — четыре-пять километров. Пишет в Фейсбуке: «Сегодня была очередная поездка к ребятам. Сложная, два направления — Авдеевское и Бахмутское. Нас трясло на разбитых дорогах, окутывало туманом, черные вороны не боялись нас и не торопились взлетать из-под колес.
И парни уставшие такие, что на них больно смотреть.
⸺ Вам еще нужны обогреватели? ⸺ спрашиваю я.
⸺ Да нет, спасибо. У нас еще те есть, нам столько не нужно. Некого уже согревать…»
Чудо для убитой горем матери
«У Любы нет тормозов», — говорят о ней друзья. Поэтому как-то поехала в поселок Залиман, что возле Лиманской громады. Тогда, когда там была зачистка после деоккупации. Чтобы вывезти подростка, который поехал еще до вторжения к бабушке с дедушкой и застрял в оккупации без связи на полгода. Поехала, потому что видела убитую горем мать, потерявшую квартиру на Салтовке из-за прямого попадания в дом, которая полгода не имела вестей о родном ребенке. Мальчика Люба вывезла, хотя в успешность операции никто не верил.
Брат
Брат Любы — многодетный отец. С начала вторжения закрутился с волонтерством, в ноябре 2023-го не выдержал — пошел добровольцем, а в январе 2024-го погиб. Сиротами остались трое сыновей… и Люба, ведь их с Максимом родители давно умерли.
«Смертельная тоска по этим глазам и улыбке.
Человек с такими глазами не может умереть!
Человек, которого любят столько людей, не может погибнуть, потому что эта огромная любовь его должна сохранить!
Человек с такой улыбкой не может лежать в гробу, потому что эта улыбка — Солнце, а Солнце не гаснет!» — написала Люба на своей странице ФБ после гибели брата. Говорит, что до сих пор пребывает на стадии острого отрицания, никакого намека на принятие…
Погибли три поколения
«Сегодня были у брата.
Рядом с ним — новые могилы.
Три поколения, от 20 до 60 лет, лежат в земле.
Дедушки, которые должны были лелеять внуков, читать им сказки, надев на нос смешные очки; ходить утром на базар за свежим творогом им на завтрак.
Родители, которые должны радоваться победам своих сыновей, учить их рыбачить и водить автомобиль, быть рядом, когда дети выбирают свой путь. Быть силой, быть поддержкой.
Сыновья, которые должны привести к маме свою возлюбленную, принести тортик, познакомить. Увидеть немножко ревности в маминых глазах и потом долго рассказывать ей о том, какая вкусная ее шарлотка, а сама она — лучшая в мире, и маму он любит все равно больше.
Внуки, которые должны покупать деду стильные очки вместо тех на изоляционной ленте, выпивать с ним понемногу, объяснять, чем этот вискарь отличается от дедового самогона, и охотно слушать байки, знакомые с детства.
Три поколения мужчин замолкли навеки.
Над каждым из них развевается флаг.
По каждому из них умирают от боли родные.
У каждого из них отныне — желто-голубые крылья».
Мыльная лавочка
Люба и дальше варит мило. Это дело — большая отдушина и то, что помогает не сойти с ума. А еще позволяет элементарно выжить и прокормить ее большой зоопарк.
Кому-то кажется странным, но она впустила в душу и свою большую квартиру старой харьковской сталинки 18 котов и четырех собак. Еще нескольких животных финансово опекает, то есть оплачивает им корм и медицинский уход.
С тоской Люба рассказывает, что двое ее любимцев погибли из-за обстрелов Харькова — у собак не выдержало сердце. А у нее нервная бессонница: «Сплю урывками, но я уже давно потеряла страх, я не хвастаюсь — это не поза, и я далеко не принцесса-воин, ведь бояться — это здоровая реакция организма, просто злобы и ярости во мне больше, чем страха».
Люба делится мыслью, которая ее спасает: «Когда ты приезжаешь с нуля, ложишься в чистую кровать после ванны, у тебя есть кофе, бутерброд и даже кино на компе, то остро ощущаешь полярность. Видишь, как там живут парни, и понимаешь, что ты — в комфорте, даже если прилетело в соседний двор.
Чтобы держаться, не анализировать политическую ситуацию, не погружаться в прогнозы военных экспертов, я надеваю шоры на глаза и делаю то, что могу, для парней на фронте. Чтобы не утратить веру, как девушки-коллеги, которые носили и спасали, а потом выгорели и выехали в Европу».