После «Тайм» и статьи Залужного у нас уже в который раз поломался нарратив общей эйфории. Треснули общественные «розовые очки».
Ну, не то чтобы треснули, а так, слегка сползли с носа. Это не впервые и ненадолго. Не поможет золотой дождь марафона — достанут со склада резиновых изделий и надуют какое-то очередное информационное «гуру». Пока не лопнет.
Отдельно взятый человек всегда за правду, если его спросишь. Но люди совсем не против, чтобы их обманывали. Но чтобы нежно, кротко. И главное — с уважением. Потому что если есть уважение, то деньги можно не платить.
Без самообмана не бывает обмана. Создание зоны комфорта вполне вписывается в правило «двух стен». Минимум два обмана вокруг, и вы уже чувствуете себя надежно защищенными раскрашенным в национальные цвета политическим гипсокартоном.
На взаимном обмане ради выживания и размножения базируется конкурентная стратегия всей живой природы. А против природы не попрешь. Но человек делает это не только по конкурентным причинам, но и ради искусства. Я — художник/ца, я так вижу правду жизни, а вы остальные идите себе лесом.
На когнитивных искажениях, как научно называют осознанное невежество, предрассудки и фобии, базируется, в частности, такая уважаемая наука как история. Взгляды авторов на одно и то же событие могут диаметрально отличаться, в зависимости от их культурных и сексуально-политических вкусов. У Геродота — одно, у Плутарха — другое, у Флавия — вообще третье.
Соответственно, своих историков мы считаем правильными (хотя и здесь есть нюансы) и мудрыми, а остальных — врагами, прохиндеями и шутами.
Поскольку образовательная коммуникация обмельчала до блогеров, а продолжительность их информационного жизненного цикла — как у мухи-дрозофилы (питающейся соком гниющих растений и микроорганизмами), не успеваем мы дать им всенародное признание за очередную «зрадоперемогу», как уже приходится прикапывать политический труп, чтобы не вонял.
Массовое распространение знаний неизбежно служит причиной девальвации самих знаний. «Массовизация» знания неизбежно включает политически значимую ложь, являющуюся цементировочным фактором массовой коммуникации. Сшивание разных взаимопротиворечащих правд делает ложь конституционно узаконенной. В науке это называется «фейклор», в отличие от фольклора. Если я честно перечислю все это пафосное вранье, начиная с «кода нации» в вышивках крестиком, скопированных с оберток мыла «Брокар», вы меня проклянете. Ладно, лайт-версия. Если не верите, посмотрите, например, на купюру в 500 гривен. Миф о босяке-философе и деньги. Это все равно что нарисовать Иуду Искариота на здании какого-то государственного учреждения. Хотя, если учесть количество только официально разоблаченных и осужденных предателей-госслужащих, не такая уж это и фантазия.
Любой обман, в частности общественно-политический, базируется на потребности широких народных масс быть эффективно и приятно обманутыми. Все массовые запросы на «искреннюю правду» сводятся к тому, чтобы информация отвечала вашим собственным политическим иллюзиям, какой бы ни была клиника в их анамнезе. А источник информации воспринимается тем достовернее, чем приятнее ощущения вызывает. Причина приятности неважна. Можно просто романтические вибрации, независимо от того, во что это источник одет или насколько раздет. Любознательных отсылаю к знаковым наработкам Вильгельма Райха.
В этом месте обратите внимание на выражение «массовые запросы». Потому что индивидуальный запрос на правду может включать в себя вполне рациональную потребность. Например, улучшить собственное благосостояние монетизацией правдоискательства. Он, запрос, может руководствоваться желанием искренней, бескорыстной мести. Или поиска заслуженного места в социальной иерархии. Материальное бескорыстие правдоискателей — тоже вполне себе весомый фактор. Потому что повышается личная самооценка (которая в анамнезе была чем-то поражена), и мы называем это активной гражданской позицией, активизмом и другими хорошими словами. И еще десятки разных вариантов мотивации.
В любом случае не бывает личных мотивов поиска правды просто ради поиска правды. Оно всегда «чтобы что-то». Потому что отдельно взятый человек — это все еще действительно достаточно умное и практичное существо.
Чем больше масштаб, тем радикальнее меняется картина оценочных суждений и их причин. У каждой меньшей социальной группы (начиная с семьи) имеется собственная искренняя правдочка, приспособленная к гнездышку своей локации. И сверенная с немалым списком текущих потребностей по обеспечению жизнедеятельности. Группа может называться как угодно красиво, прогрессивно, революционно, толерантно. Чем пафоснее название, тем зоологичнее причины ее появления. Хорошие названия — тоже часть стратегии взаимного обмана. Вспомните хотя бы названия политических партий и соответствие этих названий деятельности (если она вообще была).
Поскольку у нас сейчас какое-то странное поветрие приписывать известным людям то, чего они на самом деле не говорили, процитирую дальше с осторожностью. Выдающемуся немецкому ученому Герману Гельмгольцу приписывают фразу, что если бы Бог поручил ему создать человеческий глаз, то он, Гельмгольц, сделал бы это значительно лучше.
Вряд ли господин профессор, страстный почитатель Канта, в Пруссии середины XIX века высказывался именно в таком атеистическом ключе. Научный факт: он изучал физиологию зрения и разработал теорию аккомодации человеческого глаза. Это наука о том, как наша собственная оптика фокусируется на видимых объектах, делая их более четкими и узнаваемыми. Гельмгольц считал, что субъективные образы не имеют ничего общего со свойствами предметов, на которые мы смотрим, а представляют собой лишь некие знаки, «иероглифы». Есть врожденные механизмы восприятия, порождающие ассоциации. Именно эти ассоциации мы считаем достоверной информацией о реальности.
Разные современные модели массовой коммуникации (и четыре основные парадигмы) по сути повторяют тезис о том, что фокусирование на объекте восприятия осуществляется с помощью стереотипизации. То есть мы не можем увидеть то, что категорически видеть не хотим.
Говорят, что индейцы майя не могли увидеть четыре корабля Колумба, потому что в принципе и понятия не имели, что нечто подобное, исполинское, может существовать. И видели паруса кораблей лишь как тучи над морем.
К базовым когнитивным искажениям, влияющим на запрос правдоискательства и результаты, надо причислить миф о массовой потребности в «критическом мышлении». Само по себе в больших масштабах критическое мышление обществу на самом деле не нужно, потому что оно разрушает основы общества, которое возникает и формируется на совокупности мифов и верований.
Если сомневаетесь, вспомните историю Сократа, который так задолбал свое общество, насаждая критическое мышление, что оно предложило ему выпить яд, чтобы не развращал людей. Греческий тиран Писистрат дважды выигрывал демократические выборы. Первый раз избил сам себя, а сказал, что это — конкуренты. Второй — просто возил (по избирательным участкам своего времени) женщину, одетую, как богиня Афина, и говорил: «Афина за нас». Избрали, чтобы вы не сомневались. Да и сейчас избрали бы тоже.
У нас сейчас что ни родничок правды, то Гельмгольц. Приготовишь свою оптику по их совету одним способом, и вроде бы четко видишь, что правительство и его окружение — это сборище каких-то малограмотных лакеев, невежд и аферистов. Король тоже уже выглядит не слишком одетым.
Послушаешь другого — боневтик на боневтике сидит и боневтиком погоняет. Закроешь глаза, а там твои погибшие друзья спрашивают: «Мы что, за это вот все погибли?». Ясно, что там слова из другого лексикона, но по сути именно то.
Есть несколько базовых эволюционных вещей, которые стоит не забывать, чтобы сохранить психическое здоровье людям с высшим образованием и претензиями на поиски справедливости.
История никогда никого ничему не учит. Вы можете ее читать и распространять сколько угодно, но люди ведут себя так, как ведут себя. Это просто интересная беллетристика, которая помещается в одну известную фразу Екклесиаста: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. …> Нет памяти о прошлом, да и о том, что будет, не останется в памяти утех, которые будут после».
Война не меняет людей. Она универсальный проявитель всего. Социология показывает, что базовые личные настройки до вторжения и во время фактически не изменились. Реально изменились общественно-политические ориентации, которые являются важными, но вторичными для мотивации личного поведения. Война уничтожает плюрализм, многовекторность, разноцветность и инклюзивность, делает мир выразительным, черно-белым. Или с нами, или против нас, иного не предлагать.
Эта параноидальность не лечит шизоидного вранья довоенного времени. Она лишь заменяет одно другим. Конспирология — главный соблазн во время войны и других катаклизмов, но лучше оставаться обычным зрителем баталий шизотимиков и циклотимиков, чем вышивать крестиком собственную смирительную рубашку.
Государство чествует павших героев, чтобы откупиться от кармы, потому что большое количество героев — это в первую очередь бездарность планирования, а потом уже характеристика нации.
Скамья запасных игроков в правительственном квартале не может состоять из выдающихся, талантливых и опытных людей, имеющих свое мнение. Такой фон вредит текущим фигурам. По крайней мере они так думают и действуют.
Если вам сильно втирают про мораль, этику, историю и культуру, на всякий случай проверьте карман. Возможно, вас только что обокрали. Гибридная демократия — она такая.
Не очаровывайтесь — и не будете разочарованы.