В последнее время много сказано, потому что подмечено, немало написано, потому что обсуждено: украинцы обратили внимание мира на важные ценности, они показали, как можно бороться и выживать (более того, взрослеть и развиваться) в трудные времена. Но сами украинцы научились ли у самих себя? Или же черта «быстро овладевать» навыками ограничивается лишь обучением управлению военной техникой, поисками оружия в мире и производством амуниции и дронов? В чем будем нуждаться мы сами в будущем, которое предлагаем миру? Конечно, это незаконченная картина новой реальности середины ХХІ века. Это пока лишь очертания мечты и эмоции (нашей brave country). Но скоро наступит время переводить представление в стратегию и планы модернизации Украины и воплощать идеи в дело, и вот тогда встанет вопрос измерения: ценности декларативные или реальные? Овладели ли мы сами собой? Чему украинское общество самообучилось? И обучилось ли?
Импорт знаний и проспекций разделил украинское думающее и жаждущее знаний сообщество на две категории: первые вооружились новыми знаниями и начали их продвигать и инкорпорировать в проекты, «нахально» зарабатывая на этом популярность, экспертность, деньги и ненависть другой группы, которая прибегла прежде всего к критике через упрощение, метафоричность, ненаучность, продолжая искать священный Грааль исключительно в академической сфере, ритмично «возлагая цветы к ее образу» и «целуя оклады ее икон».
Одна из импортированных идей — lifelong learning — «обучение в течение жизни». Введенная разве что как опция центров занятости и повышения квалификации. Да что там, опцию даже вписали в концепцию реформ в области образования. Грамотно и логично. Можно вспомнить еще одну импортированную философию — bildung — процесс индивидуального взросления и принятия человеком на себя личной ответственности перед семьей, друзьями, согражданами, обществом, человечеством. Но она мало известна в Украине, хотя уже издали украиноязычный перевод Лене Рейчел Андерсен и Томаса Бйоркмана «Бильдунг. Нордический секрет красоты и свободы». И что на деле значит эта ценность идеи учиться в течение жизни?
Автор книги «Мультипотенциалы. Руководство для тех, кто уже вырос, но так и не решил, кем хочет стать» Эмили Вапник обратила внимание на такую особенность отдельных людей в нашем обществе, которые нестандартно мыслят, потому что маневрируют между даже несовместимыми интересами и навыками: фотограф-тракторист, балерина-шахматистка, преподаватель-стендапер, актер-шахтер, художник-электрик. Эти люди способны выполнять разные по сути и содержанию задания. А главное, это не просто способность к синтезу, адаптивность или хорошие способности к обучению. Это контекстное (а иногда вне- или сверхконтекстное) мышление, способность переключать способ мышления, автономность, энтузиазм, изобретательность. Это и есть новые ценности, о которых, как мы писали в первой статье, украинцы напомнили миру. Теперь дело за тем, чтобы не впасть в обман «экспертности» и самовлюбленности. Нам самим еще учиться и учиться тем чертам, о ценности которых мы объявили на весь мир. Но уже сейчас понимание того, что профессия — не приговор на всю жизнь, может стать путеводителем. Умение мыслить и учиться позволяет овладевать новыми профессиями, более затребованными в современном мире или в повестке дня локального сообщества, не бояться перемен и адаптироваться к ним.
Недавно Министерство экономики обнародовало проект Расчета потребности в специалистах и рабочих кадрах на рынке труда по видам экономической деятельности и профессиональным группам на 2024–2027 годы. Как следует из этого списка, бизнес и промышленность Украины будут нуждаться в рабочих (преимущественно строителях и шахтерах), руководителях и менеджерах, работниках с техникой и оборудованием и транспортниках. Куда мы двигаемся, если судить по перечню? В сырьевую страну с обслуживающим персоналом. В такое ли будущее двигается украинец (из) будущего почти в завершении трети времени ХХІ века? Украинец, который уже в курсе постиндустриальной модели экономики, который пользовался сервисами, овладел цифровыми навыками, инкорпорировался в глобальный контекст, следит за мировыми трендами? Вряд ли. Что-то здесь не совпадает.
Еще одна теория, раскритикованная классическим академическим сообществом, — теория поколений Штрауса и Хоу. У поколения Z предыдущие поколения — X и Y (имея на это заложенные черты: настроенность не на коллектив, а на себя; самостоятельность и умение настойчиво работать; заботу о настоящем, ценность материальных благ и комфорта; ориентированность на саморазвитие, стремление к уникальности, любовь к свободе, нежелание слепо подчиняться, высокую самооценка и идеализм) — подхватили и овладели их же чертами (ответственностью, интересом к экологическим проблемам, способностью обрабатывать много информации, умением выделить важное, осознанием своих желаний) и сделали их трендами. Что у нас есть сейчас? Иксы и Игреки нередко с легкой руки берут шефство над поколением индиго: потому что лень (под личиной прокрастинации), присущая Зетам, не только двигатель прогресса, но при неумелом использовании — тормоз. Юные эйджисты Зеты, когда кривятся на Игреков, со временем зависнут, потому что почувствуют дыхание в спину очередного поколения.
Джина Пелл, с позиций критики поколенческих рамок, предложила типологизирующий термин «периналы» (perennials), обозначая людей, которые отличаются не по возрасту и времени рождения, а по поведенческим паттернам. Периналы ценят впечатление больше, чем владение, живут сегодняшним днем, мыслят глобально, входят во многие комьюнити, имеют широкий круг активных контактов, более инфантильны, должны постоянно быть в курсе и онлайн. Живут преимущественно в глобализованном и виртуальном мире, где «гражданство»/принадлежность (аккаунт/членство) в социальных сетях (виртуальных: TikTok, Twitch, Instagram и прочих и реальных) важнее реального. Это энергичные, творческие и страстные люди, смелые до выхода за рамки стереотипов и популярных ярлыков по отношению к своему поколению. В командах это люди с многолетним опытом, которые быстро адаптируются к переменам, и в них своя ценность для организаций — помнят прочувствованные на собственной шкуре старые времена и могут сравнить их с новейшими. И постоянно готовы учиться новому.
Джон Моравец предложил термин «но(у)мадическое общество» (knowmad society), в котором изобразил человека (из) будущего. Таким образом, но(у)мад (knowmad) — это тот:
- для кого не существует возрастных ограничений, чтобы учиться;
- кто выстраивает свои знания через сбор информации и генерирование на ее основе новых идей, в том числе отталкиваясь от собственного опыта;
- кто умеет применять свои идеи и опыт в разных социальных и организационных формах;
- кто охотно включается в сотрудничество, легко конструирует нетворкинг, исследует новые вариации организаций, культуры и обществ;
- кто использует новые технологии, чтобы решить проблемы и преодолеть географические барьеры;
- кто готов делиться своими знаниями, поощряет других к распространению информации, их знаний и опыта;
- кто готов отложить неактуальный опыт и знания до лучших времен в пользу получения актуальных, принимая новые идеи и практики в случае необходимости;
- для кого комфортно чувствовать себя в неиерархических структурах и сообществах;
- кто развивает свои умственные способности и беспрерывно учится и…
- (что важно!) не боится ошибок, а приобретает на них опыт, анализирует и учитывает.
Будет ли стоять Новый мир после длительных войн на пороге очередного послевоенного человечества, чертами которого станут командный дух (не коллективы, а коннективы), бережливость (шеринговые практики), оптимизм (и экологизм), патриотизм (и солидаризация), золотые руки (сообразительность и изобретательность), преданность семье, вера в счастливое будущее и здоровый трудоголизм? Что-то сильно напоминает озвученные запросы мира Глобального Восстановления. Превратится ли теория Штрауса—Хоу в теорию циклов? Будем ли мы иметь какую-то новую категорию поколения? Какими будут ее ценности после сотрясения мировой системы российско-украинской войной (и другими войнами, которые уже подрывают мировой порядок полувековой продолжительности социальной истории)?
С точки зрения глобальной финансовой системы, постепенное увеличение части периналов или но(у)мадов — самый большой вызов. Потому что вся идея заключалась в том, что молодые берут кредиты, потом формируют сбережения и уже на пенсии их тратят, — это и формировало глобальную финансовую систему: банки, страховые, фондовые биржи аккумулировали и перераспределяли ресурс. Но теперь люди начинают больше потреблять здесь и сейчас и меньше экономить. Ведь мало веры в будущее против простого решения «жить настоящим» в условиях длительной и всеобъемлющей неопределенности.
Но будущее это не виртуальные миры, dіgital twins, AI, суперинтеллект, Метакосмос и киберократия. Будущее — это то, как мы, человечество, овладеваем технологиями и меняем наше поведение. Так что, управление будущим — это обучение и изобретательство. Обучение создает и распространяет новые практики. Изобретательство формирует новую реальность.
Однако все это сложно осознать, когда приоритетом становится выживание. Стоит задуматься над тем, что тот, кто стремится в первую очередь выжить, может погибнуть. Выигрывает самый адаптивный, тот, кто быстрее учится и внедряет новые практики. Кто быстрее овладевает беспилотниками — проектированием, производством, управлением на поле боя. Кто быстрее модернизирует энергетическую систему и логистические пути. Кто формирует и внедряет новые бизнес-модели. Собственно адаптивность — это тоже стратегия выживания. Ее отличие от базового выживания в том, что она не полагается на жесткие ограничения (морали в том числе, и в этом ее высокий риск и цена, которую будут платить те, кто выжил).
Когда мы радуемся и гордимся тем, что украинцы (из) будущего способны делать возможное из невозможного, то должны помнить, что этой чертой следует овладеть в свершения, а не в склоки. Потому что умение создать спор на пустом месте — это тоже способность из невозможного сделать возможное.
Так чему же должен научиться украинец (из) будущего и кто его этому будет учить? Что, например, нужно современной промышленности и бизнесу от системы образования? Первый простой и банальный до безобразия ответ: им нужны кадры — квалифицированные и компетентные. Но компетентные в чем? И откуда они, эти кадры, берутся? Самородки плодородной земли украинской? Нет. Все равно должны быть «кузницы», где аккумулированы опыт, наставничество и менторство. Образовательные заведения, такие как университеты, — это просторы двойственности. С одной стороны, они являются центрами передовых прогрессивных идей, потому что там есть условия для их рождения и становления; но с другой — из-за академичности они могут отставать от времени. Впрочем, это не совсем отставание, это, скорее, консервирование знаний. Иногда, чтобы не изобретать заново велосипед, стоит хорошо ориентироваться в базовых принципах его появления и инжиниринга. И университеты — не образовательные заведения, обучающие профессии. Университеты дают специальность, а профессии формирует рынок, которому нужны специалисты. Для профессий должны быть профессиональные образовательные заведения, где учат конкретным практическим навыкам трудовой реализации умений.
Но мы размышляем о Новом свете, и, возможно, новое образование — это уже нечто другое? Цифровизация, COVID, война, миграция дают основания просто сейчас начать настоящую модернизацию сферы образования. Совсем не новы и украинские реалии. Это глобальный вызов. Впрочем, в первую очередь мы должны думать о себе, ведь если не мы, то кто-то подумает за нас.
Университет новой Украины — это исследовательский центр управления человеческим капиталом. Это кадровый центр и центр комьюнити. Университет занимается постоянным развитием — своим и своего клиента Человека, подбором персонифицированных программ развития, отбором и развитием менторов и наставников, координацией возможностей для профессиональной практики. На протяжении постуниверситетской жизни выпускника помогает ему развивать приобретенные компетенции как в конкретной сфере, так и междисциплинарные, формируя как актуальные компетенции и навыки, так и те, которые актуализируются в ближайшем будущем. Для этого университеты проводят собственные и совместные исследования, выстраивают сети коопераций с другими университетами и исследовательскими центрами, работодателями и хабами инноваций. Иногда работодатели формируют запрос на компетенции сугубо дня сегодняшнего или понятного прошлого, реактивно отвечая на рыночные изменения и появление новых технологий и социальных практик. Но университеты должны работать проспективно, в секторе прогностических и инновативных знаний. Ведь их конкурентом становится так называемое дикое знание — внеакадемическое, коммуникационное, но при этом личностное, уникальное, свободное, прогрессивное (идея Кьелла Нордстрема и Пера Шлингмана). Знание, которое будет порождаться вне стен академий и университетов. Это неизбежный факт, если учесть доступность информации в современном мире, открытые платформы обучения и базовые текстовые источники. Они мощно конкурируют за внимание жаждущих быстрого знания людей, которые не хотят тратить время, ресурсы и собственные силы на традиционные схемы обучения. Кроме того, работодатели сами создают свои «образовательные подразделения», которые направляют на подготовку узкоквалифицированных, заточенных под конкретный сектор производства, торговли или сервиса работников. Организуются околопрофессиональные сообщества, сфокусированные на практиках расширения или углубления знаний менеджмента компаний.
Таким образом, вопрос заключается в поиске эффективного баланса между академичностью и диким полем знаний и информации, классикой и актуальностью, добрым старым и направленностью в будущее, связанностью с практикой и стимулирующей к открытиям метафорикой. По социальному закону, 5–6 лет — это период, когда происходят изменения и приобретаются укорененности. Так что на входе в академическую среду науки и знаний, навыков и компетентностей студенты имеют один набор запросов, а на выходе — уже другая реальность. Это, конечно, при условии, что общество динамичное, демократическое и значится, как открытая система. Вот и получается, что университеты вроде бы учат специалистов для вчерашних потребностей. Впрочем, обучение базовым категориям и классическому знанию — собственно тому, что входит в ареал нетленной классики, и способно научить тому, что в любое время может стать креативным толчком. Другое дело, научить так базовому и вечному, чтобы оно действительно выполнило свою миссию. Но почему-то до сих пор ощущается вопрос без ответа: кого и чему (и кому) можно (на)учить(ся) в Новом свете?
Всемирный экономический форум в Давосе каждые пять лет прописывает перечень навыков, востребованных в прагматичном мире бизнеса. В 2025 году (осталось два года) запрос ориентирован на следующие навыки.
- Аналитическое мышление и инновации.
- Активное обучение.
- Решение сложных проблем.
- Критическое мышление и анализ.
- Креативность, оригинальность и инициативность.
- Лидерство и социальное влияние.
- Использование технологии.
- Проектирование технологий и программирование.
- Устойчивость к стрессам и гибкость.
- Размышление и решение проблем.
- Эмоциональный интеллект.
- Исправление неполадок и взаимодействие с пользователем.
- Ориентация на обслуживание.
- Системный анализ.
- Ведение переговоров.
По сравнению с 2020-м, который уже в прошлом, в 2025-м значительно уступили запросы на умение руководить и работать с людьми, эмоциональный интеллект с пятой позиции опустился на 11-ю. В ориентире на 2025-й нет людей, но есть процессы. Мир настолько непостоянный и все время меняющийся, что нет времени на Человека… Следует ли в 2025 году в стратегию 2030-го вернуть Человека? Тогда в какой роли — потребителя услуг или сотворца? Важен ли нам невидимый повседневный опыт простых людей (носителей «дикого знания»)? Или мир жестко разделен на профессионалов и реципиентов знаний? Правда ли, что мы почти пришли в мир постлюдей и постгуманизма?
Неожиданно оказалось, что мы должны сами понять то, чему именно нас и мир учит наш опыт? Какие уроки мы сами способны вынести из того, что проживаем? Способны ли ценности, которые Украина напомнила всему миру, быть воплощенными в построение Новой жизни? Или они останутся прописными истинами на скрижалях неприкосновенных манифестов? Кстати, о манифестах. В 2015 году уже упоминавшийся нами Джон Моравец предложил Манифест 15. Просто, лаконично и о современном мире будущего… Манифест, вероятно, мало известен широкому кругу украинских деятелей образования, потому что порой они до сих пор изобретают велосипед. Тогда как на улицах уже катаются на электронных сигвеях и моноколесах, а распространение шеринговых электросамокатов достигло таких масштабов, что их даже запретили в некоторых городах мира. Запретили будущее — хотя это даже его первые, в чем-то неосторожные попытки «нащупать» новый смысл городов, персонифицированного передвижения и демонетизированной экономики.
Выведем из идей упомянутого манифеста несколько принципов, которые могут помочь нам самим учиться, да и других учить:
- эволюционность методов и методик обучения;
- инновационность и взращивание изобретательности;
- партнерство в процессе обучения;
- навыки исследовательской деятельности;
- мультиконцептуальность, междисциплинарность, трансиндустриальность;
- сетевые связи и кооперация;
- адаптивность как методов обучения, так и контента, ролей и самих профессий.
Роль учителя должна становиться все меньше ролью транслятора информации и все больше ролью творца простора для сообучения. Совместного поиска, совместного проектирования и совместного действия в нашем бурном трансформационном мире. Авторитет не в объеме знаний, но в объемном тьюторстве и мудром менторстве сопровождения ученика к его собственным открытиям. Не учить, но овладевать знаниями, информацией, опытом.
Недавно в одном из эфиров украинский инвестиционный банкир из Австралии иронизировал по поводу украинской науки и ее устарелости, невозможности наших специалистов создавать новое оружие и новую технику. Каким было его удивление, когда он узнал, что украинские КБ проектируют полноценно легкие вертолеты по заказу мировых компаний, имеют разработки эффективной ракетной техники. Харьковский ФЭД во время войны ведет разработку плазменных двигателей. Десятки КБ работают над беспилотной техникой — и уже через год у нас есть дроны, способные доставлять боевой груз на 1500 км. Да, нам не хватает современных лабораторий. Да, у нас мало цитированных публикаций. Низкие рейтинги. Минимальное финансирование науки при высоком уровне коррупции. Но отчасти справедливая критика украинской науки с переходами в увлечение прозападной риторикой о качестве образования с занижением возможностей и обесцениванием украинского образования — в результате подпитывает отток мозгов, а не желание доказать, что все не так плохо.
Прекрасно, когда студенты получают базовое образование в Украине и проходят магистратуру в зарубежных университетах или по программам академической мобильности проходят курсы в ведущих университетах мира, или учатся параллельно в Украине и за рубежом. Даже хорошо, когда несколько лет работают или стажируются за границей. А потом возвращаются в Украину и развивают науку, экономику, социальную сферу здесь, на Родине. Открытость образования, его интегрированность в мировые тренды — это необходимая составляющая. От слова «обязательно». Главное, не плодить карго-культы.
Нам нужен здоровый украиноцетризм в образовании. Ведь чтобы производить интересный образовательный продукт с уникальными характеристиками или выходить на конкурентное поле, надо обладать оригинальностью и прогрессивностью. Это могут обеспечить потенциальные и существующие суперсилы украинцев (самоактивация, стремление к свободе, изобретательность, гетерархичность общества) и украинская культура (которая, кстати, неизвестна не только в мире, мы и сами ее не знаем достаточно), — в разные времена нашу культурную черту фронтира или перекрестка «миров», культуру изобретателей и прогрессоров, визионеров и предпринимателей осквернили более сильные системы или их агенты (из последних: империи или советы).
Украинское образование должно быть насквозь пропитано качественным современным украинским контекстом и контентом наряду с контекстом мирового опыта и достижений. Мы должны видеть не только Шумпетера и Городниченко, не только Сикорского, Павлова, Менделеева и Королева. Тем более что в каждом упомянутом случае нам еще приходится обосновывать претензию считать их украинцами. Мы должны поддерживать украинских ученых, популяризировать науку и научный подход в образовании. Мы должны пользоваться идеями инновационного экономического развития, которое предполагает значительные государственные и частные инвестиции в сферу науки как прикладной, так и фундаментальной, а также в серьезное образование.
Но также, конечно, мы должны более смело входить в мировую систему обучения. Среди украинских профессионалов в сфере образования есть такие, опыт которых должен быть широко обнародован и признан более чем на уровне отдельной школы. И не только академическое сообщество будет делегировать своих героев, а открытые и прозрачные профессиональные конкурсы и рекомендации учеников. Для этого мы должны прорвать еще одни ворота мира: в Украине тоже есть наука и университеты. И между мировыми агентами образования принципы должны быть такими же, как и на уровне отдельного учебного заведения. Не иерархия, а сетевые связи; не пренебрежительная поучительность, а партнерство; не превосходство, но мозаика.