Наконец увидел мир ІІ том «Вибраних творів» Дмитрия Донцова, который имеет тематическое название «Культурологічна та історіософська есеїстика (1911-1939 рр.)». Мы беседуем с ответственным редактором, автором предисловия и комментариев этого тома - руководителем Научно-идеологического центра имени Дмитрия Донцова Олегом Баганом.
- Олег Романович, обобщите, пожалуйста, концепцию этого издательского мегапроекта.
- Цель многотомника - представить наследие Дмитрия Донцова по возможности полнее и выразительнее. А потому тематически сгруппированные статьи и книги автора гармонизированы с соответствующими этапами его творчества. Дело в том, что и на сегодняшний день общее представление о Донцове, его месте в украинской истории и культуре искажено, туманно и стереотипизированно. О нем знают преимущественно как о страстном самостийнике, воинствующем националисте и остро критичном публицисте. На самом деле Донцов был еще и весьма вдумчивым политическим аналитиком (писал для многих авторитетных европейских газет). А также оригинальным геополитиком (его геостратегические прогнозы актуальны и сегодня), глубоким мыслителем и идеологом (никто другой в Украине так широко не выразил теоретически весь спектр правых - традиционалистских и иррационалистических - философем и идей), экспрессивным литературным критиком (он создал отдельное литературное течение - «вісниківство», базирующееся на стилистике волевого неоромантизма). И, конечно же, талантливым культурологом и историософом, что и подтверждает наш II том.
Мы запланировали сгруппировать произведения так, чтобы они делали более выразительным вклад Донцова в развитие определенного интеллектуального направления. Таким образом, в ІІ томе читатель увидел автора ярким, динамичным публицистом с особой широтой обобщений, геополитическим стратегом, сумевшим - наиболее концептуально и убедительно на то время - поставить украинский вопрос в международном контексте. Да, его мировоззрение эволюционировало (от социалиста-антиклерикала до националиста, а после Второй мировой войны - скорее до национал-консерватора или, возможно, традиционалиста, который уже борется с антиклерикалами). Но, что важно, Донцов постоянно отстаивал украинские интересы и был бескомпромиссным врагом России - как «красной», так и «белой». В 1924 году он писал в «Підставах нашої політики»: «Мусимо викохати в собі душу, яка б могла успішно протиставитися душі Івана IV, яка переживає в Росії свою безнастанну реінкарнацію». Так же и антагонистичность миров (Запад-Россия) в его работах занимает отнюдь не второстепенное место: «Коли читаємо... історію Європи, - читаємо історію її народів. Читаючи історію Росії - не бачимо нічого, опріч темної маси, що сліпо віддана своїм вождям, рухається нині в однім, завтра в другім напрямку... Там - історію робили класи, партії, нації та великі одиниці, суспільність. Тут - держава, уряд, що скували і класи, і одиниці, і суспільність».
Таким образом, во ІІ томе мы открываем Донцова как мыслителя, который очерчивает ментально-духовные и культурные контуры украинской цивилизации, ставит борьбу за нее на железную почву вечных законов истории человечества. В следующих томах Донцов предстанет перед нами в качестве идеолога, философа, вновь политического аналитика (эта часть его наследия особенно большая), литературного эссеиста, еще раз культуролога и историософа. Думаю, в последних томах представим его многочисленные небольшие рецензии, отклики на события, возможно, письма, а также ранние статьи (до 1913 г.), написанные во время мировоззренческого социализма, и потому менее интересные для современников.
- Что, по вашему мнению, является, возможно, сенсационным во II томе?
- Этих сенсаций несколько (понятно, что для профессиональных исследователей украинского национализма это будут не сенсации, а лишь более удобно представленный для интерпретаций материал). Прежде всего - это блок статей и эссе о природе украинского малороссийства и москвофильства: «Шевченко і патріоти», «Національні гермафродити», «Нарід-бастард», «Модерне москвофільство», «Культура примітивізму» и др. В них Донцов углубляется в причины нашей национальной раздвоенности и невыразительности, в причины фатального влияния российской ментальности и культуры в Украине. Замечу, что классиком по изучению украинского малороссийства у нас принято считать Евгена Маланюка, автора исследования «Малоросійство» (1935 г.), ученика Донцова. Но из публикации «Національні гермафродити» (1911 г.) видно, что учитель на 20 лет раньше высказал комплекс нелицеприятных мыслей по этой проблеме.
Второй неожиданный блок - «Церква і нація», о которых речь идет в эссе «Справа Унії» (1916 г.), «Церква і націоналізм» (1924 г.), «Патрія чи Еклезія?» (1928 г.), «Новий Папа» (1939 г.). Здесь Донцов взвешенно осмысливает законы духовного бытия народов, объясняет логику взаимозависимости религиозных ощущений нации и национального характера.
В статьях «Міщанин-шляхтич», «Сансара», «Дух американізму», «До міст!» автор покажет себя блестящим этнопсихологом. В ряде портретов известных деятелей истории - Петра I, Макиавелли, Жанны д’Арк, Мазепы - он выступает как замечательный знаток законов истории, философ, который «вскрывает» нам Личность, описывает ее возможности формировать будущее, стимулировать новые и более качественные интенции роста народов и цивилизаций.
- Донцова часто обвиняют в профашистских взглядах, антисемитских выпадах. Есть ли для этого основания?
- Здесь мы имеем дело с обычными логическими ухищрениями и манипулированием понятиями. Например, различные «объективные исследователи» всячески спекулируют на том, что Донцов цитировал или приводил в качестве положительного примера итальянских, французских фашистов или немецких нацистов. Но при этом они «забывают» уточнить, что правые - традиционалистские и волюнтаристские - идеологемы и принципы последовательно применялись украинским автором приблизительно с 1913 года. То есть, задолго до рождения европейского фашизма тоталитарного толка, и что он вообще приветствовал все националистические и консервативные силы, которые в то время боролись с социальным хаосом, наступлением левых и деструктивными течениями олигархического либерализма. Таким образом, Донцов рассматривал европейских фашистов (до 1941 г., когда, прежде всего нацистская Германия, окончательно стала на путь агрессивного империализма) лишь как одну из версий успешной борьбы за духовно-традиционалистскую консолидацию обществ. При этом не надо забывать, что в 1920-1930 годы фашисты были главной силой, которая остановила наступление левых во многих странах Европы, а не только во время гражданской войны в Испании. И, учитывая это, им симпатизировали не только европейские правые, но и многие центристы, которые видели в фашизме конструктивную и стабилизирующую силу (об этом теперь многие «объективные» историки предпочитают не упоминать).
Добавлю, что Донцов никоим образом не поддерживал фашистскую партию «Фронт національної єдності» (лидер Д.Палиив), действовавшую в Западной Украине в 1933-1941 годы, а, наоборот, критиковал ее политику. Как и вся ОУН(б), он отказался от какого-либо сотрудничества с немецкими нацистами с лета 1941 года, когда те выступили против провозглашения украинской государственности.
Вообще эту проблему надо толковать так: национализм как идеология является значительно более широким понятием, чем фашизм. Между ними есть отдельные идейные совпадения, а именно: апеллирование к духу традиции, милитарность, героика и т.п. Однако они существенно расходятся относительно функций государства (фашисты всегда за ее полицейские функции, националисты - за народоправление), имперских доктрин (национализм в принципе отвергает любой империализм), в вопросе однопартийности (ОУН, провозгласив в июне 1941 года украинскую государственность, сразу создала многопартийное правительство, в отличие от всех фашистских партий, которые устанавливали свою диктатуру) и т.п.
Относительно вопроса об «антисемитизме» Донцова отметим такое. Как теоретик он был далек от расистского толкования природы наций, поэтому никогда и не обосновывал какую-либо низшую расовую природу евреев и не призывал к их уничтожению. У него есть только пассажи о, например, связи еврейских групп с крупным капиталом или о поддержке евреями левого, авангардного, искусства. Однако всякого рода теоретики об этом писали, и сегодня пишут, открыто, и за это их никто и не называет антисемитами. Донцов последовательно доказывал одну большую стратагему: евреи должны оставить свою давнюю политически-идеологическую практику (к слову, описанную И.Франко в романе «Перехресні стежки») - поддерживать имперские государства и пропаганду, в частности российскую, и вместо этого четко стать на позиции собственного национализма, развивая государство Израиль в Палестине. В этом с ним консолидировался, например, идеолог сионизма В.Жаботинский.
Отмечу, что темы фашизма/нацизма и антисемитизма в общем, а не только относительно Донцова, либеральные историки и политологи используют со спекулятивной целью - для навешивания ярлыков на правых, националистов и консерваторов, для успешной борьбы с ними в сфере общественной пропаганды. На самом деле, у них речь идет не о выяснении каких-то исторических или политологических объективностей и реалий, не о понимании сложности межнациональных отношений в исторических измерениях, а единственно - о демонизации идеологических конкурентов.
- Вы упомянули об изменении в мнениях Донцова в 1913 году и о том, что он является самым масштабным правым идеологом. Но изменился же Донцов под влиянием Вячеслава Липинского, который потом остро критиковал его…
- Да, в 1909 году они познакомились, и Донцов начал больше обращать внимание на политические идеи консерватизма и на мыслителей-консерваторов. Однако это именно тот случай, когда ученик явно перерос учителя. Донцов, имея, очевидно, более широкое мировоззрение и более динамичный талант, быстро и глубоко овладел концептуалистикой мышления философов-иррационалистов (В.Дильтей, М.Шелер, Ф.Ницше, В.Зомбарт, О.Шпенглер, Х.Ортега-и-Гассет), теоретиков национализма (А.Мадзини, Ш.Пеги, М.Барре, Ш.Морра), новыми культурологическими теориями (Б.Кроче, Дж.Раскин, Г.Честертон), историософскими концептами (Г.Лебон, Г.Ферреро, А.Дж. Тойнби). Он существенно расширил спектр видения проблем и задач, которые стояли перед украинской нацией. Это, собственно, и демонстрируют его работы из І и ІІ томов, в которых представлена просто впечатляющая по своей сложности картина духовного и политического развития наций. И чего мы не найдем у Липинского, который весьма односторонне постоянно твердил лишь об «классократии», о фантасмагориях возрождения украинской аристократии, которой тогда просто не было в природе, и потому нечего было возрождать.
Донцов постиг мощные смыслы Истории: Эмоцию (силу переживаний), Свободу (силу моральной мобилизации), Героику (силу жертвенности и борьбы), из которых и рождались все большие сдвиги и достижения человечества. Именно из его вдохновения и родилось удивительно героическое и упорное украинское националистическое движение 1920-1940-х годов. И в этих «практических» аргументах - главное преимущество Донцова над Липинским, который своими теориями не разбудил никого и ничего не изменил.
Как никто другой в истории украинской политической мысли, Дмитрий Донцов трактовал в своей публицистике и эссеистике тысячи фактов истории, мировых тенденций, культурных явлений и дал им объяснение с позиций мировоззренческого национализма. И в этом главная ценность его наследия как своеобразного универсума национализма.