«Ты посмотри на него, права качает». Как часто вы слышите эту фразу в отношении детей? Я — очень часто», — говорит правозащитница Зоя Мельник.
Страшно, когда так говорят те взрослые, которые как раз и должны защищать эти самые права детей — родители, полицейские, сотрудники социальных служб. Вообще словосочетание «права детей» в нашем обществе воспринимается как оксюморон. Дети, если и слышали, что у них есть права, часто не могут распознать, когда эти права нарушают. Даже если их нарушают грубо.
Чтобы изменить эту ситуацию, помочь детям разобраться со своими правами и научиться их защищать, общественная организация «Защита прав детей» решила запустить информационную кампанию «Прокачай права», призванную помочь детям и подросткам распознавать насилие в разных его проявлениях, а также знать, куда можно обратиться за помощью. Кампания будет проводиться на понятных для детей платформах — TikTok, Likee, Instagram.
Уже отснято несколько видеороликов, пишется и иллюстрируется юмористически-образовательный проект «Азбука насилия», создается телеграм-канал и программируется чат-бот, куда дети и подростки смогут обратиться со своей проблемой и получить поддержку. О том, почему это важно, ZN.UA беседовало с главой общественной организации «Защита прав детей» Зоей Мельник и руководителем проектов организации Алексеем Чареем.
— Дети вроде бы — главная ценность в любом обществе. При этом «детские темы» в СМИ — нерейтинговые. Кроме того, люди не любят плохие новости. А насилие к хорошим новостям точно не относится. Почему, на ваш взгляд, об этом важно говорить, почему вы этим занимаетесь?
Алексей Чарей: Дети, пожалуй, одна из самых дискриминируемых категорий. Хотя последствия, которые мы получим как общество, если не будем этой проблемой заниматься, случатся не сегодня и не завтра, они будут необратимыми и, пожалуй, наиболее драматическими из тех, с которыми сейчас старается бороться активная часть социума. Небезопасное пространство и распространение патерналистских и насильственных шаблонов приводят к тому, что вокруг становится меньше счастливых людей. А те, кто подвергался насилию, могут продолжить традиции насилия в отношении своих детей. Круг замыкается. Это — первое.
А второе — иногда встречаешься с такими случаями, что пройти мимо никак нельзя. Потому мы не особо выбирали, если честно.
Зоя Мельник: У нас не будет плохих новостей. Наоборот. Мы хотим наладить связь с подростками. Потому что, как мне кажется, они очень часто остаются один на один с проблемой. Особенно, когда находятся в сложных жизненных обстоятельствах, в семьях, где практикуется домашнее насилие, или же оказываются в ситуации, когда их буллят, нарушают их права.
Отправной точкой для этого проекта послужили случаи, когда дети специально регистрировались в Фейсбуке, чтобы найти меня и рассказать, что над ними издеваются, их пытают. Например, детям из печально известного ЦСПРД «Світанок» просто некуда было обратиться за помощью. На меня они вышли через девочку, которой мы раньше помогали. Уходя из «Світанка», она посоветовала тем, кто там оставался: «Если вам будет совсем плохо так, что невозможно больше терпеть, напишите в Фейсбук Зое Мельник». Собственно это дети и сделали.
Поэтому я подумала: оставаясь только в Фейсбук, я по сути нахожусь в своеобразном мыльном пузыре единомышленников, которым нет смысла рассказывать о том, что детей бить нельзя, а насилие — это зло. Они и так это знают. А детская аудитория, которой все это собственно нужно, находится в Инстаграм, Likee и TikTok. От двух последних мы очень часто и незаслуженно воротим нос. Но нужно искать общий язык с подростками, чтобы донести до них эту информацию. Они должны знать, куда могут обратиться за помощью. Общаться с детьми стоит там, где они собственно «сидят» — в Инстаграм, Likee и TikTok. С помощью видеороликов, рассказывающих детям об их правах, и иллюстраций, наглядно информирующих о том, какие виды насилия бывают.
Общаясь с подростками в том же «Світанке» мы столкнулись с тем, что подростки не распознают насилие. Вокруг них его слишком много. Ребенок родился в семье, где практиковалось домашнее насилие, а потом попал в приют, где его опять-таки бьют и ущемляют в правах. И он считает: насилие — это норма, поскольку ничего другого в своей жизни не видел. Наша задача — рассказать о том, что так быть не должно. И из этой ситуации есть выход.
А. Ч.: Возвращаясь к вопросу о том, станут ли люди слушать то, что мы хотим им сказать. Дело в том, что, наверное, нам и не нужно напрямую привлекать их на свою сторону. Подобная помощь (правозащитная или просто поддержка тех, кому это нужно) — в первую очередь потребность самой личности на определенной стадии развития. Люди, которые хотят это делать, есть, и они ищут, как себя применить. Например, о нашем проекте я написал нескольким организациям, в которых есть социальные подразделения, и они сразу поддержали идею. Побочная сторона этой деятельности в том, что классные люди нормализуют в обществе важные идеи, делая их более популярными. И за ними потом подтягиваются люди более инертные. То есть от любого действия будет эффект, так же, как от брошенного в воду камня, по воде пойдут круги. И если мир станет лучше даже на какой-то микрокейс, это повлияет на социум так, что людей, испытывающих потребность в подобной самореализации, станет больше. Люди всегда стремятся к развитию.
— А что лично тебя привело в общественную организацию? Чем ты занимался раньше?
А.Ч.: — Я довольно предприимчивый человек. И еще в университете начал делать деньги. После работал в банке, потом — в маркетинге. Через десять лет дошел до позиции руководителя экспортно-производственной компании. Там полностью выгорел и ушел в свой бизнес — сеть тату-студий и дистрибьюторская компания по тату-оборудованию. Кроме того, с 2018 года работал коммерческим фотографом. Причем не просто снимал фотосессии. Я занимаюсь нарративным сторителлингом для брендов. То есть помогаю им находить емкие идеи и смыслы, и заворачивать в визуальный продукт, с помощью которого они общаются с аудиторией.
К теме защиты прав детей меня привлекла Зоя. У меня всегда был сильный запрос на справедливость. Признаки несправедливости меня сильно триггерят. Но типичная благотворительность и правозащитная деятельность, которую я раньше видел, казались мне какой-то очень душной и нерезультативной что ли. Зоя действовала совсем по-другому. Она делала то, что мне внутренне казалось правильным. То, частью чего мне хотелось быть.
Мы познакомились перед увольнением Зои из полиции. Я тогда как раз искал темы для фотопроекта и месяцами гонялся за Евгением Патоном. Но прочитав пост Зои понял, что хочу рассказать в своем проекте ее историю. Позже у меня стали появляться личные фотопроекты подобного формата. К совместной работе мы плавно шли около двух лет.
— Что вы уже сделали и насколько рассчитан проект?
З.М.: Уже есть иллюстрации к десяти буквам азбуки ненасилия — нарративы и описания. Например, что такое абьюз, газлайтинг, насилие психологическое, домашнее, сексуальное и так далее.
Работаем над роликами в TikTok. Несколько экспериментальных уже были. TikTok — это сложно для нашей аудитории, возможно, потому что мы относимся к другой возрастной категории. Его нужно изучать. Это очень интересная соцсеть. Мне кажется, у нее больше возможностей, чем у того же Фейсбука.
А.Ч.: — Зарегистрировали чат-бот и горячую линию в Телеграме. Сделали программную часть прототипа и наполняем структуру. Скоро у нас будет горячая линия, на которую ребенок сможет написать с минимальным стрессом, делая автоматизированные выборы, и быстро получить помощь. В разработке бота мы немного вышли за рамки изначально определенной задачи и скоро презентуем что-то очень большое.
Кампания состоит не просто из иллюстраций и роликов, как нам изначально казалось. Работая над проектом мы с каждым шагом все больше понимали, что он прежде всего — про структуру. Теперь у нас есть структура, которая изменила наше видение того, как будет работать общественная организация, и дала ей определенные инструменты.
— Чего конкретно вы ожидаете от проекта?
А.Ч.: Мы хотим построить мостик коммуникаций, который отсутствует, потому что подростки не очень-то любят общаться со взрослыми и не очень-то в них верят. Но очень нуждаются в помощи взрослых. Это амбициозная цель, конечно, но если нам удастся построить такой мостик, то в эту стену защиты прав детей сразу же встроится огромный блок. Детям станет понятно, что есть кто-то, кто может их защитить. Потому что сейчас вся система — суды, полиция, органы опеки — не становятся на сторону детей. Чаще всего дети остаются одни в конфликтах и не ощущают, что у них есть союзники. Так что даже маленькая организация может тут произвести просто квантовый взрыв.
З.М.: Я попробую пояснить на примере нескольких историй — как быть не должно и чего мы ожидаем.
Девочка систематически подвергалась домашнему насилию и гиперопеке. Ей запрещали заводить друзей, вообще с кем-либо общаться. Может быть поэтому, а может быть, еще по каким-то причинам, девочка стала вести очень затворнический образ жизни, перестала куда-либо выходить. Ее жизнь превратилась в две крайности — она либо закрывалась дома, либо сбегала оттуда. Сейчас ей 17 лет. И родители решили принудительно поместить ее в частный реабилитационный центр.
— Чтобы реабилитировать от чего?
З.М.: Якобы у нее есть психическое расстройство. Но по достижении 14 лет (неполная дееспособность) дети способны самостоятельно заявлять о своих решениях, на лечение в том числе. Для принудительного лечения, во-первых, должен быть ряд показаний, и это происходит по решению суда. Во-вторых, при принудительном лечении ребенок должен находиться в специальном учреждении, например, в детской психиатрической больнице. Возможно временное помещение (до 21 дня) в психиатрическую больницу по решению врачей. Тем не менее они должны направить в суд документы о том, что принудительное лечение необходимо.
В данном случае девочку поместили в частный реабилитационный центр, отобрали мобильный телефон и лишили права на передвижение, по сути принудительно изолировали. Однако полиция, приехавшая после нашего обращения, заявление у девочки не взяла. Правда, опросила ее и сотрудников. Выяснилось, что в этом центре людей с медицинским образованием нет. То есть сотрудники — по сути волонтеры без официального трудоустройства — удерживали подростка в изоляции принудительно, что вообще является абсурдным.
После приезда полиции в центре испугались, что у них будут проблемы, и вернули девочку маме.
Ранее девочка несколько раз писала заявление о том, что мама изолировала ее принудительно. Но приезжавшая на вызовы полиция это заявление принимать у нее отказывалась, мотивируя тем, что, мол, она — несовершеннолетняя. На самом деле обычное поведение полицейских, непонятно чем обоснованное. Думаю, просто неграмотностью. Так или иначе, но заявление у девочки не приняли. И мама опять закрыла ее дома.
Девочка решила сбежать и еще раз написать заявление. Мама сама вызвала полицию, «скорую», и на этот раз решила отправить дочь уже в психиатрическую больницу. Есть записи разговоров мамы с врачом, кое-что я слышала сама, потому что девочка позвонила мне и оставила телефон включенным.
И мама, и врач в беседе признавали, что ребенок неагрессивный и не представляет опасности для окружающих, что, собственно, и является основанием для принудительного лечения. Но дальше началось самое вопиющее нарушение прав. Девочке начали угрожать, обкололи каким-то препаратом, после чего она начала жаловаться на боли, судороги и тому подобное. В результате, опасаясь нового укола, она подписала бумаги на госпитализацию. И после этого уже боялась куда-либо обращаться, потому что это лишь усугубляло ее положение. Ни уполномоченные, ни полиция, ни прокуратура, куда она обращалась, — никто ей не помог.
Еще одна история случилась около трех лет назад. Мама со связями и с деньгами, с медицинским образованием, так же «закрыла» 17-летнюю на принудительное лечение. Хотя врачи при этом говорили, что никакого расстройства у девочки нет, и лечить на самом деле нужно маму. По словам специалистов, собственные расстройства люди иногда проецируют на своих детей. И это очень страшно. В таких случаях ребенок оказывается заложником ситуации.
Считая, что дочери «пороблено», мама обратилась в ЦССДМ. И сотрудники вместе с родителями насильно запихивали подростка в машину, чтобы отвезти к бабке-гадалке и выкатать яйцом порчу (!).
Куда бы она ни обращалась, везде ее считали ребенком с психическими расстройствами. Мама «нарисовала» соответствующую справку. Девочка с нетерпением ждала своего совершеннолетия — в любое время дня и ночи могла сказать, сколько дней осталось до этого момента.
— Как повлияло твое вмешательство?
З.М.: Когда она обратилась к нам, мы подняли шум. Родителей привлекли к ответственности — факты насилия подтвердились. Но, к сожалению, успех в подобных случаях бывает редко.
Домашнее насилие всегда совершает кто-то близкий. Иногда это оба родителя, иногда — один из них. Классическая ситуация — когда папа избивает маму и детей, и маме некуда уйти.
История Миры стала достаточно известной после дела «Світанка».
Девочка и ее мама с инвалидностью подвергались жестокому обращению со стороны отца. При этом мама очень много работала, содержала всю семью, включая мужа. Иногда отсутствовала дома по двое-трое суток. Несмотря на многократные обращения в полицию, никакие санкции в отношении агрессора не последовали, ни одному заявлению не был дан ход.
Девочка начала убегать из дому. Попала в приют. Мать постоянно навещала, привозила продукты. Но система начала ее наказывать — единственную из родителей, кто добросовестно выполнял свои обязанности. На нее, а не на отца составлялись протоколы.
В приюте девочка опять-таки подверглась насилию и пыткам. Ее насильственно остригли. И она убежала.
Круговорот насилия. Ребенок подвергается насилию дома, государство его возвращает либо обратно к насильнику, либо помещает в приют, где опять-таки — насилие. Да еще и отрывает от матери, что является дополнительным фактором психологических страданий ребенка.
Закончилось тем, что родителей лишили прав. Обоих. Но по сути только маму. Потому что отец погиб в пьяной драке. Напал на женщину с ножом, ее муж, защищая, нанес нападавшему смертельное ранение, и сейчас находится под следствием за убийство.
Всего этого могло бы не произойти, если бы ранее неоднократно приезжавшая полиция задержала и изолировала отца, а не ребенка.
— В этой длительной борьбе дети получают психологическую травму, с которой им потом жить. Отслеживаешь ли ты, как складываются судьбы своих подопечных?
З.М.: Конечно, стараюсь отслеживать. Но на это не всегда хватает ресурсов, потому что хочется, чтобы эти дети после всего пережитого получали полноценную реабилитацию.
Тем не менее я считаю, что у истории со «Світанком» относительно хороший конец. Дети, с которыми я общалась, были очень рады, что виновных в пытках над ними привлекли к ответственности, а их забрали из «Світанка». Дети поверили наконец, что добиться справедливости все-таки возможно. Для меня это мотивация. Если бы не было какого-то результата, я бы, наверное, это давно бросила. Но дети звонят, благодарят и говорят, что у них появился какой-то лучик надежды, что они не останутся один на один с бедой, если она произойдет, что есть кто-то, кто их поддержит. Мне кажется это очень важным.
А. Ч.: Именно поэтому я хочу подчеркнуть, что хотя наш проект «Прокачай права!» еще не заработал в полную силу, к нам можно и нужно обращаться. Наш телеграм-канал: https://t.me/juvenalis, чат-бот — @deti_help_bot.
Все статьи Аллы Котляр читайте по ссылке