Когда она вернулась с войны - молчала. Она просто не знала, что говорить, - все разговоры казались пустыми. А то, о чем хотелось рассказать, о чем хотелось кричать, застряло где-то между телом и душой - ни туда, ни сюда. Потом исчез сон. Сутки, вторые, третьи, а сна нет… Психологи и психиатры проводили терапевтические беседы и назначали мощные успокоительные. Но она все равно молчала и не спала… Заговорила только во время съемок фильма "Невидимый батальон", создание которого стало итогом одноименного проекта, осуществляемого общественной организацией "Институт гендерных программ" при поддержке агентства США по международному развитию через проект USAID "У-Медиа", реализуемый Интерньюс Нетворк.
Заместитель командира батальона по работе с личным составом Оксана Якубова была мобилизована в ряды Вооруженных сил с должности главного специалиста отдела финансовых вопросов приватизации, инвестиционных и имущественных вопросов Министерства финансов. На это же место работы она вернулась после трех лет войны. Наверное, Оксана могла бы решить вопрос своей мобилизации и спокойно продолжать работать в теплом министерском кабинете. Но поступила иначе: вопрос, идти в армию или нет, для нее вообще не стоял.
- Почему вас мобилизовали, Оксана? Какая у вас военная специальность?
- Когда-то я работала финансистом в воинской части, поэтому военнообязанная. Потому я была готова снова служить. Но вопрос встал через год, когда я должна была демобилизоваться. Тогда перед увольнением я приехала домой. На несколько дней. Посмотрела дома, что к чему. Позвонила командиру бригады, спросила разрешения подписать контракт. Снова пошла в военкомат, оформила контракт и поехала назад.
- Почему?
- Поняла, что если останусь дома, в армию заберут сына. А так, если один из членов семьи уже служит в зоне АТО, второго не призывают.
- Как сын отреагировал на ваше решение?
- Я дома не сказала, куда иду служить. Об этом знала только моя сестра. Я же раньше работала начфином в воинской части. Потому дома считали, что прохожу службу в штабе. Но уже тогда я была заместителем командира батальона по работе с личным составом, как раньше говорили - замполитом.
Прошло несколько месяцев, и однажды к нам в часть приехали журналисты, снимали репортаж. Потом сын звонит и спрашивает: "Мама, ты где? Мы тебя по телевизору видели. Там очень страшно?" - "Нет, - говорю, - все нормально. Здесь даже не стреляют".
- Профессия финансиста обычно ассоциируется с комфортным кабинетом, компьютером и чашкой кофе возле калькулятора. А как оно - считать средства в воинской части, когда только что началась необъявленная военная агрессия? Это, наверное, можно было назвать одним словом - хаос?
- Когда я служила в мирное время, к войне нас, в принципе, готовили. У нас даже было мобилизационное слаживание. Но начало необъявленного вторжения показало неготовность всех структур в армии. Не было ни нормативных, ни мобилизационных документов. На банальные мелочные вопросы - как получать деньги, как доставлять и раздавать их людям - ответов тоже не было.
Когда я пришла в часть, она уже была расширена до военного штата, но никто толком не знал, как свести все в кучу и посчитать людям денежное обеспечение. Указания противоречили друг другу. Мы ссорились с Генштабом, отказывались выполнять приказы, пока не будет окончательной четкой информации. Из Генштаба шли разъяснения, и мы выкручивались по ходу дела.
У меня в финансовой службе работали девушки, у которых были четырех- пятимесячные детки. Они вышли на работу, чтобы их не сократили. Еще пришли мобилизованные, которые вообще не знали, как начислять денежное обеспечение. потому впервые мы делали это вручную - в экселевских файлах на допотопных компьютерах. Это был ужас. Работали ночью.
У кадровых офицеров, служивших до войны, были карточки, а у тех, кто только что мобилизовался и уже поехал на позиции, - нет. Приняли решение везти людям средства на позиции денежной наличностью. 3,5 млн грн я везла через всю Украину, в бусике с двумя охранниками. Приехали на полигоны, а часть разбросана по огромной территории. Впервые за 10 дней мы наездили около 4 тыс. км.
Люди злые, многим толком не разъяснили, что это не собрание, а война. Раздаешь деньги, а военные говорят: "Мы месяц отслужили, едем домой". И начинаешь объяснять: ребята, вы попали… на год мобилизации. Не все были в восторге. Людей выдернули из мирной жизни и вбросили в военную, где могут быть активные боевые действия. А их же не учили ничему, учебки толковой не организовали.
Второй выезд был через три недели. Тогда мы уже провожали первые части в зону АТО. Это было страшно. Практически, неподготовленные люди отправлялись туда, где наверняка стреляют. Ребята выехали в Рубежное…
А еще - людям наобещали огромные зарплаты, а первая выплата была 600 грн. Понятно, что в армию тогда шли не ради денег. Но когда президент в одной из речей пообещал военным 1 тыс. грн. за день боевых действий, ребята оживились. Почти у каждого дома была семья, и мобилизация для многих семей стала причиной резкого снижения финансовой обеспеченности. Денежную наличность, раздававшуюся на позициях, ребята обычно передавали домой. Уровень денежного обеспечения военных рос очень медленно, о тысяче в день уже почти никто не вспоминал. Начались боевые действия. Жестокие. Списки раненых и погибших - статистика, к которой ныне уже привыкли, - тогда еще шокировала…
Ребята стояли на блокпостах, на боевых дежурствах и звонили в любое время - в час, два, три ночи. Первый вопрос обычно был о зарплате, а потом - обо всем на свете. Часто они звонили просто поговорить, ведь родным правды не скажешь, родных берегут. И вот ты ночью разговариваешь, а утром идешь работать.
А потом еще пошли проверки. Помню, приехали из прокуратуры - проверять, как были потрачены деньги, выделенные на боевую подготовку… за весь период независимости Украины. Я тогда сорвалась и сказала проверяющим все, что об этом думаю. Проверка ушла ни с чем.
Потом был наш третий выезд в зону АТО. Приехали на Сиваш. Деньги я выдавала прямо в машине. И тут мне ребята говорят: бросай все и быстро в окоп. А как я брошу все? Здесь куча денег в чемодане лежит. Начинаю его складывать. На меня кричат, тянут в окоп. Оказалось, это был боевой вертолет. Кто-то залег, кто-то начал фотографировать его на айпад. А у нас - ни броников, ни касок… Первое, что я подумала: я же блондинка, солнце светит, и меня видно. Сказать, что это страшно, - ничего не сказать.
В машине все молчали. Едем по чистому полю - ни деревца, ни домика. И думаешь: вертолет может вернуться и просто расстрелять машину, одна ракета - и нас нет. А у нас приказ - огонь не открывать…
Потом был первый двухсотый. Из Рубежного. Наших обстреляли. Я тогда впервые увидела погибшего. Еще никто не знал, как это все должно делаться, как отвозить домой, как хоронить…
Тогда Оксана Якубова, на то время еще начфин батальона, взяла на себя ответственность и начала заниматься погибшими. Просто было некому. Кадровиков не хватало. А когда получила должность замполита батальона, это уже стало одной из ее функциональных обязанностей.
- Это страшно. Мои ребята. Я их встречала, и я же в последний путь провожала. Тяжело собирать их вещи, чтобы отправить родителям. Они еще пахнут живым человеком, а его уже нет. В последний раз всех видела в морге. На каталках. И сейчас, когда вспоминаю их лица, - они на каталках. Никогда не ездила на похороны - не могла. Очень тяжело говорить о смерти сына родителям. Это - самое страшное.
И еще - у меня очень изменилось отношение к людям. Например, судимость для меня теперь - не показатель. Мальчик, который был осужден, спас мне жизнь… Потом погиб…
Он был тяжело ранен. Лежал в госпитале. Ему сделали операцию, и надо было везти его в центральный госпиталь. Врачи говорили: не доедет. Я подошла к нему, а он мне говорит: "Обними меня, пожалуйста. Меня так давно женщина не обнимала". Мы обнялись. А через полчаса он умер…
…Тяжело, когда знаешь, что по твоим людям стреляют. Ждешь, когда они выйдут на связь. Надеешься на "4.5.0". Это значит, что все хорошо. Ночью спишь, а рация постоянно работает. Я так привыкла с рацией спать, что когда мы из зоны выехали, в тишине не могла уснуть.
До 2016 года присутствие женщин в зоне боевых действий особо не афишировалось. О назначении на руководящие должности даже речи не было. Оксана Якубова - одна из первых представительниц прекрасного пола, ставшая заместителем командира батальона в зоне АТО. И как-то само собой прицепилось к ней "БМП" - боевая мама пехоты, хотя позывной был "Капкан".
- Наш батальон был сформирован из военнослужащих, мобилизованных в третью волну мобилизации. Потом нас перевели в 54-ю бригаду. Там мы стали 1-м батальоном. Обычно первый - это тот, который лучше всего подготовлен и оснащен. Он и попадает в самый ад. Мы были на Золотом, под Дебальцево. Потом на Светлодарской дуге. Когда пришли в 54-ю бригаду, появилась возможность сделать всем ребятам статус участника боевых действий.
Для его получения нужно, чтобы в документах военнослужащего была дата входа и выхода из зоны боевых действий. Человек может служить неограниченное время, не выходя из зоны, а статус - не получит. Именно поэтому "экскурсанты" в зону АТО получали корочки УБД в течение месяца, а ребята, стоявшие на передовой под обстрелами месяцами, ни статуса, ни соответствующих льгот не имели.
Когда после третьей волны мобилизации подошла четвертая, мы договорились, что сделаем всю бумажную работу, и даже документы завезем в штаб. Загрузили здоровенные ящики документов в машину и приехали в Новоград-Волынский, в штаб. Нам выделили отдельное помещение и дали на оформление документов на 600 человек 10 суток. Я никогда в жизни столько бумаг не переворачивала...
- Оксана, а что скажете об обесценивании статуса участника боевых действий?
- На самом деле все просто. Надо составить комиссию, которая определила бы, кто действительно был в зоне АТО и принимал участие в боевых действиях, а кто был "экскурсантом" и приезжал на боевые позиции в командировку или с проверками. Участник АТО и участник боевых действий - это разные вещи. Соответственно, должны быть разные выплаты и льготы. Но этого не поддерживает командование, потому что льготы и выплаты потеряют офицеры штабов и управлений.
В Киеве - около 20 тыс. участников боевых действий. Скажу вам по собственному опыту: на фронте воюет очень мало киевлян. 20 тыс. - преимущественно работники штабов, управлений, министерств, представители силовых структур. Представьте, какая эта финансовая нагрузка на страну!
Бюрократия в армии - отдельная тема для разговора. Количество формальностей и документов о списании техники, оружия, боеприпасов, снаряжения, одежды поражает. По идее, это должно было бы предотвращать злоупотребления и разворовывание. Однако получили и бюрократию, и злоупотребления, и разворовывание.
- Списания - это ужас. Например, идет бой, и снаряд попадает в блиндаж. А тебе нужно сделать срочный доклад в штаб, что у тебя что-то сгорело. В 2015 г. доходило до смешного. Комбат руководит боем, ты стоишь рядом, а штаб АТО тем временем посылает запрос, сколько боекомплектов израсходовал батальон, даже не понимая абсурда ситуации. Так же мы должны были докладывать в ходе боя о потере имущества. Когда я отвечала, что не могу дать информацию, слышала негодование: "Вы не владеете ситуацией?" А что касается статистики боевых потерь, здесь вообще речь шла о жизни людей, - ты корректируешь движение машины, которая везет раненных во время обстрела, слушаешь рацию, потому что там может быть сообщение о новых потерях, и тут звонок из штаба: "Дайте демографические данные раненых".
Вообще, ситуацию, в которой боец ранен, надо описывать очень грамотно, поскольку от этого зависят денежные выплаты на лечение. Если человек получил ранение утром, вечером приезжает военная служба правопорядка и выясняет, при каких обстоятельствах оно было получено. Фиксирует доклад, берет объяснения у свидетелей и записывает все в специальные журналы боевых действий. Обязательно делается проверка на наличие алкогольного опьянения. Что еще надо?
Но нет. Человек получил ранение - и не имеет права на выплату. Я должна набрать приказ на назначение расследования. Потому что не определено, кто это должен делать. А в штабе, наверное, все очень заняты, им некогда. И я набираю настоящий приказ, еду в штаб… а там обед. Но я жду, потом регистрирую его. И снова прогоняю одну и ту же процедуру с докладами и объяснениями. Относительно оборудования: ноутбуки - свои, принтеры - свои, и время этим всем заниматься - ночь.
Поощрение военнослужащих - один из методов воспитательной работы, нацеленный на укрепление воинской дисциплины и стимулирования к дальнейшей добросовестной службе. Когда в стране идет война, поощрение военных имеет особое значение. Награда - является признанием и благодарностью от государства за патриотизм, победу, мужество и ежедневный риск жизнью. Боевые награды - мотивация для ветеранов жить дальше…
- О представлении к награждению… Ты отдаешь наградные письма, а они теряются где-то по штабам. В прошлом году в августе наши ребята принимали участие в серьезных боевых действиях. Мы отправили письма на награждение: раненым - медали, погибшим - ордена. Среди раненых есть мальчик, который до сих пор по госпиталям лежит. Его представили к ордену, но награду он не получил. Мы раз отдалили наградное, второй, третий раз… Результата нет. В четвертый раз я, уже уволенная, распечатала его, переподписала у командира и снова послала. Надеюсь, тот мальчик в этот раз ко Дню защитника Украины орден все же получит.
- Оксана, что вы думаете по поводу изменений в армии за последние три года войны?
- До середины 2016 г. мы увидели в армии реальные изменения. Она становилась крепче, боевые командиры получали руководящие должности в штабах. Но потом все пошло на убыль. Снова показуха, формальность, советчина… К нам приезжали проверяющие из штаба - возмущались, что не варим суп в ходе периодических обстрелов, требовали вывешивать информационные бюллетени и боевые листки (аналоги советской стенгазеты), а также назначить ответственных за проведение политинформации. Была еще команда надевать "пиксель", когда приезжает командование. То есть ребята, которых только что обстреливали, должны были переодеваться для какого-то генерала. Еще была команда повесить новые флаги. Но тот, дырявый флаг нам всем намного дороже новых: он наш, боевой! И еще - требовали снять черно-красный. Но если ребята на позиции повесили черно-красный флаг, то он там должен быть. Потому что это - флаг Украины, которая находится в состоянии войны. Он символизирует кровь и землю. На нем наша кровь и наша земля. И я не имею права забирать его у ребят. Меня часто спрашивают: чего ты все время ссоришься с командованием? А я просто защищаю своих ребят. Когда я вижу несправедливость в отношении к ним, прикрываю их собой. А как иначе?..