Это было в годы моей студенческой юности. После свадьбы друга, где был свидетелем, с молодоженами поехал в Крым…
Ночь, костер… Я взобрался на какое-то дерево и уселся на ветку. Темень вокруг стояла такая густая, что я был абсолютно уверен - ни я, ни дерево не отбрасываем вовсе никакой тени.
Мы расположились на холме, прислонившемся к крутому склону в направлении моря. Ночь была тихая, бесчисленные звезды усеяли небо. Представил себе эту картину, ну, например, где-то с берегов Турции, и мурашки побежали по телу. Я отчетливо ощутил их между собой и корой ветки, на которой сидел.
Ночь - словно разделена пополам: светлую мглу формировали звездное небо и лунное море, а черная начиналась от берега и круто поднималась в горы. Среди этого мрака, словно в невесомости - одинокий костер, рядом - дерево, а на дереве - я. От осознания того, что это зрелище не имеет никаких признаков времени, мне стало жутко. Такая картина могла существовать и тысячи лет назад. Я почувствовал, как выпал из временного вектора. И не только - ощущение пространства тоже предавало меня, ибо находился между землей и небом. Меня охватил какой-то неописуемый ужас. Даже показалось, что в море на миг приостановились дельфины, дабы "выяснить", что же это за паника, в чем дело.
Слева внизу на фоне молочного моря разрезали пространство кипарисы, горизонт между небом и морем почти не угадывался, поскольку звезды отражались в тусклом серебре моря. Лишь виноградники по правую сторону казались верным признаком некоего непостижимого времени. Да, собственно, и это не было очевидно, потому что во тьме ночи о виноградниках я только догадывался.
Мне пришла в голову мысль, что такие пейзажи здесь наблюдали десятки поэтов, художников, философов, а Айвазовский точно что-то подобное нарисовал.
Как только вспомнил о них, как в то же мгновенье совсем потерял отсчет времени и почти ощутил, что вот они все стоят здесь в темноте вокруг дерева и костра и шепотом выясняют между собой, зачем собрались. Я понял, что время бросило меня в жертву колдовству ночи, а она воспользовалась тем, что я оторван от земли. Лихорадочно начал вспоминать, как сюда взобрался, а потом понял, что совершенно не представляю, на каком именно дереве оказался. Что-то подсказывало, что это яблоня заброшенного сада, но я не был в том уверен. Да и что бы мне дало это понимание, если помнил место, но не представлял времени, в котором нахожусь. То, что в темноте, вон там, стоит Чехов и смеется надо мной, явилось мне как свершившийся факт. Я четко видел - да нет, не видел, а находился в мизансцене, в которой Чехов толкал в бок Волошина, и они вместе радовались тому, что человек взобрался на яблоню и не может понять, как с нее слезть. Так я определил, что действительно сижу на яблоне. Но вместе с этим пониманием догадался, что в гости к Волошину мог приехать Лев Толстой - они даже внешне были похожи.
Перспектива встретить графа, сидя на дереве, словно какой-то озорник в чужом саду, меня огорчила, ибо представил себе, сколько же это придется ему объяснять, что я парень серьезный, что преклоняюсь перед его талантом... Потому решил как можно скорее прыгать.
Но тут послышался треск. В горевшей в костре доске от деревянного ящика закипела вода. Образовывавшийся пар разрывал дерево и вызвал такой треск, который и вернул меня к действительности. Я осторожно спустился на землю. Но в тот миг, когда треснула доска, вернулись не только время и пространство. Ночь взорвалась тысячами звуков - писков, шорохов, свистов. Сверчки обрушили эту симфонию, и я услышал, как по дороге высоко надо мной проехал троллейбус на Ялту. Я был под деревом яблони, надо мной - поселение Малый Маяк, а ближайшая троллейбусная остановка называлась "Кипарисная". Невероятный шквал запахов ночи - выжженной солнцем травы, смолы кипарисов, морского бриза и экзотических цветов - вернул мне представление о бытии, хотя был таким внеземным!
Своих друзей-молодоженов не ждал. Они пошли целоваться в виноградник. Их вещи лежали у костра, они его видели. Я пошел назад к турбазе, оставив им печеный картофель. Потихоньку глаза привыкли к темноте, и я начал различать тропинку - так вышел на дорогу между виноградниками.
На турбазе прошел мимо главного корпуса, танцплощадки, повернул к бару "Дубок". Традиционно поклонился плакату "Турист - водке антагонист" и заказал стакан Муската белого красного камня. Обычная суета и сутолока туристического приюта быстро вернули меня в спокойное будничное русло. Губами, потом кончиком языка осторожно коснулся вина. С ним вернулось ощущение вкуса… И все было бы хорошо, если бы на соседнем столе не заметил забытую кем-то книгу Грина "Бегущая по волнам". В это время на танцплощадке как раз пели "По волнам моей памяти я поплыву". Я понял: зря так легкомысленно решил, что избавился от колдовства ночи.Представил себе, как весело прощаются сейчас и расходятся писатели и художники, как выясняют, кому на Ялту, кому на Гурзуф, а кому на Планерское и Феодосию. Их озорное настроение передалось и мне. Я снова перевел взгляд на книгу: не называется ли она случайно "Взбирающийся по ветвям"?
Мне стало неловко, что я так быстро сбежал, даже не простившись.
Медленно смаковал вино. Было немножко жаль, что в известном обществе так и не появился Курт Воннегут - мне было бы что ему рассказать и о чем расспросить. Но я прекрасно понимал, что Курт Воннегут не имеет никакого отношения к южному берегу Крыма... Подошли Саша с Ириной, стали извиняться, что оставили меня среди ночи одного. О, если бы они знали, в каком обществе я побывал!
Книгу я отдал бармену, объяснив, что кто-то ее забыл, а он пожал плечами: "Так ведь до вас здесь никого не было, все на танцах"…
А мы с друзьями - не на танцы, мы пошли купаться в ночном море...
Я частенько вспоминаю ту ночь 13-летней давности в Крыму... Кто-то может мне сказать, что никакой потери течения времени не было, и ни Чехов, ни Волошин, ни граф Толстой ко мне под дерево не приходили, и что я их не видел. Но я хорошо помню, что, сколько ни старался, - ни разу не вспомнил, чтобы видел в ту ночь Луну, хотя она присутствовала во всем. В конце концов, мы ведь и купались в лунном море! А то, что Солнца не видно ночью, еще не значит, что именно в этот момент его нет.
А еще я сожалею, что не забрал тогда "Бегущую по волнам", ведь когда мы выезжали с турбазы, книга все еще лежала в баре. За ней так никто и не пришел, и я подозреваю, что это был мне подарок от Александра Грина. А может, оно и к лучшему, потому что я вспоминаю ту книгу всю свою жизнь…