Более ста лет человечество говорит о трагедии "Титаника". Его название стало не просто именем нарицательным катастрофы - неумолимой, наблюдаемой самими жертвами. Но также синонимом технократической самоуверенности и триумфа фатализма, обожествления непредсказуемых событий.
А ведь у айсберга тоже была своя трагедия.
Жил он 3 тыс. лет в Гренландии. Чувствовал себя неотъемлемой частью величественной ледниковой империи. Позволял бродить по себе белым медведям, полярным волкам, пингвинам и, быть может, даже северным пушным зверькам с нехорошим названием, которое в наше время тоже стало мемом.
А у границ плескался океан. В нем, в отличие от ледника, жизнь бурлила и призывала к системным изменениям. И вот понемногу начали случаться изменения климата, как бы в целом ледовую империю не затрагивающие. Но на периферии температура повышалась, и под влиянием столь бурного соседства наметились естественные линии разлома.
Да и сам ледник после вековых раздумий выбрал западный вектор и стал продвигаться к Северному Ледовитому океану. В один из приливов (примерно года за два перед столкновением) ледяная гора откололась, превратилась в суверенный айсберг, который и начал свое путешествие в историю.
Я объясню, почему образ Украины как айсберга уместен в рассматриваемом контексте событий. И почему с помощью этого сравнения можно попытаться дать оценку и прогноз в среднесрочной перспективе.
Есть важная особенность айсбергов, о которой все наслышаны. Около двух третей ледяной горы находятся под водой. Сколь бы величественной и влиятельной ни выглядела надводная часть, она - меньшинство.
Все, что происходит в украинском медийном пространстве, сфере массовых коммуникаций, дипломатии и тому подобным умным штучкам, касается напрямую лишь этого самого надводного меньшинства, которое довольно нагло выдается за целое.
Это коллективное вранье (по общественному сговору, заменяющему у нас общественный договор) имеет в основе страх разоблачения. Страх, который передается из поколения в поколение и является генетическим кодом советско-украинского чиновника.
Разоблачающих сторон на сегодняшний день две.
Первая - западные кредиторы, терпение которых периодически лопается с прикольным треском, как воздушные пупырышки в защитных полиэтиленовых упаковках.
Вторая - народ, запас терпения которого традиционно огромен, но даже огромному однажды приходит северный пушной зверек. В годовщину начала Майдана это особенно важно помнить.
Кого больше следует бояться, чиновники уже категорически не понимают. Потому и воруют совершенно бесстрашно. Надводное меньшинство понимает, что Украина находится в состоянии гуманитарной катастрофы, политического кризиса и проигранных военных битв.
Катастрофа - явление необратимое. Политический кризис - обычное. Военное поражение - болезненный урок. Но если его не выучить, политическая катастрофа неизбежна.
С гуманитарной катастрофой мы уже сжились. За последние 10 лет в Украине уничтожен культурно-образовательный ресурс, долгие годы служивший "подушкой безопасности" для политического жулья всех рангов. Дело не в наличии современных произведений искусства. Это лишь продукт. Да, современный и награждаемый, но принадлежащий контркультуре. То есть интеллектуальному сопротивлению, волнам внутренней эмиграции. Культура - это, прежде всего, нормативное, базовое поведение общества, которое производит хоть государство, хоть стихи, если у него есть к этому воля и потенция.
С помощью остатков культуры можно было апеллировать к славному прошлому и призывать затянуть пояса, а заодно "срубить" бюджетных денег.
Но кончилось. А вот конфликты, скандалы, дискуссии, системы аргументации, мечты и обиды, порожденные советской и постсоветской мечтательностью, остались прежними.
Нам кажется оскорбительным, когда войну называют не войной, а нелепым термином АТО. Но ведь 16 июля 1990 г. уже была совершенно схожая история, когда приняли не "Декларацию о независимости", а "Декларацию о суверенитете"? И так и эдак выкручивались наши "приниматели", лишь бы не произнести дерзкое слово "независимость". Можно было, видите ли, пошатнуть основы айсберга. Ледник бы обиделся.
На самом деле нам не страшен никакой замороженный конфликт, потому что мы сами - замороженная страна, зачарованно созерцающая на жидкокристаллических экранах бесконечные диалоги примороженных и отморозков. (Если кто-то решил обидеться на этом месте, посмотрите пассионарную явку на выборы горячих украинских избирателей - в целом по стране, а не в местах перегрева).
Но мы также и страна, уверенно дрейфующая навстречу своему прекрасному "Титанику" Европы.
Вот пишет Глузман: "…тогда открыл свою книгу и я. И спустя короткое время ужаснулся. Понял, почему эти устаревающие тексты вызвали такие эмоции: они остались актуальными!
Застывшая Украина. Прошли годы, изменились кардинально наши внешние обстоятельства. Интенсивно развивается мир. А здесь - стагнация. Даже в ситуации войны, нашей, внутренней войны (позволю себе такую дерзость) мы не меняемся".
Не меняется и не может измениться подводное большинство айсберга. Нет для этого никаких поводов и мотивов. По телевизору восхваляют безмерно. Называют историческим и державным народом, мудрым, смелым, трудолюбивым и гордым, приписывая все заслуги быстро тающего меньшинства этому глубоководному сообществу. А массовое бытовое пьянство как источник бесперебойного питания позволяет удерживать самооценку на завышенном уровне.
Это ведь не каких-то специальных конченных "аватаров" саботажничающие военкомы мобилизуют, и эти пьяницы потом самоубиваются и убивают сослуживцев. Не врагов. Это все те же граждане из подводных двух третей, желающие жить традиционной прежней жизнью. Только им оружие дали, а у патриотов забрали. Меньшее зло.
Но почему же светлая, верхняя, надводная, "майдановская" часть общества (нужное подчеркнуть) тоже такая примороженная?
Потому что не в состоянии выйти из конфликтного поля, где процесс важнее результата. Чувство сопричастности драме порождает не только ложное чувство собственной значимости, но и иллюзию возможности быть режиссером. То есть, проще говоря, менять правила игры в свою пользу, по ходу пьесы. Разумеется, все ради европейских ценностей, бла-бла.
Вся эта демонстративная проевропейскость, флаги ЕС повергают в изумление собственно европейцев и небезосновательно заставляют их считать, что это - камуфляж. Прикрытие традиционной коррупции плюс наивное желание заполучить себе Европу в качестве адвоката, арбитра и спонсора одновременно.
Так, в 90-х внезапное изобилие национальных флагов и вышиванок, активно поддерживаемое вчерашними комсомольцами, мгновенно сбившимися в бандитские шайки, позволило им продуктивно поработать с банками, ваучерами, недрами, приватизацией и землей. А идеалисты снова остались в одиночестве и нищете, наедине со своим священным текстилем и оберегами. До следующего Майдана.
То есть верхняя часть нашего айсберга "Украина" точно так же хранит верность социальным схемам прошлого, как и вода в состоянии льда верна кристаллам одной кристаллической модификации, одной молекулярной решетки.
Возможно, более убедительным аргументом в пользу этого будет самый болезненный. Отношение верхней части общества к войне (за исключением помалкивающих фронтовиков) происходит из представления, что война должна иметь какие-то правила, закономерности, логику. Отсюда разочарование, недоумение и горечь.
Так вот, эта точка зрения была характерной для античных времен.
Еще в 1809 г. военный писатель Клаузевиц, полемизируя с философом Фихте о том, как Германии преодолеть кризис и оправиться от сокрушительного поражения, критиковал Фихте за то, что тот слишком доверяет "древним" в военных вопросах. Решение должно быть связано не с искусственными построениями войск в боевые порядки, а с фигурой патриота, доблестного и энергичного, "сражающегося на своей земле за свободу и независимость". Клаузевиц противопоставлял такой социальный подход техническому как проигрышному в своей консервативности. Он называл войну "хамелеоном, в каждом конкретном случае несколько меняющим свою природу".
И это было сказано более двух веков назад - о "гибридности" и роли сознательных патриотов!
Но чтобы вы точнее понимали уровень нашей замороженности на практике: и Жебривского, и Туку при желании можно точно так же задержать и судить, как и Корбана. Потому что военно-гражданские администрации не зарегистрированы в Минюсте. Там невозможно официально назначить людей, профессионалов, отвечающих за военно-гражданское сотрудничество. Казначейство блокирует их счета. Парламент уже год не может принять соответствующий закон.
Для сравнения: МИДу Литвы потребовалось всего две недели, чтобы изменить законодательство страны и на законных основаниях оказывать Украине гуманитарную и волонтерскую помощь.
В каждую эпоху существуют сложные отношения между процессами государственного управления, легитимностью и формами обеспечения безопасности. Это первичные функции политических институтов. Но их характер определяется тем, каким образом осуществляются (или нет) эти функции, и тем, каким аспектам безопасности уделяется первоочередное внимание.
Вопреки всей обоснованной политической паранойе и сопутствующим силовым действиям, то, чем занимается власть, не имеет никакого отношения к безопасности страны. Власть занимается самозащитой с помощью существующих государственных механизмов, это да.
А безопасность строится на легитимности. То есть должен быть какой-то механизм (религия, идеологический фанатизм или демократическое согласие), объясняющий, почему люди должны подчиняться правилам, и, в частности, почему носители организованного насилия (солдаты или полицейские) должны выполнять приказы, а не бандитствовать.
Но этого нет. Культура кончилась. А легитимность работает лишь через культуру, поведенческие коды.
Формальные политические институты на европейском "Титанике" терпят крах уже давно. Но лишь при столкновении с такими ледяными глыбами реальности, как наша, становится очевидной вся их несостоятельность и "глубокая обеспокоенность".
Все аналитики предсказывают те или иные модели прошлого, потому что они удобны для самоуспокоения. Но мы, согласно Хантингтону, вступаем в мультицивилизационный мир, где связующим механизмом для обществ и групп государств будет культура, а не идеология.
Государствоцентричное мировоззрение - это политическая близорукость. Попытка воспитания людей в верности государству, которое тает, вместо воспитания в верности культуре, порождающей государства, - это самоубийство. Государство - это люди, помогающие друг другу посредством создания государства, а не холопы в поисках "более доброго пана".
Мы со своей войной врезались в Европу. Она сперва пыталась игнорировать образовавшуюся смысловую течь. Ну а теперь уже поздно - туда хлынули и совсем другие воды.
Разумеется, мы не утонем. Мы просто растаем. Растает не общество, оно за столетия и не такое видало. Растает существующая республика, как пугало снеговика по весне. И этот формат трансформации гораздо лучше разлома. Есть два фактора, сильно замедляющих этот процесс, - собственно война, ставящая экзистенциальные вопросы перед теми, кто понимает значение термина. Их - арифметически ничтожное количество, но жизнь вморозила этих людей в узловые точки, они держат на себе многое. Ну и пресловутый безвизовый режим. Разумеется, молодежь уедет, никакое кликушество здесь не поможет. В Восточной Европе было то же самое. Только у них были и другие системообразующие факторы. Старые республики дрогнули, но выжили. Хотя в общем контексте их снова ждут нелегкие времена.
Возврат в ледниковый период невозможен. Но если мы примем то, что переход в другое агрегатное состояние не является смертью, и что гибнут лишь старые иллюзии, то мы, как нация, выживем.
Есть три сценария - столкновение цивилизаций, грядущая анархия, космополитическое управление. Они подробно анализируются в научных трудах, но никто не в состоянии определить приоритетный.
Так или иначе, но путь все равно лежит через войну.
Современная война - это всегда комбинации войны (организованного насилия в политических целях), преступления (организованного насилия в частных целях) и нарушений прав человека (насилия против гражданского населения). Дело лишь в пропорциях.
Не будет большой планетарной войны по голливудским клише. Есть уже фактическое исчезновение официальных войн между государствами, спад всех войн высокой интенсивности, где потери превышают тысячу человек в год, спад смертоносности, измеряемой единицами боевых потерь, увеличение продолжительности и/или рост количества рецидивов войн, территориальная близость к другим войнам. В общем, мы со своей войной в тренде. Айсберг бьет и проходит мимо "Титаника", к своей ледовой судьбе.
"Титаник" - это ЕС, и мы видим усиливающуюся панику уже и на богатых верхних палубах Центральной Европы. Австро-Венгрия тоже когда-то казалась величественным и нерушимым колоссом. Повторюсь - все катастрофические параллели касаются неизбежной гибели старых структур управления. Это, как и всегда, будет сопровождаться человеческими жертвами. А вот их вероятный масштаб и локация - предмет уже другой дискуссии. Рвется там, где тонко, но большие шкафы громче падают.
Таяние государственного льда будет неизбежно вызывать панику и чувство обреченности. Зря. Наш державный айсберг величественно и неторопливо дрейфует в воды мирового политического океана, к чему мы, собственно, и стремились. Можно, конечно, восклицать о необходимости спасения страны, но желательно при этом посчитать количество людей, для которых она действительно является ценностью (см. явку на выборы, если кто-то все же снова решил обидеться).
Мы в мире, разумеется, не одни такие. И все это происходит довольно давно. Мы лишь стали чуть информированнее. Знание умножает скорбь, но позволяет видеть перспективу и не быть в числе идиотов, без особой на то необходимости.
Но если такое случится (даже с вами, надводной частью, которая должна видеть и принимать перспективу), вспомните один из слоганов Майдана: "Я - капля в океане!".