UA / RU
Поддержать ZN.ua

Из прокуроров — в адвокаты

Владислав Желенский на судебном процессе против Степана Бандеры представлял сторону обвинения. А после Второй мировой войны стал одним из самых горячих сторонников украинско-польского примирения...

Автор: Юрий Рудницкий

Владислав Желенский на судебном процессе против Степана Бандеры представлял сторону обвинения. А после Второй мировой войны стал одним из самых горячих сторонников украинско-польского примирения...

В работах украинских историков Владислав Желенский проходит прежде всего как "главный обвинитель Бандеры" на варшавском судебном процессе (ноябрь 1935 г. - январь 1936 г.). При этом почти без внимания остается другая сторона деятельности Желенского - его участие в диалоге между украинцами и поляками, разделенными общей трагедией братоубийства. Исключение составляет разве что работа ивано-франковского историка Николая Геныка "Владислав Желенський і проблема польсько-українського примирення після Другої світової війни" ("Проблеми слов'янознавства". 2010. Вып. 59. С. 101–109).

Но даже поляки, вспоминая своих земляков, приложивших усилия для примирения двух народов, называют, прежде всего, имя Ежи Гедройца (1906–2000), основателя и редактора польского общественно-политического и литературного
журнала Kultura. И практически никто - Владислава Желенского, друга и единомышленника Гедройца...

Ранние годы.
Знакомство с Гедройцем

Владислав Марцелий Желенский (1903–2006) герба Цьолек - уроженец Украины. Родился в небольшом поселке Пархач (ныне Межириччя) на Сокальщине (правда, в одном из интервью утверждал, что родился во Львове). Внук выдающегося польского композитора и пианиста Владислава Марциана Желенского (1837–1921) и племянник известного польского журналиста, критика и писателя Тадеуша Бой-Желенского (1874–1941), расстрелянного нацистами во Львове в июле 1941 г. вместе с группой польских университетских преподавателей.

В 11 лет Владислав Желенский, в то время краковский гимназист, потерял отца - Станислава Желенского. Отец был известным в Кракове архитектором, а во время Первой мировой войны служил адъютантом у генерала Тадеуша Розвадовского и умер после смертельного ранения в одном из боев.

Поступив на юридический факультет Варшавского университета, Владислав переехал в столицу Польши. Некоторое время жил там у своего дяди Тадеуша, учебу сочетал с подработками. Там, в доме Боя-Желенского, он и познакомился с Ежи Гедройцем. Уже тогда Гедройц-гимназист задумывался над созданием "центра независимой политической мысли". Юношеская симпатия со временем переросла в крепкую дружбу двух интеллектуалов. И единомышленников - в том числе, и в "украинском вопросе".

"С "кресами"
никто не считался..."

Напряженные отношения между двумя народами во Второй Речи Посполитой не вызывали у Владислава Желенского восторга. Не в последнюю очередь вину за эту напряженность он возлагал на "народных демократов" ("эндеков") - участников польского националистического движения, впоследствии - членов политической партии, возглавляемой Романом Дмовским (1864–1939), главным противником "Коменданта государства", маршалка Юзефа Пилсудского.

"В межвоенной Польше, - вспоминал Владислав Желенский, - проводилась упрощенная националистическая политика. С "кресами" никто не считался так, как они того заслуживали, даже учитывая национальный состав. Во Львове случались локальные украинско-польские столкновения, которые перенеслись на часть Восточной Малопольши (Восточной Галичины. - Ю.Р.). Я сам родился во Львове, но был свободен от этой атмосферы, от этого давления. Потом столкнулся с конфликтами, которые разыгрывались в Перемышле и других городах пограничья... В гимназии Замойского пересекались между собой разные политические течения, но большое преимущество имели ячейки "эндецкие", враждебно настроенные в отношении национальных меньшинств".

В 1920-х гг. сторонники "пилсудчиков" поддерживали ряд украинских структур - Украинский научный институт, Польско-украинское общество, Восточный институт и др. Действительно, на маршалке лежит ответственность за "пацификацию" Восточной Галичины осенью 1930 г., когда в ответ на акции саботажа ОУН там прокатился вал репрессий. Эта была акция недальновидная и в итоге неразумная, поскольку "под каток" попали преимущественно люди, не имевшие отношения к ОУН, а следствием ее стало лишь усиление антипольских настроений среди украинцев. Но в 1934 г. Пилсудский разработал законопроект о защите прав национальных меньшинств, который, однако, был заблокирован правительством. Фактически, во Второй Речи Посполитой в национальном вопросе доминировала линия Романа Дмовского - сторонника полной ассимиляции украинцев.

Однако знал пан Владислав и другие примеры.

"Мой дядя был войтом в селе, где подавляющее большинство составляли украинцы, так что умел говорить по-украински. Эту школу совместной жизни я проходил во время каникул, которые там проводил", - говорил он. И не без сожаления добавлял: "Но не у всех была такая ситуация"...

"Процесс Бандеры" и то, что было после него

Расследование убийства министра внутренних дел Польши Бронислава Перацкого (1895–1934) и судебный процесс в Варшаве над его организаторами, в том числе и Степаном Бандерой, стали началом карьерного роста 31-летнего Владислава Желенского. В начале следствия он был судебным практикантом. А уже на судебном заседании выступал как вице-прокурор Варшавского окружного суда. В 1935 г. его взяли в аппарат Министерства юстиции Польши, где он стал куратором всех "украинских" дел.

По воспоминаниям журналиста украинской газеты "Діло" Ивана Кедрина, аккредитованного на "варшавском процессе", сторону обвинения представлял прокурор варшавского Апелляционного суда Казимир Рудницкий, "но фактически обвинял, задавал вопросы и был главной пружиной расправы (судебного процесса. - Ю. Р.) Владислав Желенский". Ему же приходилось вести допрос некоторых свидетелей. Таким образом, Ежи Гедройц, который очень интересовался этим делом, мог узнавать обо всех его деталях непосредственно от своего товарища.

Приведенные выше воспоминания Желенского позволяют сделать вывод, что сугубо по-человечески он не мог не задумываться над ненормальным состоянием украинско-польских отношений в межвоенной Польше. Но как государственный служащий он должен был исполнять возложенные на него обязанности, в конце концов, как пишет тот же Кедрин, дело о покушении на Перацкого велось под контролем польской политической полиции. С другой стороны, на самого Желенского оказывалось давление со стороны ОУН – его пытались запугать. Несмотря на это, он довел дело до конца. Но личность главного подсудимого произвела на него впечатление. "От него била неисчерпаемая энергия и фантастическая сила", - писал Желенский о Степане Бандере в своих воспоминаниях через много лет.

Воспоминания эти были написаны по просьбе Ежи Гедройца, изложенной в июне 1956 г. в одном из писем к Желенскому. Оба уже жили в эмиграции в Париже. По замыслу Гедройца, это должно было начать дискуссию в среде украинской и польской эмиграции и в итоге подвести их к поиску путей примирения. Над воспоминаниями о "процессе Бандеры" Владислав Желенский работал более 15 лет. В 1973 г. они вышли из печати в Париже в рамках проекта "Библиотека "Культуры"" под названием "Убийство министра Перацкого".

Как и следовало ожидать, книга "выстрелила". В среде эмигрантов, которые сплачивалась вокруг изданий "Визвольний шлях" и "Українське слово", автора упрекали в предубежденности и попытке дискредитировать национально-освободительное движение, а иногда - и в фактологической неточности. Другие же украинские политэмигранты начали критически переосмысливать действия, как польской государственной власти, так и украинского подполья. Так, главный редактор американского эмигрантского еженедельника "Українське життя" Хома Лапычак писал, что убийство Бронислава Перацкого не принесло пользы ни украинцам, ни полякам: в конце концов, и те, и другие оказались в одинаковом положении, потерпев поражение от коммунистов. По мнению Лапычака, украинцы в межвоенной Польше должны были больше внимания уделять формированию национальной интеллигенции и развитию своих общественных структур. Деятельность ОУН, по его мнению, этому лишь вредила. С другой стороны, подчеркивал главред "Українського життя", польская власть сама спровоцировала напряженность между двумя народами и "поощрила" украинских националистов тем, что так и не выполнила обещаний предоставить украинцам национально-территориальную автономию, в то же время, ущемляя их права.

Дело "львовских профессоров"

Благодаря публикации воспоминаний Желенского в польской и украинской эмигрантских средах были подняты и другие деликатные темы отношений между двумя народами в ХХ в. Например, дело о казни нацистами львовских профессоров в июле 1941 г. Среди поляков была распространена версия, что якобы к ней причастны украинцы из батальона "Нахтигаль". Для Владислава Желенского это была особенно больная тема, но вместе с тем и вопрос чести - среди казненных, напомним, был его дядя.

Расследованию "дела львовских профессоров" пан Владислав посвятил почти полвека, по крупицам собирая документы, касающиеся этих событий. Так образовался "архив Желенского". Часть его сейчас находится в Институте генерала Сикорского в Лондоне, часть - в Архиве новых актов в Варшаве.

Кропотливая работа Владислава Желенского принесла свои плоды. Во-первых, удалось найти и арестовать некоторых организаторов и исполнителей этого преступления. Во-вторых, убедительно доказать непричастность "Нахтигаля" к расстрелу львовских профессоров. Правда, как отмечает Николай Генык, вопрос возможного участия в этом других украинцев остался невыясненным.

"Нахождение общего морального языка"

"Позиция Желенского сводилась к необходимости детального выяснения ситуации, отравлявшей атмосферу польско-украинских отношений, а не к доказательству вины украинской стороны", - отмечает историк Николай Генык. Очевидно, именно это и принесло бывшему обвинителю на "процессе Бандеры" авторитет и доверие среди украинцев в эмиграции.

Конечно, диалог не был легким. Например, главный редактор парижского "Українського слова" Мирослав Стыранка нередко упрекал Владислава Желенского в замалчивании антиукраинских акций Армии Крайовой. Желенскому, в свою очередь, приходилось документально опровергать некоторые сомнительные слухи - например, о якобы причастности АК к уничтожению во Львове в июле 1944 г. около трех тысяч украинцев. Но переломным, по нашему мнению, моментом в диалоге между Желенским и его оппонентами (а, возможно, и вообще между украинской и польской эмиграцией - по крайней мере, в Париже), учитывая знаковую в некотором смысле фигуру бывшего прокурора на "процессе Бандеры", можно считать то, что тот же Стыранка вспомнил и о фактах сотрудничества УПА с АК. И важно, что это сделал именно украинец, а не поляк, - что тоже, как представляется, можно считать результатом процесса диалога, начатого мемуарами Желенского.

В дальнейшем между этими двумя деятелями установился плодотворный диалог. Желенский, в частности, принимал участие в феврале 1979 г. в совместной украинско-польской конференции по поводу 50-летия ОУН, где с главным докладом выступал Стыранка. Тогда же Владислав Желенский заявил о намерении написать свое исследование об убийстве главного атамана УНР Симона Петлюры (кстати, он выступал на стороне украинцев в споре о личности Петлюры между украинскими и еврейскими эмигрантами). На тот момент он входил в руководство Польско-украинского общества в Париже.

Создание польско-украинских обществ в эмиграции было начато еще в 1950-х годах в Нью-Йорке, но постепенно в Западной Европе. В июне 1976 г. такое общество возникло в Париже. Владислав Желенский принял активное участие в его работе. Через два с половиной года его избрали в руководство общества, а в декабре 1980 г. он возглавил его. Он заботился о привлечении к диалогу между украинцами и поляками молодого поколения эмигрантов, не испытавших всех ужасов двустороннего противостояния и братоубийства, а также участвовал в организации совместных научных конференций по всей Европе.

На одной из таких конференций в Мюнхене Желенский встретился с ученым и литератором Владимиром Янивым - деятелем ОУН, который уже после "варшавского процесса" вместе с Бандерой проходил на суде во Львове (май-июнь 1936 г.) по делу убийства комиссара советского консульства Майлова. Те, кто в 1930-е годы находились по разные стороны баррикад, на этот раз объединились, по словам Янива, в желании работать ради будущего - "во избежание ситуации, в которой решают превосходство и ненависть".

Знаковым актом, направленным на сближение двух народов, стал инициированный Владиславом Желенским совместный украинско-польский заупокойный молебен в польском костеле в Париже по смерти кардинала Украинской греко-католической церкви Иосифа Слипого. В дальнейшем он неоднократно поддерживал греко-католиков и был сторонником создания патриархата УГКЦ.

Сам Желенский в письме к известной деятельнице украинского женского движения Милене Рудницкой, которая одной из первых его искренне поддержала, пояснил свой подход к двустороннему диалогу следующим образом: "Наши народы... расположенные поблизости как соседи, имеют одинаковые цели: свободу и независимость, должны объединиться дружбой и взаимоуважением... Путь к этому ведет через нахождение общего морального языка и одинаковой этической позиции".

Этому кредо, которое остается актуальным для всех, кто стремится к согласию и единению между польским и украинским народами, Владислав Желенский был верен до конца своей долгой жизни. Умер он в Париже в возрасте 103 лет. Похоронен на польском кладбище Ле-Шампо в Монморанси.

Отпевали пана Владислава в том же костеле, в котором проходил совместный молебен поляков и украинцев за упокой души Иосифа Слипого...