Вскоре исполняется 95 лет со дня рождения выдающегося украинского историка Елены Михайловны Апанович.
В понимании структур женских будней казацкого Запорожья Елена Апанович намного опередила современные военно-исторические, женские и гендерные исследования, которые зачастую грешат пренебрежительным отношением к широкому кругу квазинациональных традиций украинского казацкого войска XVI-ХVII вв.
У одних читателей такое утверждение может вызвать удивление, у других - возражение или даже протест, поскольку принято считать, что женщин в Запорожье либо вообще не было, либо было так мало, что они не оставили после себя исторического следа, достаточного для воссоздания образа женской активности.
Дело в том, что навязанный украинскому обществу "официальный" взгляд на историю запорожского казачества как на деструктивную, анархическую силу, которая пренебрежительно относилась к женщинам, брачно-семейным и родительским обязанностям, является "фейком" - продуктом социального заказа российских государственных структур. Акцентируя одни стороны истории запорожского казачества (гипертрофированная религиозность, коварство, пренебрежительное отношение к брачно-семейным обязанностям, склонность к пьянству), имперские идеологи стремились вынудить "молчать" другие, невыгодные для политических и экономических интересов царской России (привязка запорожцев к украинскому языку, песне, традициям предков, высокий уровень военного искусства). Под "надзор" чиновничьего аппарата попали и отношения запорожского казачества с женщинами: женами, сестрами, матерями, дочерями, любимыми, возлюбленными, пленницами и приятельницами.
Официальным взглядом на эту проблематику стали опирающиеся на труды российских (кстати, преимущественно иностранцев на службе у империи) историков, выводы оторванного от местной (южноукраинской) почвы, от казацкой (запорожской и гетманской) культурной традиции служащего Новороссийского генерал-губернатора М.Воронцова, а по совместительству - начинающего журналиста и краеведа Аполлона Скальковского о монашеском (то есть женоненавистническом) статусе запорожцев, суровом запрете появления женщин на Сечи и просто абсолютно пренебрежительном отношении казаков к семейно-брачным традициям пращуров.
Активно поддерживаемая российскими имперскими идеологами мифологема в течение ХІХ-ХХ вв. постепенно образовала в украинском историческом нарративе дискурс "женского запорожского", который выстраивал парадигму "видения" истории женщин казацкого Запорожья, опираясь на навязанный тогдашнему украинскому социуму тип мировосприятия (конструкт "ненациональной памяти"). Он был представлен научно-творческими работами уже упомянутого А.Скальковского, Пантелеймона Кулиша, Даниила Мордовцева (Мордовца) и целого ряда их последователей.
Возникновение национальных традиций историописания и основание украинских научных школ в исторической науке во второй половине ХІХ в. содействовало формированию в украинском историческом нарративе другого (профессорского) дискурса"женского запорожского", который базировался на сугубо национальных культурных ценностях. Он был представлен научно-творческими работами Николая Костомарова, Владимира Антоновича, Иосифа Ролле и Ореста Левицкого. По убеждению этой группы исследователей, жизненное пространство женщины в украинских степях в действительности было тесно связано с воинством и будничными военными практиками казаков-запорожцев. Но все попытки указанных историков представить женщин казацкого Запорожья полноценными участницами украинского исторического процесса остались практически не отрефлексированны современниками.
Навязанный российскими государственными структурами "официальный" взгляд на отношения запорожского казачества с женщинами практически не оставил для широкого круга украинских исследователей возможностей отступления от четко определенных границ оценочных координат.
Только в середине 1960-х годов ХХ в. малоизвестная в то время сотрудница Института истории Академии наук УССР Елена Апанович открыто решилась возобновить начатую почти 100 лет назад национально ориентированную традицию осмысления истории женщин казацкого Запорожья.
В марте-июне 1965 г. в трех номерах газеты "Наука і життя" Елена Апанович опубликовала исследование "Маруся Богуславка - історична постать?", в котором впервые в центр исследовательского внимания поставила невольнический аспект темы "женщина и запорожское казацкое войско". Обратившись к проблеме женщин-пленниц, исследовательница выделила и сформировала на ее фоне новый для украинской социокультурной традиции образ "пленницы-патриотки", олицетворением которого стала Маруся Богуславка. Этот образ на фоне сталинско-брежневской трактовки пленных как предателей Родины резко контрастировал с представлениями украинских советских гуманитариев об образе женщины-героини.
Не сомневаясь, что духовной основой подавляющего большинства стратегий выживания женщин украинских степей была "незгасима любов до рідної землі", Елена Апанович убедительно доказала: неизвестные авторы "Думи про Марусю Богуславку" не в упрощенной обстановке, а в сложной психологической и драматической жизненной ситуации показали силу духа и патриотизм украинской женщины. Дело в том, что в архивных фондах Киева, Москвы, Санкт-Петербурга и Львова до сих пор хранится немало письменных источников о судьбах пленников и пленниц из Украины, поскольку вопрос их поиска, выкупа, освобождения и обмена был важной проблемой в отношениях Украины и Московского царства с Крымским ханством и Османской империей. В поиске, выкупах, освобождении и обменах женщин-пленниц из Украины и России активное участие, по словам историка, принимало запорожское казачество. У Сечи были широкие связи с Крымом, и она была хорошо осведомлена об условиях и обстоятельствах, в которых обычно проходил у татар и крымчаков обмен и выкуп пленных... По словам исследовательницы, "…на Запорожжі завжди була в резерві для обміну й викупу певна кількість турецьких і татарських полонеників…" В своей более поздней работе "Розповіді про запорозьких козаків" (1991 г.) Елена Апанович объяснила причину такого своего повышенного внимания к теме невольников в Запорожской Сечи. Дело в том, писала историк, что ординарные украинские женщины-невольницы получали освобождение только из рук казаков во время походов и изредка - в результате выкупа....
Становится очевидным, что исследовательница не поддерживала господствующую в имперской и советской историографиях концепцию - что фигура женщины в пределах Вольностей Войска Запорожского Низового рассматривалась казачеством как нежелательная, а то и неполноценная. Дискурс фронтовых будней ординарных женщин казацкого Запорожья - а невольничьи дела (захват женщин в плен, поиски пленных, пребывание женщин в плену) мы причисляем к фронтовым будням - в научных трудах Е.Апанович не ограничивается упомянутым выше исследованием.
В марте 1969 г. в газете "Літературна Україна" была напечатана статья Елены Апанович и Елены Компан "Сучасниці дівчини з легенди". В канву истории Украины раннего Нового времени и запорожского казачества исследовательницы включили рассказ о фронтовых буднях простых украинских женщин, которые вместе с казаками-запорожцами принимали участие в захвате и героической обороне крепости Азов (1637–1642 гг.) - знаменитом Азовском сидении. Ученые подчеркивали, что в рядах защитников этой крепости стойко боролись как мужчины (запорожские и донские казаки), так и женщины. Казацкие женщины брали в руки сабли, когда падали у крепостных пушек мужчины. Они не боялись вражеских пуль и горящих отравленных стрел. Цветные и белые платки мелькали на территории крепости. А ночью отчаянные украинские казачки оплакивали погибших воинов, искренне предаваясь скорби....
В годы борьбы за народную волю женщины часто становились в ряды защитников отчизны рядом с мужчинами. В начале 1654 г. во время обороны города-крепости Бушижена сотника Зависного Елена убила предателя-мужа, а сама подожгла пороховой погреб и погибла вместе с дочерью и большой группой врагов. Далее Е.Апанович и Е.Компан приводят малоизвестный, но красноречивый факт из истории фронтовых будней женщин Украины второй половины XVIII в. Первым в Слободской Украине поддержало восстание крестьян под предводительством Степана Разина население города Острогожска, возглавляемое казацким полковником Иваном Дзиковским. Душой восстания с самого начала стала жена острогожского полковника Явдоха Дзиковская. После казни Ивана Дзиковского и его соратников, по указу царя Московии, казнили и героическую украинскую казачку Явдоху... 22 октября царский воевода Ромадановский распорядился собрать население города Острогожска и "Івашкову жену Дзиковського, сказав ей ту ее вину, при всех гродских людях, казнить смертию…" Становится очевидным, что историки сумели не только "увидеть" фронтовые будни ординарных женщин Украины XVI–XVIІ вв., но и представить украинскую женщину полноценной участницей исторического процесса. Но новаторские, национально ориентированные взгляды Е.Апанович не вкладывались в прокрустово ложе компартийной идеологии. В 1972 г. исследовательницу уволили с работы в Институте истории.
Только в конце 1991 г. Елена Михайловна смогла вернуться к рассмотрению проблематики, связанной с историей женщин казацкой Украины. Исследовательница снова подчеркнула, что авторы думы о Марусе Богуславке говорят об этой женщине с теплотой и симпатией и вовсе не упрекают Марусю за то, что она "побусурманилась" и "потурчилась". И хотя в тогдашнем гуманитарном пространстве Украины продолжали господствовать тенденции к конструированию патерналистских моделей жизнеустройства запорожской казацкой общины (поднимались идеи казацкого антифеминизма), ее слова были услышаны. В 1994–1996 гг. табуированная в имперско-советские времена история женщин Украины наконец стала темой кандидатской диссертации.
В понимании Е.Апанович присутствие женской составляющей в культурном пространстве казацкого Запорожья проявлялось не только на поле боя, но и в воспитании казаков-запорожцев, лечении их телесных и душевных ран, поднятии боевого духа. В этом сегменте запорожского казацкого жизнеустройства, подчеркивала историк, женщины-матери, женщины-воспитательницы, женщины-ясновидицы, женщины-знахарки играли первостепенные роли.
Последнее десятилетие своей жизни Елена Михайловна Апанович была на вершине творческого взлета: судьба словно опомнилась, спеша отдать ей то, что отобрали за долгие годы гонений, преследований, травли и замалчиваний. Она писала статьи, давала интервью, готовила к печати монографии и научно-публицистические книги (особенно отмечу "Козацьку енциклопедію для юнацтва"), получала престижные государственные (Шевченковская премия в области науки и техники за 1994 г.) и научные награды.
Рассмотрение научно-творческого наследия Елены Апанович с позиций современной историографической критики позволяет сформировать новые представления не только о контекстах присутствия "женского" в культурном пространстве казацкого Запорожья, но и об опыте гендерного "видения" исследовательницей традиционно мужских тем, в которых женщины до сих пор остаются невидимыми. Убедительно выписанный ею образ сильной, отважной женщины-казачки явил собой новый для украинской социокультурной традиции образ сильной женщины - воительницы, военно-административной деятельницы, казачки. Его особенностью стало значительное расширение границ жизненного пространства ординарной женщины, выход за рамки традиционного треугольника "муж-дом-семья" и освоение женщиной традиционно мужских ролей - воина, лидера микрогруппы, защитника отчего дома, семьи, края, родины от нападающих. Елена Михайловна одной из первых среди украинских историков отошла от романтически-патриархального дискурса "женского запорожского", заложенного трудами А.Скальковского, П.Кулиша и, в определенной степени, известного историка Д.Яворницкого, и взялась за гендерную ревизию истории запорожского казачества.
Отдельные идеи и исследования историка актуальны и по сей день. Ведь в исследованиях по истории запорожского казачества новые, гендерно уравновешенные исследовательские приемы практически не применяются. Препятствует этому упомянутая выше методологическая травма и в определенной степени суженное представление ученых о научно-творческой лаборатории известного в мире казаковеда Елены Апанович. Если поставить жизнь и деятельность женщин в центр исторических исследований, то это может дать более полную, объемную картину прошлого украинского степного социума.