UA / RU
Поддержать ZN.ua

«Якби нас вчили так, як треба...»

Самая лучшая педагогика — никакой педагогики. Учитель Яснополянской школы для крестьянских дете...

Автор: Владимир Бурбан

Самая лучшая педагогика — никакой педагогики.

Учитель Яснополянской школы для крестьянских детей граф Л.Толстой, составитель «Азбуки» и автор «Книги для чтения»

Педагогика — это наиболее широкое, сложное, самое высокое и необходимое из всех искусств.

Реформатор школьного образования, основоположник отечественной научной педагогики К.Ушинский, автор знаменитого «Родного слова», переиздававшегося 150 раз

Итак, педагогика. Нужна ли она нашему прихватизированному, варваризованному, компьютерно-«макдональдизованному» обществу? Нужны ли ему «старые знамена» вечных донкихотов — Яна Амоса Коменского, Жан-Жака Руссо, Иоганна Генриха Песталоцци, Адольфа Дистервега, Григория Сковороды, Януша Корчака, Антона Макаренко, Григория Ващенко, Василия Сухомлинского и, собственно, Константина Ушинского?

«Информатизированное» поколение, утверждают специалисты, из-за деформации его духовного мира не сможет адекватно воспринимать национальное культурное наследие, воплощенное в литературе и искусстве. Гомо сапиенс превратится в гомо информатикус, и нынешние дедушки и бабушки, воспитанные на книгах, вскоре будут общаться со своими внуками, как с инопланетянами.

Готова ли к этому нынешняя школа, агонизирующая в бесконечных реформах? Снижается уровень образования, базовые дисциплины распыляются в мозаике надуманной многопредметности. Полноценное образование, ранее доступное практически для всех, загоняют в резервации «элитарной школы» — для «верхних десяти тысяч». Образование же в массовой школе сводится к минимуму.

Необходимость мировоззренческого наполнения обучения только декларируется, а на практике школьников нацеливают на узкопрагматический, приземленный, потребительский подход к жизни.

Дабы не слишком сгущать краски, продолжим наш разговор, так сказать, в конструктивном тоне. Чтобы соединить научно-техническую поступь с полноценным интеллектуальным и духовным развитием личности, мы должны обратиться к достижениям классической педагогики, ее лучшим представителям.

Что можем взять в завтрашний день из педагогического наследия К.Ушинского, из его собственной жизни?

После ранней кончины (на 47-м году жизни) к Константину Дмитриевичу пришла определенная канонизация, его изучали и цитировали, не всегда углубляясь в смысл его научных идей и практических действий. И сегодня наблюдается несоответствие между истинной ценностью его наследия педагога и степенью его использования в современной школе.

Начну хотя бы с того, что Ушинский, сам глубоко влюбленный в слово, считал наиболее важным аспектом в общем гуманистическом развитии личности родной язык и родную литературу. Тема актуальна и в наше время. Приведу цитату из блестящей статьи К.Ушинского «Родное слово»:

«Язык народа — лучший, никогда не увядающий и вечно распускающийся цвет всей его духовной жизни… Язык есть самая живая, самая обильная и прочная связь, соединяющая отжившие, нынешние и будущие поколения народа в одно великое, исторически живое целое. Он не только выражает собою жизненность народа, но и есть самая это жизнь. Когда исчезает народный язык, — народа нет более!..»

Мы, украинцы, воспринимаем эти слова особенно болезненно.

А каким же было личное отношение К.Ушинского к украинскому языку, к Украине, где он прожил почти двадцать лет? Официоз, до- и послереволюционный, называл его «великим русским педагогом». Как Гоголя — «великим русским писателем». Как и Гоголь, Ушинский был украинцем по происхождению и душе. Его родители были из знатных украинских семей. Мать принадлежала к шляхетскому роду Капнистов, известных своими демократическими и украинофильскими идеями. Детские и юношеские годы будущего педагога проходили в городке Новгород-Северский Черниговской губернии, в родительском имении на берегу Десны. «Замечательная местность, богатая живыми и самыми разнообразными ландшафтами, огромный старый сад, изрезанный наполненными зелени буераками, рано могли развить во мне любовь к природе», — вспоминал Ушинский.

Во время путешествия в Крым на лечение от чахотки заболел воспалением легких и умер 3 января 1871 года в одесском отеле «Северный». Похоронен в Киеве, на кладбище Выдубицкого монастыря на берегу Днепра, под древним каштаном — как и завещал...

Один из современников писал: «Он хотя и родился в Туле, но Малороссию всегда считал своей родиной, страстно любил ее и вспоминал о ней с восторгом». С Украиной связаны самые приятные воспоминания Ушинского об учебе в Новгород-Северской гимназии. Способный юноша поступает на юридический факультет Московского университета и в двадцать лет оканчивает его. Спустя два года, сдав магистерский экзамен, получил степень кандидата юриспруденции.

Далее Ушинский навсегда связывает свою жизнь с педагогикой. Он профессорствовал в ярославском Демидовском лицее, затем был инспектором классов Гатчинского и Смольного институтов. Но неумирающее племя анонимщиков и доносчиков не дает ему покоя, его ненавидят, ему завидуют. И когда министром образования России назначили адмирала (!) Е.Путятина, то вскоре до «высоких ушей» дошел отклик Ушинского на такую оказию: «Все российское образование отдали в руки идиоту и изуверу...»

Ушинский обладал энциклопедическими знаниями, твердыми убеждениями и независимым характером, прямотой и принципиальностью. Известен его конфликт с начальницей Смольного института М.Леонтьевой, личностью деспотичной, грубой и необразованной, на протяжении 36 лет возглавлявшей это заведение. В одной из статей Ушинский язвительно высмеял таких руководителей — «Гапок, место которых на лежанке за бутылкой с уксусом».

Демократические, реформаторские идеи Ушинского, острота суждений все чаще наталкивались на сопротивление бюрократического аппарата, бездумных царских сатрапов, которые, в конце концов, говоря современным языком, «ушли» его. Не простили и то, что он резко осуждал царизм за запрет изучения украинского языка в школах Украины. Пять лет педагог вынужден был провести на чужбине, по сути, в замаскированной эмиграции.

В Гейдельберге (Германия) пишет первые две части своего главного психолого-педагогического труда «Человек как предмет воспитания. Попытка педагогической антропологии». К этой работе он пришел всесторонне подготовленным. Свободно владел английским, французским и немецким языками, читал в оригинале Декарта, Руссо, Дидро, Гольбаха, Бэкона, Милля, Канта и Гегеля, а главное — опирался на продуктивный собственный педагогический опыт, а также своих коллег —отечественных и зарубежных.

В Швейцарии Константин Дмитриевич начал работать над уникальной в тогдашней педагогике книгой для классного чтения — «Родное слово», а завершил ее уже на родине. Замечательный учебник не понравился власти — министр образования Толстой и Синод организовали настоящую травлю книги и ее автора — за якобы атеизм, «дидактическую свистопляску», «заигрывание с народом».

Но сами учителя, да и ученики, восприняли «Родное слово» как глоток свежего воздуха, оно стало настольной книгой для многих поколений — переиздавалось 150 раз! Кстати, выдающийся исследователь К.Ушинского в Украине, известный педагог и основоположник земской начальной школы М.Корф, наперекор министерству образования и Синоду, ввел «Родное слово» в начальных школах Александровского уезда Екатеринославской губернии, называя учебник «неоценимой книгой», «перлом нашей педагогической литературы». Сам Николай Александрович подготовил книгу для чтения «Наш друг» — наподобие «Родного слова».

В труде «Педагогические произведения Н.Пирогова» Ушинский писал, что «гуманное образование должно составлять главную цель низших, средних и отчасти даже высших учебных заведений... реальное направление в образовании губительно для человека... оно сушит, убивает в человеке человека...» Подвергает критике немецкую систему образования, которая «учит, но не воспитывает». Поэтому есть ли смысл в «дегуманитаризации образования», о котором сегодня так много говорят?

А вот педагогический манифест Ушинского, касающийся учителя:

«Прежде всего и превыше всего народному воспитанию нужны люди, способные к этому великому делу, нужны народные учителя — народные не только потому, что они учат народ и в народных школах, а потому, что вышли действительно из среды народа, вынесли с собой его наилучшие характеристические свойства и самые чистые привязанности и просветили эти свойства и привязанности истинно... европейским образованием. Народные учителя нужны нам прежде всего и превыше всего».

Нечего и говорить о сегодняшнем престиже учительской профессии и о том состоянии, в котором находятся нынешние учителя, особенно сельские. Последние (действительно последние!) вынуждены вести, чтобы выжить, «натуральное хозяйство», быть пахарями и сеятелями, свиноводами и овощеводами. Где уже там говорить о подготовке к урокам, проверке ученических тетрадей, чтений свежей литературы, периодики. Посмотрим, что даст сельскому учителю нынешний Год села...

В основу системы К.Ушинского положен принцип единства педагогической теории и практики. Без знания психологии учитель — «педагог без фундамента», утверждал ученый. Сам великий реформатор, он предостерегал работников просвещения, в особенности их руководителей, от непродуманных или надуманных экспериментов. А сегодня мы никак не выберемся из модерных новаций.

Итак, нужен ли нам выдающийся российский и украинский педагог, мыслитель и деятель образования К.Ушинский? Что у него следует позаимствовать, а что подвергнуть системному анализу? И не стоит ли обратить внимание на тот факт, что именно в Украине у Ушинского было наибольшее количество известных последователей — и упоминавшийся Николай Корф, и Кристина Алчевская, и Степан Васильченко, и Павел Блонский, и Тимофей Лубенец. Педагогическая система Антона Макаренко до сих пор интересует мир, но не нас, где столько беспризорных и неграмотных детей. «Школу под открытым небом» и принципы естественного воспитания детей Василия Сухомлинского взяли на вооружение японские педагоги. Вспомним и то, что науку и педагогический опыт К.Ушинского высоко ценили И.Франко, П.Грабовский, Леся Украинка, Павло Тычина, Олесь Гончар...

Так давайте же не забывать свое прошлое. Ведь, как говорил Константин Дмитриевич, «ми є тими, що ми пам’ятаємо».