"Двенадцатая ночь" У.Шекспира после небольшого перерыва снова вернулась на украинские киноэкраны в период рождественских праздников. Это спектакль театра "Глобус", который популяризирует и поддерживает Британский совет в Украине в рамках своего успешного кинотеатрального проекта.
Казна ее величества королевы английской, очевидно, не усыхает, вроде шагреневой кожи, из-за Брекзита и других социально-политических приключений, если деньжат все-таки хватает и на последовательную систему продвижения именно этого кинотеатрального проекта (на постсоветских территориях), и на гранты для многих наших безработных фрилансеров.
Таким образом, большое возвращение большого спектакля режиссера Тима Кэрролла на большие экраны - яркое свидетельство, что в этой казне все спокойно!
Постановка "Глобуса", по правде говоря, - не новинка сезона. Спектакль появился на исторической шекспировской сцене еще в 2012-м. И то, что проект сняли, а позже несколькими кругами прокрутили в кинозалах разных стран (а зрителей чем дальше, тем больше), - дополнительное доказательство вечных ценностей в деле британского театра.
Забегая наперед, замечу, что красавицу Оливию в этом спектакле играет бывший художественный руководитель театра "Глобус" Марк Райлэнс. Гений пластики, мимики, мастер парадоксальных мизансцен и уже таких фирменных хореографических капризов, на которые способны лишь фирменные солистки популярного ансамбля "Березка".
Собственно, в чем феномен именно этой "Ночи", которая постоянно провоцирует искренний хохот обычных зрителей и порождает глубинные концепции в черепных коробках скучных театральных специалистов?
Мне представляется, этот феномен - в выдающемся компромиссном сценическом решении режиссера Тима Кэрролла. Режиссера, который фантастически и мастерски пытается соединить традиции еще извечного шекспировского театра елизаветинской эпохи с методиками-практиками театра современного, иногда - радикального.
И как все это уживается на одном "Глобусе", надо видеть и чувствовать. Прежде всего, помня, что и шекспировская "Двенадцатая ночь" - то сундук с секретом, то не такая уж и простенькая комедия, ведь каждый ее смысловой пласт - это и своеобразность жанровой специфики, и универсальность образной системы, и заданная сказочность, погруженная в определенную реальность.
"Двенадцатая ночь" ХХІ в. - это ночь на пересечении традиций темного сценического прошлого и какого-то яркого солнцеутверждающего театрального будущего, когда слово снова станет живым, а актер - снова бессмертным, отрекшись, наконец, от статуса "перформер".
Такой спектакль - как хитрая попытка режиссера апеллировать именно к шекспировским штатным расписаниям, когда в его театре мужчины играли женщин. И такому закону не было альтернативы. Это попытки режиссера Кэрролла максимально дистанцироваться от заплесневелой архаики сценического существования того или иного шекспировского персонажа. Потому что настоящие герои - иногда - кажутся масками из телевизионных или политических шоу, иногда они танцуют буквально на грани высокого стиля и низкого апарта (но эту границу никогда не переступают).
Такая "Двенадцатая ночь" - одновременно театр текста, театр актерский, театр масок, театр подтекста (и это прежде всего). И в том, что шекспировских Оливию, Марию, Виолу играют именно мужчины, актеры блестящие, чувствуется не так дань шекспировскому времени, как сознательное ироническое передразнивание - еще и времени настоящего. Того постшекспировского Времени, в котором сам великий бард существует как мем. То есть некая единица культурной информации. Многим понятна идея. Многие разгадали символ. Этакий "культмассовый" образ, который будто из рук в руки передают друг другу земляне разных эпох, поколений и вероисповеданий. То есть шекспировский мем - как фактор объединения и компромисса.
И вот, собственно, сама специфика "Двенадцатой ночи", в которой Шекспир как мем - не только в особенностях сценической композиции, но и в реакциях и вибрациях современной публики, которая всегда заполняет "Глобус", когда идет этот спектакль.
Именно кинокамера точно и правильно фиксирует определенные зрительские реакции. Определенные художественные ощущения и открытия британцев и гостей страны, для которой этот мем - это то, что разгадывается, познается. Воспринимается с восторгом. Они мгновенно ловят те или иные сценические знаки-символы, которыми эффектно жонглирует режиссер. Они (зрители) воспринимают Шекспира как непосредственного участника большой общечеловеческой Игры, в которую все давно и поголовно втянуты.
Выдающиеся актеры этого спектакля - Стивен Фрай, Марк Райлэнс, Сэмюел Барнетт, Лиам Бреннан (и др.) - также своеобразные мемы в сценической композиции, которая предполагает довольно ясный, четкий, а иногда кажется, что и лобный режиссерский прием. Который, однако, шекспировскую пьесу не уплотняет, не сплющивает, а наоборот - лишь раскрывает ее лепестки.
Такой спектакль внутренне выткан из разных стилевых особенностей, из разных актерских приспособлений. Есть, например, универсальная актерская техника Райлэнса в роли Оливии. Есть и очевидный фактор медийного присутствия популярного Стивена Фрая (он тоже давно мем) в роли умеренного, немного отстраненного Мальволио, чей показной ум проигрывает безумию остальных персонажей. Здесь есть игра в высокую наивность театра елизаветинской эпохи. И есть абсолютно сознательный, даже циничный режиссерский расчет - как такую игру сделать живой.
И это прекрасно, что без каких-либо перемен декораций, без пиротехнических или компьютерных эффектов, при заданной статике отдельных мизансцен и предсказуемой результативности комических эффектов - именно такая не новая "Двенадцатая ночь" представляется солнечным днем посреди эстетических сумерек современного постдраматического театра. И, очевидно, такая "Ночь" навевает светлую мысль: современный театр, конечно, - это не только "пост" или "ретро", это априори сама природа театральности. Это сама сценическая энергия, в данном случае - генерированная "Глобусом", Райлэнсом, Стивеном Фраем, ее величеством королевой и ее казной. И прежде всего, безусловно, - Уильямом нашим Шекспиром, который не только большой бард, но еще и всеми узнаваемый мем.