Недавно на Камерной сцене Молодого театра состоялся литературный вечер писателя Александра Михеда. Говорили о творчестве после полномасштабного вторжения, также автор прочитал свои новые тексты. Участники встречи (организатор — LITOSVITA) пытались понять: возможно ли литературное переосмысление ситуации, когда идут активные боевые действия? Как повлияла эта проклятая война на культуру, и литературу в частности, и уместно ли сейчас прибегать к анализу литературных произведений? Кто из литераторов уже решился написать на тему парадоксальности и неуместности этой войны?
Александр Михед — писатель, автор восьми книг (среди них «Я змішаю твою кров із вугіллям. Зрозуміти український Схід»), подкаста «Станція 451». Член Украинского ПЕН. В настоящее время проходит военную службу в Вооруженных силах Украины.
Известно, что сейчас любой разговор начинается с даты 24 февраля. Это как обнуление любого опыта. Поэтому первый вопрос от модератора вечера Светланы Стретович к Александру был следующий:
— Как ты встретил 24 февраля?
— Накануне войны мы с отцом сдали книгу в стиле нон-фикшн. Те, кто работал над литературным произведением, знают, что после окончания работы у тебя очень сильно прокачана писательская мышца. Это такая удивительная качалка. Ты чувствуешь, что многое можешь. И штука в том, что, отправив книгу, не было паузы, и ты словно именно в этой идеальной форме влетаешь в полномасштабное вторжение.
Поэтому, когда прошел первый шок, у меня вызрело решение идти записываться в Вооруженные силы Украины. Мой первый крик и реакция на вторжение зафиксированы в тексте «Мова війни». Этот текст вышел в Financial Times. Точка в этом тексте была поставлена 28 февраля, и я поехал ночевать в казарму. И вот на восьмой месяц войны я понимаю, что есть идентичность солдата, дававшего присягу, есть идентичность семейная, а есть стержень писательской идентичности. Поэтому именно эта прокачанная писательская мышца держит меня на плаву. Это ощущение важности все зафиксировать и проговорить, что происходит.
Александр говорит, что в будущем у него будет книга о войне под таким же названием — «Мова війни». Во время разговора на столе лежит книга писателя об украинском Востоке — «Я змішаю твою кров із вугіллям. Зрозуміти український Схід», в которой зафиксировано путешествие по шести городам Луганской и Донецкой областей. Многие из этих городов сегодня частично стерты с лица земли.
— Что может быть бесповоротно утрачено для украинской национальной идентичности в этих городах? Что в твоей книге уже запечатлено навсегда?
— Это конкретные вещи. Блиц-варианты. Например, Лисичанская гимназия, построенная бельгийцами, она выглядела как Хогвартс. Это весь исторический квартал Бахмута. Этот город, кстати, строился сам по себе, а не как придаток к шахте… Еще мост между Лисичанском и Северодонецком, построенный на деньги японского правительства… Это все — разрушенная жизнь, разрушенная реальность.
Александр отмечает, что работа над книгой «...Зрозуміти український Схід» многому его научила: Восток и Запад — все это Украина, сшитая своими проблемами. И проблемы у всех нас довольно похожие.
— Тогда, в 2014-м, война была против «сепаров», не против России, это важная вещь — то, что меняется даже название врага, — отмечает писатель. — В любом населенном пункте будут коллаборанты, полицейские, гауляйтеры, мародеры. Принцип войны сохраняется на любой территории. Приведу только один пример со своей службы. Мы едем на ночное дежурство с полицией в прекрасный город Черновцы. Нас вызывают в детский сад, где живут переселенцы с востока Украины. Ты словно попадаешь в такую сюрреалистическую реальность, когда градус конфликта достигает максимума и перерастает в опасность. Конфликт вроде бы разрешили. Спускаемся на первый этаж, к нам выходит светловолосый подросток, закутанный в детское одеяло, и спрашивает: «Как попасть в ВСУ? Я же танкист!» — «Ты бы хотел быть в ВСУ?» — «Да, я бы хотел сесть на танк и мочить русню…»
Поэтому, по мнению Александра, все, что сейчас кажется правдой о каком-либо украинском регионе, может меняться в зависимости от дня, минуты, секунды…
— Я всегда пытаюсь объяснить, что мы одного интеллектуального поля, нас никак нельзя разграничивать. Все, кто сейчас приехал сюда из восточных регионов, — они все симпатики, симпатизируют нам и понимают, что нельзя разъединяться. Мы все одно целое — Луганщина, Донетчина, Киевщина… У всех большая глубина травмы. Это тот опыт, который никому не надо проживать. Но этот горький опыт сшивает Украину. Я всегда думаю об этих двух факторах — ужас травмы и глобальные передвижения украинских людей внутри страны и за ее пределами.
На литературном вечере Александр зачитывает текст о 10 октября, дне массированных атак на Украину. Он был опубликован в Frankfurter Allgemeine Zeitung, одной из ведущих межрегиональных газет Германии. Только цитата: «…россияне целятся в украинскую культуру. Перекресток, который я узнаю по фото, — это около корпуса моего университета. Среди других помещений университета взрывной волной от российских ракет выбивает оконные стекла и в новообразованной кафедре восточнославянской филологии и информационно-прикладных студий. Еще недавно она носила название кафедры российской филологии… Россияне целятся в мост… Россиянам нужна картинка, которая сможет выровнять патриотическое самочувствие после взрывов на Крымском мосту… Я лишь очевидец. Очевидец того, что вся страна — одно сплошное доказательство: россия — государство-террорист, уничтожающее жителей Украины за то, что мы — это мы…»
— Недавно я написал повесть «Про Котика, Півника та шафку з Бородянки», — говорит Александр. — Помню, как вытащили котика из Бородянки, который два месяца провел в одиночестве. И… если есть визуальное искусство, способное изобразить мою «любовь» к России, то это было отражено на мордочке того котика. И в итоге я написал сказку об истории одной семьи, оказавшейся в оккупации. Эта книга скоро выйдет и будет в книжных магазинах Украины. У меня нет российского писателя, с которым я хотел бы поговорить. Не знаю, когда смогу прочитать следующую книгу из русской литературы, потому сейчас живу на прочитанных. А самое важное из прочитанного для меня — все, что сделал Сорокин в 2000-е годы. Потому что Сорокин, в принципе, написал сценарий, который реализует современная Россия. Когда на сцену вылез Охлобыстин и начал кричать «Гойда!!!», я понял, что они уже на третьей книге. Известно, что в путинской России существует от 30 до 70 центров потенциальных конфликтов. Если даже половину погасить, останется 35. Если же половина победит и обретет независимость, то на территории современной России будет не менее 8–9 хороших государств, которые и в дальнейшем будут воевать между собой. И это отдельные княжества, волости, губернии. Скажу, что это где-то уже пятая книга Сорокина. Вот именно ради таких сюжетов нужно было читать этого автора…