UA / RU
Поддержать ZN.ua

"Мне не больно"

В 550 км от Киева - в Ивано-Франковске - продолжается работа над спектаклем, который (по идее) должен заставить плакать даже камень, даже дубину стоеросовую. Знаменитый во всем мире эпистолярный роман современного французского классика Эрика-Эммануэля Шмитта ("Оскар и Розовая Дама") о больном ребенке, который пишет письма Богу во спасение души, в свое время разорвал сердца Запада. Эту же историю перечитывают в Украине - с акцентом на наши коллизии, на наших реальных детей.

Автор: Олег Вергелис

Тихо, идет репетиция! В 550 км от Киева - в Ивано-Франковске - продолжается работа над спектаклем, который (по идее) должен заставить плакать даже камень, даже дубину стоеросовую.

Знаменитый во всем мире эпистолярный роман современного французского классика Эрика-Эммануэля Шмитта ("Оскар и Розовая Дама") о больном ребенке, который пишет письма Богу во спасение души, в свое время разорвал сердца Запада. Эту же историю перечитывают в Украине - с акцентом на наши коллизии, на наших реальных детей.

Репетиция

- А сейчас на сцену - дети! Марк, теперь твоя очередь прогонять сцену знакомства Оскара с Розовой Дамой. Смелее, смелее… Посмотри на нее - только с некоторым удивлением. Не принимай ее сразу, а побуравь глазами! Без злости и настороженности, просто прощупай внутри себя: что же это за тетя, чего это она явилась к тебе со своими сказками?

Режиссер взывает. Ребенок повинуется.

Сцену проигрывают несколько раз.

В зале - взрослые и дети. Последние играют сверстников Оскара, его веселую (и в тоже время грустную) больничную компанию: Бекона, Попкорна, Пегги Блю, Эйнштейна. Самого Оскара здесь прозвали "Яичная Башка". Он давно прописан в больнице. И жить-то ему осталось недолго. Каких-нибудь 100 лет, согласно уговору с Богом. И с новой подругой - Розовой Дамой.

Даже зал театра напоминает огромную больничную палату. Зрительские кресла застланы белыми покрывалами; на сцене - белые стены ширм-экранов, навевающие предчувствие операции. В данном случае - художественной.

Текст Шмитта здесь адаптируют не в моно-версии и в не дуэтном варианте (как в некоторых громких постановках на Западе и в РФ). Здесь, у нас, практически каждую страницу Эрика-Эммануэля раскладывают на разные голоса. Визуализируют и оживляют практически каждый, даже второстепенный, образ.

Таковых немало. От шумной оравы детей до разных-разных взрослых (врачей, родителей), вступающих в конфликты и союзы с этими детками.

Конечно, дети - важнейшие участники. Не один месяц театр искал подходящие кандидатуры на роль Оскара, прежде чем остановился на двух мальчиках (они будут играть в очередь). Влад Балюк и Марк Кирильчук, ученики местных театральных студий, прелестные дети. При этом - разные. Два контрастно непохожих Оскара.

Они попеременно - то в зале, то на сцене - относятся друг к другу без конкурентных подвохов, свойственных взрослым дядям-тетям (артистам).

Дети-артисты терпеливо выжидают, пока один Оскар отыграет важную сцену, затем второй также ответственно пройдет ту же сцену с той же мадам. Молчаливые и вежливые. Терпеливые до неприличия, поскольку даже матерые мастера изнывают от сложных, спорных, эмоциональных, взрывоопасных, технически сложных репетиций - с учетом трудной драматургии, многоуровневой анимации, сложной пластики и культовых хитов "Океана Эльзы".

Оскар-Влад - мальчиш-крепыш, бойкий и резвый. Взгляд упрямый, где-то даже своенравный. В желтой футболке и модных шортах, он просто неутомим на прогонах, будто решил освоить не Шмитта, а новую модель "Ауди". То есть к спектаклю втихаря относится как к постижению загадочной технической схемы, придуманной ему же на радость.

- Влад, прошу, только литературная речь!

Режиссер поправляет маленького героя, пускающего в текст галицкие интонации и ударения. Я, конечно, не выдерживаю и тихо бормочу: "Такие интонации дают жизнь образу!". Но режиссер - неумолим.

Оскар-Марк - другая история из того же Шмитта. Он ниже росточком, в нем есть особенный лирический трепет и духовный наив. Его взгляд, в отличие от серьезного коллеги, не упрямый, а открытый - всепонимающий, всепроникающий и всепрощающий. Мне кажется, ему даже письмо к Богу не нужно читать с особым выражением: раз посмотрит - и глаза будут на мокром месте.

Двух Оскаров, Марка и Влада, перед репетициями подстригли. Для роли, для художественности и достоверности.

Теперь, представьте, этих двух одуванчиков - каждый "под ноль". И оба, как на ветру, вертят на сцене блестящими макушками, передавая "приветы" Оскару, своему обреченному сверстнику, которого им предстоит играть без фальши и без страховки. Трудная задача.

Так же трудно рядом с органичными детьми играть даже самым-пресамым знаменитым артистам. Поскольку маленькие магнитики - так или иначе - перетягивают полюс зрительского внимания на себя.

…В определенный репетиционный момент на сцене появляется больничная каталка. В фантазиях Оскара, она, конечно, превратится в крылатые качели, а потом даже в брачное ложе. Когда он, малыш, в одном из писем, страстно "полюбит" свою подружку Пегги Блю. Он даже "женится" на ней. Они даже будут мечтать о собственных детях.

Шмитт чувствителен и безжалостен - одновременно. И каждое из таких вот детских писем - как скальпель по сердцу. Начиная с первого. Помните? "Дорогой Бог! Меня зовут Оскар. Мне десять лет. Я умудрился поджечь нашего кота, собаку и весь дом (кажется, даже поджарил золотых рыбок), и я пишу тебе в первый раз, потому что прежде мне было совершенно некогда…". Заканчивая последним: "Дорогой Бог! Мне 110 лет. Это много. Кажется, начинаю умирать".

Когда "Оскар" только появился на полках европейских книжных магазинов, одни возносили Шмитта до небес, другие норовили упрекнуть. Дескать, уж сильно манипулирует такими тонкими материями, как Бог, болезнь, смерть, любовь, дружба.

Шмитт никому не отвечал. Ни на комплименты, ни на упреки. Лишь однажды обмолвился: "Я просто слышал голос Оскара. Я вообще слышу голоса своих персонажей, которые не зависят от меня. Я пишу как бы под диктовку. И я всегда рассматривал себя скорее как скриптора, чем писателя".

То есть письма - и литературному Оскару, и знаменитому писателю - диктует, как видите, Бог. Кто же еще может навеять подлинную литературу?

Розовая Дама (рожденная фантазией Шмитта) - посредница между Богом и Человеком. Дама, видя мучения мальчика, как известно, предлагает ему увлекательную игру: пусть не в спасение, но в продолжение - жизни.

Ох, как трудно репетировать эту сцену. Ведь важно, чтобы в "игру" поверили оба - и маленькие артисты, и артистка знаменитая.

Либо поверили, либо сделали вид, что поверили?

Не шутка: каждое его письмо - десять иллюзорно прожитых лет, вобравших в себя влюбленность, разочарование, взросление, старение, обретение, потери.

Раз за разом повторяют сцену начала "игры" в вечность.

- Это же не просто игра - это и ваш сговор, и ваша самая большая тайна, то, что известно только вам двоим - никого постороннего в эту игру вы не впускаете, согласны, да?

Игра в Бога действительно наполненная. Исцеляющая. Бог в тех знаменитых письмах - не только "персонаж" детской забавы. Это еще и отчаянный способ заполнения трагической пустоты, возникающей каждый раз, когда кого-нибудь, что-нибудь - теряешь…

Одни теряют близких, друзей, заполняя впоследствии зияющую внутреннюю бездну - Богом.

Он - десятилетний воробышек - теряет собственную жизнь, заполняя вселенскую и личную потерю - верой, мечтой, посланием Господу. И ему, бедному, уже не так больно. Не так…

Подруге Оскара, Розовой Даме - 60 или около того (у Шмитта). Но в спектакле актриса играет даму вне возраста. 40, 60, 100? Какая разница? Возможно, это и не человек, а фантом - предсмертное видение ребенка? Fata Morgana.

С этой актрисой мы ближе познакомились год назад, прежде между нами был искусственный барьер, возведенный добрым закулисным "братством".

Ну вот познакомились. И понял - мой человек. Потому что одержимая и неистовая. Иных не ценим.

Каждую репетицию она превращает в "театр театрович" (так надо, друзья). Вмиг в ней просыпается знаменитая "баба Прися" и низким старческим тембром она почти взывает к мальчику: "Оскар, это все бесовские проделки среднего возраста. От 45 до 50 все мужчины таковы! Они пытаются себя успокоить, проверяют, могут ли еще нравиться женщинам…"

Потом, внезапно, начинает "включать Пугачеву": "Почему на сцене посторонние? Что это за театр? Сейчас разворачиваюсь и уезжаю в Киев!"

Длится подобный бенефис мгновение. Потому что уже в следующее она на высоченных каблуках скачет горной ланью, кувыркается как клоун в цирке, становясь для двух Оскаров не Розовой Дамой - мамой. Вот.

Вне очереди прогоняют финал. Оскар уже отправил на небо последнюю корреспонденцию. Теперь ее черед - писать.

Видно как у актрисы дрожат руки, иногда срывается голос, когда держит планшет и пишет, шепчет: "Спасибо, что мне выпало узнать Оскара. Ради него я старалась быть забавной, выдумывала разные небылицы. Благодаря ему я познала смех и радость. И он помог мне поверить в Тебя. Так что до встречи… Роза".

Рядом всхлипывают бутафоры. В общем, глаза не высыхают.

Антракт

"Больница - это классное место, здесь полно взрослых, пребывающих в отличном настроении, говорят они довольно громко, здесь полно игрушек и розовых тетенек, которые просто жаждут поиграть с детьми, к тому же здесь всегда под рукой масса приятелей…".

Первое письмо Оскара вспоминается сразу же, как только меняется дислокация. То есть, теперь уже не театр, а настоящий "Надвірнянський Будинок Дитини".

До этого городка от Ивано-Франковска (при быстрой езде) - рукой подать: всего полчаса. Едешь змейками улиц, открывающих пасторальные ландшафты, украшенные небедными строениями изысканных домиков (сразу видно, что многие живут зажиточно).

Дом ребенка - где-то внутри городка. Спокойное место, тихая обитель, яблоневый сад. Судя по всему, раньше здесь располагался типичный советский интернат. Под одной крышей собирали разных детей - трудных, неблагонадежных. И лишь с недавних пор появилось паллиативное отделение. То есть территория больничной надежды, похожая на ту, которая в "Оскаре": только в другой стране и в другое время.

Паллиатив - это плащ, укрывающий боль, тревоги, отчаяние, помогающий принять неизбежность не как трагедию, а как один из сюжетов разноголосой человеческой жизни.

На пороге Дома встречает - Дама. Не в розовом, в белом. Ей слегка "за". Мягкий нрав и добрые манеры.

К этому Дому она приросла за 35 лет работы и жизни. Сначала просто - врач, затем - главный врач.

Проводит в свой кабинет, наполненный религиозными атрибутами: иконы, Библия. Говорит, что присутствие Бога и мысли о нем в истории болезни того или иного ребенка - факт сам по себе во многом исцеляющий. И поэтому к ним, в этот Дом, приходит капеллан - читает молитвы, просит Господа об исцелении.

35 лет в одном Доме - это целая жизнь. И еще мириады маленьких жизней, с которыми ей, этой Даме, за столь долгий период приходилось не просто сталкиваться, а пропускать чужую боль через себя. И это уже не книжные страницы, не душераздирающие оскаровские письма, а ежедневные реальные драмы и печальные диагнозы.

На стенах Надвирнянского Дома ребенка - много фотографий. Это "выпускники". Маленькие восторженные трогательные лица. Взгляды - такие же, как у шмиттовского Оскара.

- А помните вот этого мальчика?

- Ну конечно! Чудесный ребенок. Только с родителями не повезло: они спились.

- А эту девочку, что с ней случилось впоследствии?

- Ее удочерили хорошие люди. Надеюсь, все у нее теперь хорошо.

- А этот малыш?

- Ой, даже не спрашивайте. Тяжелый случай. Он родился, когда отцу было 70. А мамочка - совсем юная. Мира в семье не было. К тому же возрастная дистанция между родителями - огромная. В общем, беда.

Дама вспоминает и некоторые подлинные чудеса, случившиеся с ее маленькими пациентами. Рассказывает историю о девочке, которая практически не двигалась. И вдруг к Даме (к главврачу) в один прекрасный день просто на крыльях летит радостный папа: "Я не пойму, что случилось! Мой ребенок сделал первый шаг! Она ведь совершенно не двигалась до этого!"

Дама говорит, что этот городок не так прост, как кажется: ему ниспослано Божье благословение, поэтому здесь иногда и случаются чудеса.

А разве не чудо, когда ребеночек, до того принимавший пищу исключительно из чужих рук, опять-таки "вдруг" уже самостоятельно тянется к ложке? И может собственными руками - шевелить, двигать…

Конечно, на всех чудес не хватает. Вот и в этом Доме, в его паллиативном отделении, прописаны разные дети. Соответственно, разные диагнозы. Сложные виды ДЦП, гидроцефалия, микроцефалия. Другое, о чем говорить не хочется. Дай им Бог здоровья.

По словам Дамы, одни дети все-таки находят в себе силу, чтобы преодолеть некоторые недуги. У некоторых таких сил не хватает.

- Здесь есть сироты, есть очень горькие судьбы. Например, у нас обитает один мальчик, и мы даже не знаем, кто его родители. Чудесный ребенок, но никто не хочет взять его к себе. Потому что он миниатюрный. И неизвестно, во что оно выльется. Но у него острый ум. Он включен в информационную и социальную жизнь. Мне вообще кажется, что теперешние малыши очень прогрессивные и слишком восприимчивые к новым технологиям, новым веяниям. Наше поколение таким не было.

У Дамы, в этом же Доме обитают и дети с родителями. К больным малышам приезжают мамы. Потом между мамами завязываются дружбы. Как будто одна семья, объединенная надеждами, горестями.

Дама говорит, что сегодня заметно сокращается количество деток, поступающих в Дом из социально-неблагополучных семей. Во всяком случае, таких семей на Западе Украины меньше, нежели в Центре страны, а тем более на Востоке (особенно сегодня). Важную роль играет религиозность. Церкви опекают малолетних, многие дети со временем находят семьи.

Дом ребенка, где много лет работает Дама, достаточно пространный. Часть помещений в хорошем состоянии, часть корпусов давно требует ремонта.

Но в том пространстве, где обитают дети, как мне показалось, нет даже намека на медицинскую казенщину. Здесь действительно атмосфера дома: игрушки, мебель, картины. Ничто не должно печалить.

Она приглашает поближе познакомиться с маленькими обитателями своего царства-государства. В нем три отделения, то есть три группы подопечных.

Самая трудная встреча - здесь. С теми, кому дано лишь уповать и надеяться. Маленькие и постарше, но все равно - беспомощные. Их нынешняя жизнь всецело зависит от усердия медперсонала, любви родителей и от Бога. В инвалидных креслах, кроватках - они, как могут, держатся за жизнь.

Еще одна группа - малыши, брошенные родителями. Заходим. Как воробышки на жердочке, они сидят на очередном занятии. Затем мгновенно - как по команде - поворачивают головы в сторону незнакомца, становятся друг за дружкой и почти каждый просится на руки.

Беру на руки. Одного. Другого. Те, кто уже побывал на руках, - по новой занимают очередь…

И что тут дальше описывать? И так все понятно.

P.S.Спектакль "Оскар и Розовая Дама" в Ивано-Франковске, по мнению создателей, призван привлечь внимание общества к проблемам больных детей. Согласно официальным данным, ежегодно около 17 тыс. украинских детей нуждаются в паллиативной помощи, ожидают сочувствия и милосердия. Актриса (Розовая Дама) и инициатор проекта - Ирма Витовская. Режиссер спектакля (худрук Ивано-Франковского театра) - Ростислав Держипильский. Дама в белом (главный врач Надвирнянского Дома ребенка) - Галина Кузнецова.