Известный российский писатель Андрей Дмитриев (год назад ставший лауреатом премии "Русский Букер" за роман "Крестьянин и тинейджер") переехал жить из России в Украину. В Киев. И сегодня он сотрудничает со столичным издательством "Laurus". О букеровском романе Дмитриева в России спорят активно, страстно. А что думает сам писатель - о современной литературе, о некоторых медийных авторах, о литературной поденщине? Об этом и другом он рассказал в эксклюзивном интервью ZN.UA.
- Андрей Викторович, в семидесятые вас принципиально не печатали. Потом были публикации в "Новом мире" и "Знамени", а впоследствии была и премия журнала "Знамя". И вот несомненный успех - престижные литературные премии за роман "Крестьянин и тинейджер". Какой успех был слаще: первый или теперешний?
- Для меня и тогда, и сейчас важны мнения всего нескольких человек на свете. Если они скажут: "Ну ты выдал. Молодец!" - этого достаточно. Если же скажут: "Ну, парень, это не очень хорошо…" - я не хлопну дверью, не побегу по всем подворотням искать поддержку. Это бессмысленно.
- Кто эти люди, чьим мнением вы так дорожите?
- Когда только начинал, для меня было очень значимо мнение Леонида Генриховича Зорина (автора "Покровских ворот", "Варшавской мелодии"), а также Андрея Немзера, Андрея Зорина (младшего), Александра Струева (в настоящее время он профессор Сорбонны). Это мои друзья со студенческой скамьи.
Понятие "успех" в пору моей молодости, когда мы начинали, и то, что осталось во мне навсегда, - это не социальное понятие. Успех - это качественно сделанная работа. Сегодня понятие "успех" - социально-медийное явление. Неважно, что ты написал, - важно, чтобы ты болтался на поверхности медийного сознания. И объяснить кому-либо, что не стоит суетиться и что есть радости покруче, невозможно. Я и не пытаюсь. Это что касается понятия "качественная проза" и ее оценки.
Сегодня весь вопрос в том, кто и сколько раз "лайкнул" в Фейсбуке, гавкнул в прессе, сколько раз упомянуто, кто ругал и кто цитировал… Конечно же, это сказывается на качестве литературы в целом.
- Ну а премии - это же тоже несомненная оценка?
- Еще в девяностые годы премии ничего не значили. Они не влияли на тиражи, были сами по себе. Теперь влияют сильно - как на тиражи, так и на внимание прессы. Я сам неоднократно был членом жюри - и украинского, кстати, кинофестиваля "Молодость", и Букеровской премии. Это лучший способ нажить себе врагов. К членам жюри относятся с презумпцией продажности и трусости. Тут же пишут: это сговор, чьи-то интересы!
Я уважаю Букеровскую премию. Она независимая. Поскольку был членом жюри, то говорю ответственно.
К сожалению, сегодня есть только один путь стать востребованным: понять, что модно, что приносит социальный успех, и попытаться так работать. Попросту, если Сорокин написал вот так, и у него получилось, то надо попытаться писать, как Сорокин. Если Пелевин написал так, и у него тоже получилось, - и тиражи, и все такое, - надо пытаться писать, как Пелевин.
Это плохо. Потому что это самоотчуждение. Нужно быть собой, а не желать куда-то успеть.
Такую палитру я тоже наблюдал: в один год все пишут матом, на следующий год - все постмодернисты, потом становятся жесткими социальными писателями - в зависимости от того, что "проканало". Кто-то пишет фэнтези, естественно… (Только Толкина что-то не видно). Я знаю в России лишь одного писателя фэнтези, которого стоит читать, - это Михаил Успенский. Человек с поразительным чувством юмора.
- По-видимому, многие писатели пытаются быть "не собой"?
- Главная проблема любого пишущего человека - поймать себя. Свой тон, свою повадку, свое слово.
В какой-то момент почувствовать то, что я пишу, можно только так, а не иначе, потому что я сам как никто другой в это верю. Это довольно длительный сложный процесс. У кого-то получается быстрее, у кого-то дольше. Но никаких гарантий выиграть нет. Наступили на эти грабли - так и нужно их держать в руках.
- То ли дело в советское время: правильно понимаешь линию партии - и тиражи обеспечены. Но вы этим не пользовались…
- Тогда, в восьмидесятые, мне в руки попала брошюра ЦК под грифом "Секретно. Для служебного пользования". В ней рассматривались гонорары художников, писателей, журналистов. Я с изумлением узнал, что в США всего восемьдесят четыре человека в состоянии зарабатывать исключительно литературным трудом. Журналисты, преподаватели, сценаристы в расчет не брались. Только писатели - своими романами. Тогда как в Советском Союзе в одной только Москве было три тысячи человек - членов Союза писателей. Они издавали в год по книжке. Если поэт - тираж от десяти тысяч. Прозаик - от пятидесяти до ста. И на это можно было хорошо жить. Кстати, многие искренне считали, что они "писатели", при ответном, таком же отношении к ним читателей. Это совершенно уникальная ситуация. Но она, конечно, рухнула. Пришел грубый рынок. А рынок выбирает не по таланту, а по каким-то своим законам.
- Как вы считаете, в чем нынешний феномен Захара Прилепина?
- Когда-то я назвал его настоящим именем, Женей. И он на меня обиделся надолго. Через год спросил: "Как же тебя называть?" Он сказал: "Я теперь Захар и по паспорту". Мне кажется, Прилепин сознательно устраивает свою публичную карьеру. Как бунтарь, как идеолог, как нацбол. Знаете, некоторые российские писатели под видом бунтарей мыслят категориями низших чинов МВД и КГБ (или что там сейчас)? Мыслят в таком духе: мол, советское прошлое - это "наше все", Сталин поднял страну с колен и т. д.
Захар - абсолютный лоялист: старается попасть на волну и не упасть с гребня этой волны. Он никому ничего не скажет поперек. И мне ничего не скажет за эти слова. А зачем, когда можно дружить? Но правда и то, что из группы молодых российских писателей он самый талантливый. Однако, чтобы не утерять талант, надо все время работать над собой, над разогретым словом, чтобы оно не остывало. Надо понимать, что медиа - это песок, который вытекает из пальцев. Ты можешь быть привлекательным и красивым, но это быстро проходит. Я к нему отношусь, в отличие от некоторых других персонажей, с симпатией - в силу того что он изначально талантлив.
- В России неоднозначно восприняли фильм "Анна Каренина", сценарий к которому написал живой классик Том Стоппард. Дмитрий Быков разнес его в пух и прах. Каково ваше отношение к этой экранизации Льва Николаевича?
- Том Стоппард - человек, который блестяще знает и любит русскую культуру. И в фильме был найден идеальный прием: вместо того чтобы идти в пресловутую масштабность, которая неизбежно влечет за собой клюкву (даже советские режиссеры ее допускали), придумали полутеатральный условный прием. Он помог при серьезном понимании романа обнажить быт, вычленить основные смыслы и основные страсти. Впрочем, идеальной экранизации не бывает. Что-то оставили, что-то адаптировали для западного зрителя.
- Некоторые свои романы вы пишете десятилетиями, а сценарии выдаете легко и быстро. Потому, что относитесь к ним как к виду заработка?
- Если к работе относиться как к халтуре, она тебя вымотает физически. Единственный способ не потерять себя и получить удовольствие, не разрушиться - это относится к любой работе как к работе.
- Насколько вы свободны, когда пишете сценарии?
- Никакой свободы в кино сейчас нет. Да и самого кино нет. Сериалы… Это железный диктат телеканалов и телекомпаний.
- Но вы-то давно сценарии пишите, выходит, смогли перестроиться?
- Да не смог я перестроиться. Поэтому и думаю, как свалить от всего этого. Хотя сейчас снимается мелодрама по моему сценарию. Пока нравится - не знаю, чем дело кончится.
Продолжаю этим заниматься, несмотря на то что меня переводят на многие языки. Но за книжку, за три-четыре года, ты получаешь тысячу долларов, а одна серия моего сценария стоит десять тысяч.
Конечно, нельзя делать вывод, что я постоянно при такой работе, но тем не менее она обеспечивает. Даже если раз в год получать контракты, то под это можно одалживать. Но все же надеюсь выбраться из этой истории, мне надоело.
- Вы говорите, что хорошо представляете своего читателя - это интеллигенция. А зрителя?
- Это домохозяйки, которые, прежде чем включить газ, включают канал. Правда, я "спагетти" - больше четырех серий - не пишу. Чужие часто переписываю, и киевских авторов в том числе. Всякое бывает.