Белорусский Свободный театр, фактически запрещенный в родной стране, стал суперуспешным театральным проектом в Европе.
Фестивали и гастроли в 40 странах на пяти континентах, европейский приз "Европа - Театру", премия Французской республики, британский приз Freedom to Create, американские награды Atlantic Council и Obie, главный приз Эдинбургского фестиваля First Fringe, приз Index on Censorship. Рецензии на спектакли Свободного театра выходят в ведущих мировых СМИ: The New York Times, The Guardian, Washington Post, The Independent, Le Mond, The Times, Financial Times, а патронами театра были или являются такие выдающиеся личности, как британский драматург Том Стоппард, актер Кевин Спейси, экс-президент Чехии Вацлав Гавел. Руководитель театра, драматург и режиссер Николай Халезин - человек с абсолютно уникальным и бесценным опытом, соединившим и успешную интеграцию в мировое театральное пространство, и глубокое понимание театральной ситуации в постсоветских странах.
- Начнем, наверное, с самого начала, поскольку вы, будучи хорошо известным на Западе, не так уж известны в Украине. Поэтому мне особенно интересно - как вы пришли к идее создания своего Свободного театра? Когда и почему возникло вот это ощущение, что - все, надо заниматься принципиально иным? И почему именно театр?
- Театр был в моей "прошлой жизни": в конце 80-х - начале 90-х годов. Тогда я ушел из экономического университета и занялся творчеством - мы с двумя партнерами создали театр, заработали денег на съемках кино и построили себе очень комфортную сцену. Театр развивался, был очень популярным, я открыл еще и Центр современного искусства. Но годы были суровые, и нашу сцену "отжал" себе один из крупнейших банков Беларуси. В общем, все очень символично для тех времен.
Затем к власти пришел Лукашенко, и в одночасье начали умирать все культурные инициативы. Друг, известный белорусский издатель, пригласил меня делать газету, и я согласился. Но как только газета набрала популярность, власти ее закрыли. Затем еще одна попытка, еще одна... В итоге - три издания, которыми я руководил, закрывались, едва набрав популярность и аудиторию. Выхода не было, и случилось то, что должно было случиться в эпоху диктатуры: я оказался вытолкнутым в политику. Занимался политконсалтингом, маркетингом негосударственных организаций, социальными кампаниями. И в какой-то момент в политической среде стало нестерпимо тоскливо. Нужна была антидоминанта, и я, вспомнив о театре, написал пьесу. Она начала собирать призы на конкурсах по всей Восточной Европе, а затем и по Западной. Потом ею заинтересовался Олег Меньшиков, но ее у него перекупил Олег Табаков для МХТ им. Чехова. Он заплатил мне самый большой гонорар в истории российского театра, и на этот гонорар мы стартанули сначала с драматургическим конкурсом, а спустя пару месяцев - и с постановочной деятельностью Свободного театра.
- Правильно ли я понимаю - вы первыми в Беларуси начали разрабатывать актуальное документальное направление? Какова была реакция публики? Коллектив сразу был взят на карандаш властью как некое "подозрительное" явление?
- Да, именно так - начали первыми. Но сначала в рамках драматургического конкурса "Свободный театр". Это сегодня он стал самым крупным в Восточной Европе, и его результаты презентуются одновременно в четырех странах, а в презентациях участвуют лучшие британские актеры. Но тогда все было сложнее: писатели, занимающиеся актуальной драматургией, едва начали появляться; не было театров, которые бы подобный материал востребовали. Поэтому мы начали с драматургических семинаров, на которые приглашали самых разных театральных специалистов, делая упор на драматургию и понимая, что именно она может стать той "упряжной лошадью", которая потянет за собой весь театральный процесс. В итоге - так и получилось.
Было очевидно, что власти начнут прессинг против нас, поскольку мы не собирались обходить стороной острые темы нашего общества. Но какое-то время нам удавалось маскироваться под банальную театральную инициативу. Правда, очень недолго. Спустя пару месяцев к нам примкнул режиссер Володя Щербань, на тот момент работавший в главном Национальном театре им. Янки Купалы. Ему запретили играть поставленный там спектакль "Психоз 4.48", и мы оказались попутчиками. К слову, Володя - выходец из Украины, с ним вместе мы работаем уже 11 лет. С появлением первого спектакля на нас стали косо поглядывать власти, а после третьего спектакля, по пьесе Натальи Мошиной "Техника дыхания в безвоздушном пространстве", мы попали в черные списки тех, кто не может зарегистрироваться, арендовать помещения и легально играть спектакли, продавая билеты. Здесь сложились два компонента: первый - власти не могли позволить родиться независимому коллективу, который бы делал то, что ему вздумается; и второй - наш бэкграунд, людей, всегда говоривших то, что думают о действиях власти.
- Ваш отъезд с родины - настоящая детективная история. Вы сейчас, возможно, с иронией это вспоминаете, но ведь это реально страшно… Или в вашем белорусском периоде случались более тяжелые эпизоды?
- Да, сейчас этот отъезд вспоминается с таким романтичным умилением, но тогда было совсем не весело. Это была новогодняя ночь 2011 года, я лежал на полу микроавтобуса, сверху лежали одеяла, на одеялах - наша младшая дочь. Мы проезжали границу в тот момент, когда спецотряд милиции пил водку из горлышка за наступивший год, сидя в двух джипах на дороге. Потом был вылет из Москвы в Нью-Йорк, где с 3 января начинались наши плановые гастроли, и наступила новая, совсем другая жизнь.
В Беларуси было много эпизодов страшных, даже ужасных: были политические убийства друзей, наши аресты, тюремный опыт, весь спектр прессинга на коллектив. Но когда находишься внутри ситуации, страха не чувствуешь - ты знаешь, как управлять ситуацией; как избежать каких-то проблем; как пережить тяжесть утрат. Гораздо страшнее, когда твой театр находится в Минске, а ты в Лондоне: ты переживаешь, сходишь с ума, чувствуешь бессилие... На войне не страшно - страшно думать о тех, кто на войне.
- Кстати, не планируете ли написать биографическую книгу? Ведь ваша жизнь - какая-то совершенно невероятная история…
- Планирую, и займусь этим в нынешнем году. Она будет отчасти о нас с Наташей, но в основном о театре - о том, как театр может родиться и жить при диктатуре, но, при этом, стать популярным в мире. Я долго откладывал этот процесс из-за катастрофической нехватки времени, но сейчас уже ситуация "осложнилась" тем, что слишком многие люди говорят о том, что им нужна эта книга, и есть издатели и переводчики, чтобы сделать это без лишних издательских хлопот с нашей стороны.
- Мне всегда казалось, что эмиграция - это как бы жизнь после жизни… А вы и ваша семья оказались в роли даже не эмигрантов, а беженцев, в ситуации, фактически не оставляющей выбора… Вы раньше могли представить себя в таком качестве? И как вы восприняли эту новую реальность? Язык, культура, люди? Что больше всего поразило или даже потрясло в вашем новом окружении, пространстве?
- Мы не собирались уезжать из Беларуси - наверное, это отличает нас от многих эмигрантов. Нам пришлось бежать, когда практически все наши друзья оказались в тюрьме КГБ, у нас дома шли обыски, а наших родителей допрашивали. Выбор был один: попытаться бежать - или идти в тюрьму на несколько лет как минимум, что и произошло с нашими друзьями. У нас получилось бежать, но такого выбора, при кажущемся комфорте и успехе, я мало кому бы пожелал. Первые пять месяцев мы думали, что пройдет еще неделя, месяц - и мы вернемся домой. Но из тюрем получали все новые подтверждения того, что нас там ждут. На тот момент мы вели кампанию за освобождение политзаключенных и вовлекали в нее все больше мировых звезд театра, музыки и кино. Кампания была очень эффективной и чрезвычайно насыщенной, поэтому, к счастью, у нас не было времени остановиться и подумать. При этом в 2011 году мы продолжали активную гастрольную деятельность: дважды США, Англия, Гонконг, Италия, Шотландия... Получали вороха призов, но так и не смогли им порадоваться - ты засыпаешь с компьютером на коленях, и просыпаешься с ним же: твое тело в разных странах мира, а голова в Минске, в тюрьме КГБ "Американка".
А в августе того года, после одного из допросов, от сердечного приступа умер мой папа. Естественно, я не мог полететь на похороны, и это добавляло в ситуацию ощущение кошмарной безысходности.
В конце концов мы приняли решение получить статус беженцев в Великобритании, поскольку ситуация стала неразрешимой: до окончания визы оставался один день. У нас на тот момент в Англии было много друзей, но нас поразило, как много людей моментально бросилось на помощь, узнав о нашей ситуации: актеры, общественные деятели, режиссеры, политики, просто люди, не имеющие отношения к нашей среде. Когда проблемы с жильем казались неразрешимыми, наши друзья передавали нас из одного дома в другой, давая пристанище, кто на год, кто на полгода, кто на несколько месяцев. И ни один из них не попросил за это денег. Это было невероятным проявлением поддержки, когда ты понимаешь, что ты не брошен, ты в безопасности, и у тебя есть друзья.
Но, безусловно, все непросто с постижением новой для себя культуры. Во многом она комфортна и подходит тебе; с другой стороны - нужно изучать ее, чтобы понимать окружающих тебя людей. Мне было сложнее всех в семье - я дислексик, и чтобы выучить язык, необходимо прилагать невероятные усилия. Но тут на помощь всегда приходили члены семьи, которые понимают твои проблемы и помогают не впасть в панику.
- Вы сейчас живете в Лондоне, театральный коллектив физически находится в Минске. При этом вы ставите новые спектакли, успешно гастролируете по всему миру. Как это удается, как происходит коммуникация, постановочный процесс? И кстати: играются ли сейчас спектакли в Беларуси - или театр все же пребывает в статусе "запрещенного"? Нет ли у тех, кто там остался, проблем с властью после вашего отъезда?
- Наша семья, Володя и один из актеров живем в Лондоне, остальные члены коллектива - в Минске. Поначалу со стороны это выглядело как искусственный разрыв внутри коллектива, но в итоге стало нашими "двумя ногами": одна из них - коллектив, который играет по 3–4 спектакля в неделю в Минске в подпольных условиях, но гастролирует по миру на лучших театральных площадках; вторая - лондонский офис, резиденции для постановки спектаклей, прокат в Великобритании, активная международная образовательная, общественная и организационная деятельность.
В Минске регулярно возникали проблемы. В том небольшом частном доме, который мы снимали для спектаклей и репетиций, регулярно проходили милицейские облавы, а потом хозяину и вовсе сказали, что если он не откажет нам, его дом снесут. Были задержания, постоянно переписывались паспортные данные у зрителей, угрозы, прессинг. Все эти факты регулярно появлялись в мировых СМИ, и сейчас, когда у властей нет денег и для них чрезвычайно важен либеральный имидж в Европе для получения кредитов, нас перестали показательно давить. Но это ничего не значит, поскольку мы все равно не можем играть спектакли легально, зарегистрироваться, вести полноценную деятельность. Но мы привыкли к тому, чтобы выжать максимум из возможного, и сверх того.
- Слышал о вашей суперинтенсивной серии тренингов по формированию современного универсального актера. Весь Свободный театр прошел через них? Что это за методика? В чем ее отличие от других?
- Да, это та методика, которую мы выработали за 11 лет существования театра. Называется она Total Immersion - "Тотальное погружение". Методика, позволяющая воспитать "универсального солдата" - современного актера, владеющего всем спектром необходимых в театральной сфере качеств и специальностей: актерским мастерством, драматургией, режиссурой, сценографией, маркетингом исполнительских искусств. Но это не набор автономных дисциплин, а погружение актера в практический процесс полного формата, с использованием в творческом цикле его личного опыта, при скрупулезно выверенном балансе персональной и коллективной работы.
В нашем театре не может работать актер, который бы не прошел этот курс. По нему учатся наши студенты театральной лаборатории Fortinbras в Минске; его основы мы с Наташей и Володей преподаем в ведущих университетах Великобритании, США, Канады, Италии, Франции, Голландии… Но эта методика не является закрытой, она может интегрировать в себя множество наработанных в мире компонентов. К примеру, в Минск, чтобы преподавать нашим студентам в подпольных условиях, прилетают специалисты со всего мира, и среди них есть люди всемирно известные. Это позволяет перманентно расширять методологическую базу и использовать в преподавании новые элементы. Решения здесь могут быть самые неожиданные: к примеру, в перечне типичных для театральной школы предметов может появиться культурная география, бокс или упражнения из курса подготовки сотрудников спецслужб.
- Британский театр для нас - словно другая планета. За счет чего вам удалось органично интегрироваться в это пространство?
- Получилось так, что мы интегрировались сразу в международный контекст - практически одновременно в десятки стран. Мы не ограничивались Британией или Америкой, а открывали за год по 5–6 стран, в которых гастролировали. Если бы мы изначально попали в Великобританию, возможно, наш театр был бы другим, и я не уверен, что он был бы лучше, нежели теперь. В Великобритании очень сильный перекос в сторону драматургии, и театральная иерархическая система ставит драматурга в самую "голову" процесса. В той же Германии драматург по статусу находится ниже продюсера или актера, во главе пирамиды - режиссер. Поэтому британский театр тяготеет к разговорному, в ущерб действию, а немецкий - к режиссерскому, в ущерб драматургической компоненте.
Все театральные системы разнятся, каждая имеет свои стилистические, методологические, эстетические особенности. И нам хотелось впитать и пропустить через себя максимум возможного, чтобы выработать свой язык, свою театральную эстетику. Британский театр, как и театральные системы других стран, приняли нас как некую оригинальную единицу, которая может дать нечто для обогащения их локальной театральной системы. Британии не нужен еще один британский театр; как и немцам - еще один немецкий. Все страны хотят, чтобы в их спектре появлялись новые краски, обогащающие всю палитру.
- В некоторых ваших проектах на сцену выходят звезды британской сцены и кино. Вам как режиссеру с ними легко или сложно? Отличается ли этот процесс от работы с белорусскими актерами?
- Нам довелось много работать в спектаклях со звездами. Даже если просто привести список - это станет шоком для многих: Джуд Лоу, Сиенна Миллер, Алан Рикман, Ким Кэттролл, Филипп Сеймур Хоффман, Кевин Клайн, Лори Андерсон, Лу Рид, Джереми Айронс, Нил Теннант... Но я понял простую вещь: работа с ними - это не "работа со звездами", это работа с невероятно талантливыми, дисциплинированными, коммуникативными и умными людьми. Ты можешь ждать от них предложений по каким-то решениям, а если ты в таких предложениях не нуждаешься, они деликатно и тактично выполнят поставленную задачу. Таково абсолютное большинство из них, а истории о капризах и завышенных требованиях - это об одном проценте звезд, у которых не все в порядке с воспитанием.
И еще одна отличительная черта звездных актеров и музыкантов: их жажда интересной работы. Утомленные продюсерами, желающими поместить их в прокрустово ложе амплуа, они с жадностью набрасываются на работу, которой не пробовали никогда в жизни. В ноябре прошлого года мы предложили лидеру Pet Shop Boys Нилу Теннанту сыграть со мной отрывок из спектакля в концерте Staging Revolution. I am with the Banned. Нил спросил: "А вы не боитесь, что я вам все испорчу - я же ни разу в жизни не выходил на сцену в качестве актера?" Я ответил: "Ты тысячи раз общался с публикой, просто это будет общение немного на другую тему". Нил согласился, и мы сыграли с ним фрагмент спектакля. К слову, он оказался очень неплохим актером. Но когда расставались, он снова вернулся в музыкальное лоно, и предложил написать музыку к какому-нибудь из наших спектаклей.
- Можете рассказать о ваших достижениях в Европе? О самых интересных и успешных проектах за последнее время?
- Когда ты долго и успешно работаешь в международном контексте, ситуация меняется. Перестает существовать такое понятие, как "успех". Ты занимаешь свое место в общем контексте и просто работаешь. Когда тебя замечают в самом начале, тебя начинают одаривать различными призами и премиями. Мы получили их в первые годы очень много: Премию Французской республики, Премию "Европа - Театру", британский приз Freedom To Create, главный приз Эдинбургского фестиваля First Fringe, американский Obie, приз Atlantic Council... Вряд ли имеет смысл называть все. Но потом этот поток почти прекратился, и слава богу. Объясню почему. Получать призы приятно и почетно, но в их присуждении есть некая спонтанность, удивление жюри или аудитории: "Вот какую жемчужину мы обнаружили!" Но сила творческого коллектива - это стать "привычно стабильным"; чтобы видны были твои провалы, а твои достижения стали делом совершенно обычным. Тогда ты можешь говорить о том, что занял свое место в международном театральном пространстве. Мы его заняли.
Мы не опускаемся ниже определенного уровня, обеспечивающего нам заполненные залы, внимание и хорошую критику ведущих мировых изданий. Но это не значит, что мы пытаемся угодить всем, и не значит, что кто-то не может высказаться жестко насчет наших спектаклей. С какой-то из стран мы можем не до конца совпасть эстетически, к примеру. Я помню как по отношению к одному из наших спектаклей - Red Forest - разошлась британская критика: все молодые критики выставляли высокие оценки и восторженно писали о спектакле, а вот старые отказались принять предложенную нами образную структуру, когда материал подавался практически без слов, больше визуально, через действие, через образы. Тут сказалась та самая культурная география: молодые критики, впитавшие континентальный европейский театр, оказались готовы к восприятию такого театрального языка, а пожилые критики, любители разговорного, драматургического театра, все объясняющего, - нет.
- Вы не раз говорили, что за год в Англии успеваете сделать больше, чем за 10 лет в Беларуси. Украина намного более свободная страна, чем Беларусь, но здесь тоже есть ощущение, что вы можете прыгать выше головы, но все усилия словно в песок уходят. Как вы думаете - в чем причина? Что принципиально отличает ситуацию там и здесь? Ведь дело не только в деньгах?
- Нет, дело не в деньгах, и даже не в демократическом стаже страны. Дело в институциях, которые в стране развиты или не развиты. Приведу недавний пример. Мы решили провести концерт Staging Revolution. I am with the Banned в Лондоне, с участием британских звезд и музыкантов из Беларуси, Украины и России. Возьмись мы сами за все его аспекты - и дело бы провалилось, это совершенно очевидно. Но здесь ты понимаешь, что есть разные институции, и не нужно осваивать каждую профессию - нужно говорить с ними. В итоге вся твоя работа - это разработка творческой концепции и переговоры: с музыкантами, BBC, музыкальным промоутерским агентством Harvey Goldsmith, актерами, музыкантами. Если ты сведешь всех субъектов вместе, а твоя концепция окажется конкурентоспособной, ты победишь. В итоге наш концерт вошел в рейтинг 15 лучших музыкальных событий Британии 2015 года по версии BBC. И театральный фестиваль попал в этот же рейтинг, но в номинации "Театр и танец".
Конечно, все это очень непросто и занимает огромное количество времени и сил, но здесь нет того слова, которое любят произносить люди на постсоветском пространстве - "невозможно". Ты всегда можешь найти тех, кто будет заинтересован поучаствовать в успешном проекте. Главное - не изобретать велосипед и не думать, что мир устроен именно так, как ты сам себе надумал. Нужно изучать опыт разных стран и идти впереди процесса, привнося в него свежие идеи.
Я убежден, что Украине и украинцам нужно учиться. Но не садиться за парту на определенное количество лет - этот механизм уже не работает. Нужно находить свои сильные стороны, запускать процесс, а по ходу учиться тому, что в своей стране не развито. А для этого максимально использовать опыт, накопленный в Западной Европе. И все возможности для этого есть.
- Успешно стартовал как драматург и пришел к идее создания крупного драматургического конкурса. Открыл театр, а потом пришел к необходимости делать актерскую школу. Создал англо-русскоязычный сайт, посвященный вопросам культуры. Игра стоит свеч? Ведь такие институциональные проекты отнимают у непосредственного творчества в театре много времени и энергии.
- Это вопрос, который задаешь себе всегда: мне или нам это вообще нужно? С одной стороны, это занимает огромное количество времени, а его есть куда потратить, учитывая количество возникающих идей. Но с другой, - создавая такие институциональные механизмы, ты понимаешь, что создаешь структуру, которая придает ускорение каждому ее элементу. Это как усовершенствовать автомобиль. Он и так работает, но с каждым новым элементом ты придаешь новую силу его двигателю, увеличиваешь крутящий момент, совершенствуешь коробку передач... В итоге все движется быстрее, и сам театр в том числе. Главная проблема - найти в этом процессе позитивное творческое начало, чтобы ты занимался не перманентным администрированием, а все-таки творческим процессом. И тогда ты не будешь думать о том, что наносишь ущерб своей творческой реализации.
- Поскольку уж речь зашла и об Украине, мне, конечно, хочется свернуть в родную колею. Вы в конце прошлого года участвовали как европейский эксперт в Шоукейсе украинского театра под эгидой Европейской театральной конвенции, просматривали многие спектакли. Ваше впечатление от увиденного, услышанного? И может ли украинский театр, по-вашему, чем-то заинтересовать европейского зрителя?
- По-моему, заинтересовать европейского зрителя может любой театр, если он говорит с этим зрителем современным языком, на темы, близкие и понятные этому зрителю. И не обязательно говорить с британским зрителем о Британии, а с испанским об Испании - отнюдь. Говорить нужно о том, что болит у тебя, чем ты реально живешь, от чего страдаешь. Европейский зритель живет тем же: теми же страстями, проблемами, хоть и с некоторыми нюансами. И он всегда расположен к откровенному разговору. Единственное, чего он не терпит, - фальши. Если разговор фальшив, европейский зритель дисциплинированно его досматривает, встает, уходит - и больше не приходит на спектакли этого театра.
На украинском шоукейсе я увидел много хорошего: отличных актеров, достаточно качественную режиссуру, и... абсолютное непонимание украинскими продюсерами европейских зрителей и театральных деятелей. Когда я спрашивал у некоторых из украинцев, почему мы не увидели ни одного спектакля на тему войны или Майдана, мне отвечали: мол, "не нужно пока бередить раны" или "нельзя спекулировать на этих темах". И для меня эти ответы становились еще большими загадками. Почему обращение к теме уже изначально обозначается как "спекуляция", и почему нельзя "бередить"? Случись в Европе какое-то значимое событие - теракт, массовое убийство, финансовый кризис, коррупционный скандал - и спустя совсем небольшой отрезок времени ты увидишь на сцене постановки, в которых кто-то захочет осмыслить тему, озвучив и проанализировав ее с помощью театрального языка. Может быть разным ракурс, с которого будут смотреть на событие; могут быть разные точки зрения, но одно будет неизменно: острая тема никогда не уйдет в песок.
Еще один из аргументов, который я услышал, - "у нас нет достойной драматургии". Тогда я не нашелся, что ответить, лишь робко усомнился в этом, поскольку на тот момент еще не читал конкурсных пьес VIII Биеннале современной драматургии "Свободный театр". А когда прочитал, понял, что это абсолютное лукавство - целый букет отличных пьес на эту тему, и невероятно яркий всплеск молодой украинской драматургии. Причем не только киевской, но и авторов из Харькова, Львова, Одессы, совсем небольших городков. Я даже позавидовал Украине, вспомнив, как такой же всплеск переживала Беларусь в 2004–2007 гг., когда появились такие драматурги, как Павел Пряжко, Константин Стешик, Андрей Курейчик, Диана Балыко... Язык новых украинских драматургов очень хорош, и, полагаю, был бы совершенно понятен европейскому зрителю.
- У вас большой круг общения на уровне международных структур, а Украина сегодня в центре внимания. Как по ощущениям - заинтересованы ли сегодня различные европейские организации в том, чтобы каким-то образом развивать и поддерживать украинский театр, возможно, в рамках каких-то обширных интеграционных культурных проектов?
- К моему сожалению, сегодня Украина смещается из центра внимания на периферию. И не могу сказать, что в этом виноваты европейцы. Просто сегодня Украина растрачивает тот ресурс внимания, который у нее был. Вдвойне печально, что у страны есть все, чтобы заинтересовать собой мир: есть талантливые люди, есть свежие идеи, у многих есть желание изменить ситуацию. Нет только внятной внешней культурной политики, привлекающей партнеров к новым совместным проектам, которые могли бы привести страну к европейской интеграции.
Когда такая задача стояла перед нами и перед Беларусью, мы понимали, что у нас есть единственный ресурс - люди. И мы начали процесс вовлечения в "круг друзей Беларуси" самых разных людей: звезд театра, музыки и кино, бизнесменов, политиков. За десяток лет мы создали очень широкое поле таких людей в разных странах, через которых теперь выстраиваем и совместные культурные проекты, находим партнеров для бизнеса, институции для реализации инновационных проектов. Часть этих людей стали культурными послами Беларуси и делают для нее очень много, даже просто на волонтерской основе.
Но у нас есть серьезная проблема - мы не можем сейчас это делать в полном объеме для своей страны; лишь для части белорусов, которые, как и мы, не могут полноценно реализовываться на родине. У Украины же есть сегодня главное - свобода действий. В том числе и возможность сегодня начинать собирать свой круг "послов страны" - общественных представителей в самых разных сферах.
- Вы сами неоднократно говорили о том, что вам очень интересен украинский театральный процесс. Это связано с тем пограничным состоянием, в котором сегодня находится Украина, или по другим причинам? И есть ли у вас какие-то проекты или планы, связанные с Украиной?
- Да, нам сегодня Украина очень интересна как страна и как культурное пространство, открытое для инноваций. Не могу сказать, что сегодня мы испытываем дефицит таких пространств, но, скорее всего, срабатывает персональный сантимент: очень много близких украинских друзей; общие геополитические проблемы; симпатия к стране с детства; возможность реализации того, чего мы не можем реализовать в Беларуси.
Сегодня Украине не хватает продуктов, которые бы работали как визитная карточка страны. Но не на уровне "венок-коса-вышиванка", а на уровне современного продукта, востребованного в мире: высокопрофессионального, социально значимого, инновационного. И Украине это по плечу. Я помню, как зашел в гримерную к Дэвиду Гилмору после концерта, в котором он выступил с группой "Бумбокс", и поблагодарил его за то, что он совместным выступлением поддержал украинских музыкантов. Дэвид ответил: "Я не понимаю, почему они волновались перед выступлением. Я всю жизнь играл с музыкантами высокого класса, и ребята из "Бумбокса" ничем их не хуже". И я с ним в этом полностью согласен. Вот с группой "Бумбокс" мы и наметили совместную работу, о которой в скором времени объявим, - она должна стать как раз таким продуктом, которого от украинцев ждут в мире: высокопрофессиональным, социально значимым, инновационным.
И, безусловно, мы можем оказать помощь украинским театрам в их интеграции в европейское театральное пространство. Тут мы готовы поработать волонтерами, выстраивая коммуникацию, консультируя и помогая представить украинским театрам свои работы европейскому зрителю. Но это, конечно, в случае, если наша помощь будет востребована.
Из досье
Николай Халезин - драматург, режиссер, актер. Обладатель европейских и американских театральных наград в области драматургии и режиссуры. В марте 2005 года вместе с продюсером Натальей Колядой организовал Белорусский Свободный театр. За 11 лет его существования создали более трех десятков постановок, показанных на пяти континентах. На родине был арестован, судим. Правозащитниками признан "узником совести".
Дмитрий Терновой - украинский драматург, журналист. Создатель Харьковского театра "На Жуках". Его пьеса "Детализация" получила на Западе большое признание и отмечена как одна из лучших украинских пьес нового времени. Недавно театр "На Жуках" получил дипломы лауреатов на Краковском фестивале "Восток-Запад" за спектакль "Ромео и Джульетта".