Теперешнюю горячую точку на карте Украины - Донбасс - известный фотограф Александр Чекменев знает не с парадной стороны, он хорошо знаком с ее изнанкой. Сам уроженец Луганщины, Чекменев недавно был признан "Фотографом года" (2013) - за серию своих потрясающих фоторабот Donbass. На его снимках - лица, судьбы и обстоятельства. Недавно новые серии фоторабот Чекменева - "Воины" и "Евромайдан" - успешно демонстировались в Нью-Йорке на престижном портфолио-ревю. Знаменитый американский журнал Time также недавно открыл для своих читателей Украину - глазами Чекменева.
- Александр, что для вас самого значит этот образ DONBASS? С учетом того, что сегодня происходит в этом регионе, и памятуя о том, что вы сами из тех мест и знаете не понаслышке нравы и характеры тамошних людей…
- Да, я родом из Луганска. И знаю тот край и тех людей. И шахтеры для меня - люди с достоинством. Они и работают до седьмого пота, и выпить могут.
Шахтеры - люди взрывные. Им не нужно выходить на "арену", чтобы ими руководили кукловоды. Им достаточно прийти пешком в Киев… Донбасс - это разные люди, сильные и слабые, которым есть что терять. Работу, семью. Почти никто из них не был за границей.
Как в шахте скапливается метан, так и в шахтерской среде сейчас уже предельно допустимая доза этого напряжения. Достаточно одной искры… Пока шахтеры не выходят на авансцену только потому, что у них есть работа. А вот если им месяц-два не платить зарплату, только дайте оружие - и они сами наведут порядок. Шахтер за деньги может только работать, а в политику за те же деньги он лезть не будет.
Был случай, когда на одной нелегальной шахте оказалось сразу пять именинников. Решили праздновать в один день. Меня позвали. Я снимал - и как пьют, и как гуляют. Они в поле прямо на снегу разложили еду, каждый пришел со своим тормозком и бутыльком. Бутыльками они называют трехлитровые банки самогона. В конце дня наблюдаю картину, как двое товарищей везут третьего на санках… А он - никакой. Думаю, снимок будет классный. Посмотрел и говорю: "Ребята, что же вы делаете? Вы же его вперед ногами везете!".
Знаете, раньше, когда шахтера провожали на пенсию, он заказывал две "Волги". В первой ехал он в костюме. Как вы думаете, кто ехал во второй? Никто не догадается… Во второй машине ехала его шляпа.
Для меня, в первую очередь, важно показать не униженных людей, не людей за гранью, а наоборот… Показать, что эти люди, даже находясь за гранью, делятся последним. Я ездил на нелегальные шахты. Чувствовал, что скоро и этого не будет, уйдут эти нелегальные добычи. И сейчас большинство шахтеров работают на государственных шахтах.
- На самом Донбассе как восприняли ваши фотоработы? Не критиковали за чернуху или, может быть, наоборот - за гламурность?
- Как шахтеры могут оценить? Где они увидят мою фотокнигу "Donbass"? Ведь она полностью издана за собственные средства. Когда презентовал книгу в "Изоляции", в зале было менее 20 человек. Шахтерам показывал, они говорят, дескать, да, это наша жизнь, все честно. Я же не унижаю их человеческое достоинство.
- Еще один ваш фотоцикл - "Паспорт" - украсил страницы престижного американского издания Тime. Почему выбрали именно ваши работы?
- Журнал Time - мощнейшее издание… Они взяли фото из "Паспорта" (1994–1995). Это то, что я снимал еще 20 лет назад. Несколько фото выставили на своем лайтбоксе, а две взяли в печатный вариант.
Еще давно я делал серию снимков для первых украинских паспортов, когда была замена союзных. Снимал одиноких людей - тех, у кого не было родственников. Служба социальной помощи вместе с бесплатным хлебом, молоком, медикаментами приводила к ним домой еще и фотографа. Представьте, снимал тогда одиноких стариков. И случалось такое, что покуда проявишь снимки, некоторых уже и в живых не было… Пожилые люди мне говорили: "Зачем вы нас мучаете, дайте дожить, какой смысл от этой смены паспортов?". Это были глубоко пожилые люди. Некоторые из них уже загодя заготовили для себя гробы - они стояли в соседних комнатах.
- Александр, откуда у вас эта страсть - фиксировать мгновения жизни, то есть любовь к фотографии?
- Еще в СССР я получил профессию фотографа. И до сих пор проявляю пленки своими руками. Многие, впервые увидев серию "Паспорт", говорили мне: "Как же ты додумался до такой идеи?". А я просто попал в определенную ситуацию, но получилось, что снимал для истории. Часто снимал на черно-белую пленку, социальные работники приветствовали экономию. В один день нужно было снять около 50 человек! Некоторые старички, как я уже говорил, уже не выходили на улицу. Заходишь в их дома - и чувствуешь необратимое. Старался запечатлеть не только человека, но и то, что вокруг. Ведь и то, что вокруг - это тоже паспорт человека.
- На ваших фото - зачастую суровая правда жизни. А лирика, романтика, красивость - как к этому относитесь?
- Недавно дочку сфотографировал. Вроде бы лирично получилось. Я, конечно, могу смотреть и восхищаться тем, как снимают другие ребята. Но это не мое. Хотя и для красивого пейзажа нужна большая подготовительная работа. Говорят, что меня уже узнают по почерку, мои фото - эдакие "чекменевки". Впрочем, я тоже многих своих коллег узнаю.
- Большим успехом в Америке пользуется ваше "фотовидение" нашей новой истории, связанной с Евромайданом. Если отталкиваться от этой темы, каким вы (как фотограф) видите лицо современной Украины?
- В первую очередь, это лицо с достоинством. Думаю, именно сейчас формируется новый образ украинца. Во время Майдана мне запомнилась одна девушка примерно 19 лет, она сидела после 20 февраля на ступеньках. Вначале я подумал, что она контужена. Подошел, спрашиваю: "Нужна помощь медиков?" - "Нет, не надо… Прямо рядом со мной снайпер убил человека". - "А ты знаешь, что перед тем, как убить его, он в этом же прицеле видел и тебя?". Она рассказывает, что на Майдане - с первых дней. А сейчас даже телефона нет - палатка сгорела. Я тогда предложил свою помощь, но она отказалась. Говорит, что здесь останется.
Представьте - 19 лет!
Вот вам и лицо новой Украины.
Проходит три месяца, нахожу ребят с Майдана: кто - в Нацгвардии, кто - в Славянске. Слава Богу, ребята целы. Пытался, насколько это было возможно, записывать их телефоны, имена…
Еще о лицах. Сильное впечатление произвел на меня человек с повязкой на глазу. Ему выбили глаз во время расстрела возле стадиона. Он вставил протез черного цвета, говорит: "Пусть будет стыдно тем, кто стрелял…". Ему 28 лет, киевлянин. Спрашиваю недавно ребят: "Чего ждете от выборов?" - "…Не надо ждать выборов, а надо помогать стране".
Вот новые лица, прошедшие войну в мирное время.
Сейчас они сняли доспехи, сложили оружие, внутри остались воинами, а снаружи - мальчишки.
- Какие главные риски для фотографа, работающего в горячей точке?
- Как и у всех других - получить случайное ранение. Ниоткуда. Или дробь, которой выбивали глаза.
Мы все рисковали. Как и остальные люди. Даже девушки, которые стояли и смотрели на все происходящее на возвышенности, напротив стадиона Лобановского, и были без оружия. И "Беркут" целился в них. Поэтому рисковали все.
Когда в ночь с 19 на 20 февраля на Майдане обострились события, наутро я увидел массу публикаций и снимков. Но все-таки это были новостные снимки. Я понял: чтобы хорошо прочувствовать Майдан, там нужно жить. На Майдане я познакомился с фотографом из Словакии - Робертом Таппертом. Не зная наш язык, он два месяца жил в палатке. А ему чуть больше двадцати. Считаю такой поступок становлением личности. И тогда я тоже взял свой старый немецкий фотоаппарат и начал снимать происходящее на цветную пленку. Каждый, кто занимается фото, должен иметь свой почерк. Вот и я одной камерой снимаю 20 лет.
Честно скажу: я бы сделал серию и с обратной стороны баррикад - портреты "Беркута". Но чтобы снять эти портреты, я должен видеть личность, характер человека. Ведь это пацаны-срочники, они и стояли в первых рядах. Это дети по 18 лет. Их опять разделила власть - на "тех" и "других".
Из тех, кого снимал для проекта "Воины", к счастью, все живы.
Снимки погибших также делал. Было тяжело. Но понимал, что должен скрыть эмоции, хотя внутри все кипело. К горлу подпирал ком...
Снимки погибших пошли в агентство "Франс Пресс". И… с этого агентства пришел гонорар. Все эти деньги отдал, кому они были нужны. С одной стороны, понимаю, что это плата за работу, но у меня ассоциация с другим - со смертью. Хочу сделать фотокнигу снимков в память о Майдане. Могу также написать об этих ребятах короткие истории. Интересно было бы увидеться с ними 10 лет спустя.
На Майдане я познакомился с французским фотографом Ериком Буве… Его выставка (R)Evolution сейчас проходит в Национальном художественном музее. Он был в шоке, когда увидел, как расстреливали безоружных людей вокруг него. Я был с одной стороны баррикады, а он - с другой. Выходит, вижу - у него в глазах слезы, вот-вот сорвется. Спрашиваю, что случилось. А он в ответ: "Там много трупов, я не хочу больше снимать войну. Нигде такого в мире не было, чтобы вот так, в мирное время… Все, кто вокруг меня погибли, были без оружия, одни лишь щиты…".
- Если можно говорить об украинской фотошколе, что бы вы о ней сказали - именно вы и именно сегодня?
- Для меня самые сильные фотографы - из старой школы 90-х. Когда был переходный период - от Союза к независимости Украины. Например, Александр Гляделов интересно снимал историю. Дальше - фотографы новостные: Ефрем Лукацкий, Глеб Гаранич, Сережа Супинский, Сережа Долженков. Для меня - это костяк, вся фотожурналистика - здесь.
Недавно меня пригласили на портфолио-ревю, организованное The New York Times. Так я впервые оказался в Америке. И из Украины - единственным фотографом. Их заинтересовали серии "Donbass" и "Паспорт".
Публикация в The New York Times "отбила" дорогу, а проживание "отбила" вторая публикация.
Третья публикация дает возможность попасть еще раз в Америку. Мне было весьма комфортно за океаном. Первое впечатление - там все построено на века. Из наблюдений фотографа - тоже люди, тамошние люди. В частности, собирающие металлолом. Я их снимал, даже сделал бы с ними целую фотосерию. Ведь работа-то тяжелая. Все проходят мимо, никто не обращает на них внимания, а я начал общаться с ними на своем ломаном английском.
Чего не хватает всем этим людям? Как нашим, так и ихним? Вот чего - на них никто не обращает внимания! Вспоминаются фразы некоторых шахтеров: "Ща поприезжают, поснимают нас, потом опубликуют снимки, бабки гребут лопатой, а мы тут без соли доедаем…". А другой: "А че ты? Пусть покажет житуху нашу, все правильно… А это его дело - свои деньги считает…".
То есть все эти чем-то обиженные люди - и в Украине, и в США - в основном и говорят: пусть все увидят нашу жизнь. И даже если тебе очень плохо, ты понимаешь: есть люди, которым еще хуже.