UA / RU
Поддержать ZN.ua

Бронза для Стуса

Радуйтесь, почитатели поэзии, — в Киеве открыт музей Василя Стуса! Правда, чрезмерно чувствительным особам лучше ничего об этом не знать...

Автор: Алексей Радинский

Радуйтесь, почитатели поэзии, — в Киеве открыт музей Василя Стуса! Правда, чрезмерно чувствительным особам лучше ничего об этом не знать. (Предупреждение: дальнейший текст является не сюрреалистической фикцией, а документальным репортажем из открытия музея.)

...Первое нехорошее предчувствие возникает при беглом взгляде на пресс-релиз: Донбасский историко-литературный музей Василя Стуса, киевский филиал, размещенный в киевском НИИ «Эластик». Успокаиваю себя мыслью, что все это очередная литературная мистификация от классиков жанра. «Эластик» встречает посетителей двумя гостеприимными объявлениями: «Вход по пропускам» и «При входе предъявлять вещи для осмотра». После короткого разъяснения причины нашего визита улыбающийся охранник показывает путь к музею. Продолжительные блуждания по коридорам НИИ завершаются возле кабинета с табличкой «Лаборатория № 5 (изделий медицинского, санитарно-гигиенического и ветеринарного назначения)». Немного выше, но на тех же дверях — надпись «Музей Василя Стуса». При первом же взгляде внутрь музея в памяти возникает строчка из Стуса: «Весь обшир мій — чотири на чотири». В крохотной комнатке бурлит открытие музея. На стендах — ксерокопии статей, преимущественно из донбасской региональной прессы. Половина из них посвящена личности Стуса, другая половина имеет названия по типу «Как в Горловке украинскую национальную идею изобретали». Отдельный столик отведен для стусоведческой литературы, иных экспонатов в музее не наблюдается. Может, оно и не нужно, ведь экспозиция называется «Василь Стус и украинская национальная идея». Инициатор акции Олег Федоров, он же председатель Донецкого отделения Фонда ветеранов МВД, с задором рассказывает, что, кроме центрального музея в Горловке (тамошняя экспозиция имеет название «В.Стус — жертва тоталитарного режима»), уже открыт филиал музея в Виннице. На очереди — Киев. Со слов Федорова становится понятно, что главный экспонат впереди. Говорят, что нам собираются продемонстрировать панно «Национальная идея и единство украинского народа». Зрелище оправдывает опасения. Панно художника Михаила Кушнира занимает огромный зал. С картины на мир угрожающе смотрят две головы. Одна из них принадлежит Шевченко, другая — Стусу. Гигантские головы со всех сторон облеплены десятками малюсеньких головок. Среди пантеона украинской нации узнаваемы Андрей Первозванный, Иван Мазепа, Николай Гоголь, Илья Репин, Дмитрий Донцов, Нестор Махно, Михаил Грушевский, Александр Довженко, Степан Бандера, Сергей Параджанов, Дмитрий Стус, Иван Драч, Лина Костенко, Алексей Стаханов, Иосиф Кобзон, Ринат Ахметов, Владимир Рыбак и другие. Над всеми ими растерянно разводит руками Оранта. По выражению лица художника Кушнира видно, что он не пошутил. Защищаться от восторженных зрителей ему помогает тот же Олег Федоров. На вопрос, зачем все это, он не моргнув глазом отвечает: наша цель — поставить Стуса на один уровень с Шевченко. На вопрос, почему палачи и их жертвы буквально сидят друг на друге (Никита Хрущев нежно соседствует на панно с Аллой Горской), авторы отвечают, что все они являются частями одной системы, но некоторые головы все же обозначены иной цветовой гаммой. На вопрос, почему Ахметов есть, а Януковича нет, вразумительный ответ получить не удается. Чтобы не выглядеть, как Хрущев на выставке абстракционистов, мне приходится обратиться за комментарием к присутствующим представителям национального бомонда. Галина Стефанова, в те дни презентовавшая моноспектакль по стихотворениям Стуса, считает, что лучше делать так, нежели не делать ничего. Дмитрий Стус признает: стиль панно не совпадает с его эстетическими вкусами, но ему тоже приятна творческая активность донетчан. Михайлина Коцюбинская «уважает такой вкус» и уверяет, что все это делалось из наилучших побуждений. Лесь Танюк называет панно «фотографией современного украинского сознания» и радуется, что на Донбассе хоть как-то проявляют интерес к их великому земляку. Между тем мрачные седовласые мужи распространяют среди присутствующих новый номер журнала «Персонал». И здесь происходит самое ужасное — в зал загоняют толпу школьников, довольных замечательной возможностью не сидеть на уроках. Кого-то охватывает настоящее отчаяние — ведь после увиденного в музее у этих детей есть полное право никогда больше не брать в руки стихотворения Стуса, и, можете не сомневаться, они этим правом воспользуются. Был бы я власть имущим, ввел бы уголовную ответственность за особенно циничную порчу эстетического вкуса несовершеннолетних.

А теперь серьезно. Сколько можно «уважать такой вкус»? Сколько можно елейно закатывать глаза при каждом упоминании слова «духовность», не гнушаясь слоем фекалий, под которым эта духовность спрятана? И, наконец, сколько можно унижать донетчан, относясь к ним с эдаким диким превосходством — дескать, хорошо, хоть что-то делают, хоть о чем-то думают?.. Между прочим, если бы жители Дрогобыча позволили себе нечто подобное с Франко (или харьковчане — с Хвылевым), одни и те же «берегини духовности» их на куски бы разорвали. А горловцам, значит, все можно, они же у нас, горемычные, без духовной пищи сидят, какая уж там духовность, когда одни шахты вокруг. Результат такого отношения — появление персонажей вроде ветерана МВД Федорова, грозящегося сейчас выставить гениальное панно в университете Шевченко (не на месте ли уничтоженного витража работы Аллы Горской?), кроме того, «исследовать психологически-поведенческий статус В.Стуса» с привлечением экспертов-психологов (вероятно, тоже работников МВД). Такая вот посмертная ирония судьбы постигла Стуса. Нет, я в принципе ничего не имею против работников МВД, особенно тех, которые уже на пенсии. Но беда этой страны в том, что здесь все занимаются не своим делом. Профессиональные музейщики забыли, когда в последний раз были в музее. Правоохранители не имеют права ловить преступников, ведь тогда им придется начать с собственных шефов. И чем они в такой ситуации могут заняться, как не созданием музеев? Круг замкнулся. А Стуса все-таки жаль. Как жаль его потомков и «продолжателей дела», лицемерно поддакивающих профанаторам. Стусу, похоже, все-таки не удастся избежать толстого слоя бронзы, которой у нас принято покрывать всех более или менее незаурядных личностей. Обнадеживает только то, что донбасская бронза оказалась сверхнизкого качества — следовательно, соскрести ее не составит большого труда.