Севастопольские трофеи

Стояла ли бомбовая пушка, виденная мною у здания парламента в Торонто, на нижних деках линкоров Нахимова? Палила ли по турецким фрегатам в бухте Синопа? Продолжа­ла ли свое громкое военное дело на бастионах Севас­тополя? Трудно сказать.

Утверждают, что во время Крымской войны русские моряки топили свои корабли по двум причинам: в морских баталиях шансов не было, а на берегу не хватало людей и пушек. Если от кораблей больше пользы на дне, а матросы, подготовить которых куда труднее, чем пехоту, гибнут в окопах, то руководство такой державы и флота некомпетентно. И даром тратит народные деньги и жизни. Вы возразите, что моряки гибли героически? Тем более обидно, когда герои кровью платят за глупость вождей. Цена слишком высока…

Что же касается пушек, то пос­ле взятия города комиссия из английских и французских офицеров насчитала в севастопольском арсенале 4000 единиц артиллерии, свыше 100000 комплектов ядер и снарядов и более чем 420000 фунтов пороху. У осаждавших долго было меньше пушек, чем на русских бас­тионах! Вот выписка из шханечного журнала линейного корабля «Три святителя» от 11 сентября 1854 г., когда топили первые суда: «Ветер тихий, ясно. В 1 час корабль «Три святителя» пошел ко дну с орудиями, порохом и морской провизией».

Герой Синопа ушел на дно со всеми пушками. Русское командование, еще недавно планировавшее десант на Босфор, теперь опасалось прорыва в базу своего флота и держало намеченные к затоплению корабли в боевой готовности до последней минуты. Sic transit gloria belli - и года не прошло пос­ле блистательной Синопской победы…

К тому же вес орудий и ядер, а это несколько сот тонн, не давал утопленникам биться о дно при шторме. Списанную, разоруженную и потому легкую «Силистрию», к примеру, буря разметала в щепки, и на ее месте пришлось срочно топить «Гавриила». Но и на «Пари­же», затопленном в последний день обороны, оставалось 82 орудия из 124, и на «Вел. кн. Констан­тине» - 90, и даже «12 апостолов», ставший госпитальным кораблем, унес с собой 60 пушек. Нет, дело было не в их нехватке.

Я искал русские пушки по всей Канаде и 7 ноября 2010 даже не вспомнил о революции, которую нам настойчиво предлагали считать великой. Все в мире относительно, в том числе и величие, даже имперское, ultima ratio в пользу которого и являлись героини нашего рассказа. В тот день две из них нашлись на террасе Дюфферен, в самом центре города Квебек.

С террасы открывается замечательный вид на речные дали, он напоминает вид с днепровских круч; но шел ремонт, деревянный настил был снят, а старинные корабельные орудия на английских чугунных станках сиротливо сбились в кучки, зажатые строительной техникой и бетонными блоками. Вглядитесь, вон та, на переднем плане, чуть короче других, на винграде нет проушины, фризы на стволе расположены иначе, чем у соседок, и украшает казенную часть не английская корона, а двуглавый орел! Как, каким образом в такую даль залетела птица, не слишком любившая море?

На цапфе выбито: АЛКСНД ЗВД и Д ГАСКОИНЪ. Александ­ровс­кий завод. Гаскойн. Единст­венная ссылка в Вики­педии по этому поводу приводится в статье о Крымской войне и отсылает нас к публикации в специальном журнале: «Two 1799 Russian 24 Pdrs. Watch The St. Lawrence River In Quebec», by Patrick McSherry (The Artilleryman, Foll Vol 24, No. 4, 2003).

Увы, в тексте Мак-Шерри сразу бросается в глаза ошибка с весом. Пишется, что на казенной час­ти орудия №7372 указан 51 пуд. Увы, я не увидел этой надписи. Ее и быть не может. Информация об орудии по традиции чеканилась на цапфах. Вот она, там, где и должна быть: 122 с лишним пуда. Лю­бой инженер, имевший дело с металлом, подтвердит вам, что чугунный ствол длиной в три метра, калибром 5,5-6 дюймов и толщиной стенок того же порядка должен весить около двух тонн. Чему и соответствует цифра на цапфе. Перед нами солидная фрегатская 24-фун­товка.

Второе сомнительное утверждение касается буквы Д перед фамилией Гаскойн. Мак-Шерри считает ее опечаткой, ибо великого инженера и организатора производства звали Чарльзом, а в России Карлом. Мол, на заводе плохо знали русский язык. Но опечатка, выбитая в чугуне, в стране, тщательно соблюдавшей имперский политес? Увольте-с…

Не предложить ли более простое и естественное объяснение? Д - это директор. Как и называют Гаскойна в многочисленных источниках: директор Алексан­д­ровского, Ижорского, Олонецких и Луганс­кого заводов. За двадцать лет, что он управлял Александ­ровским заводом, было отлито 8369 пушек и фальконетов разных калибров, 630 карронад, 252 мортиры и 283 единорога, а всего 9534 артиллерийских орудия. В целом в начале XIX века этот завод и его филиалы в Кончезере и Кронштадте выпускали большую часть пушек и снарядов для артиллерии - около 170 тыс. пудов из 320 тыс. пудов в год, производимых на всех казенных заводах России!

Из приведенных цифр следует, что пушек в России, в том числе и в Севастополе хватало, чего не скажешь о порохе. 420000 фунтов, найденных после сдачи, плюс даже сожженные при отходе на Северную сторону запасы на пороховых баржах и на бастионах - этого катастрофически мало! Исход осады был предрешен и никакой героизм помочь уже не мог.

Сами посудите, один выстрел из тяжелого орудия требует более 10 фунтов пороху и, к примеру, под Синопом всего за три-четыре часа боя корабли Нахимова, сделав 17000 выстрелов, сожгли более трети количества, имевшегося в Севастополе под конец осады. Русское командование сетовало, что вражеские батареи делали до 30000 выстрелов в день, а им отвечали лишь на каждый третий. Но и при этом за две недели с 5 по 18 (по ст. ст.) октября 1854 г. сожгли более 20 тыс. пудов пороха. Это 800000 фунтов. Иными словами, пороха в Севастополе оставалось всего ничего на несколько дней штурма. Знаменитые русские дороги, спасшие от Наполеона и Гитлера, в тот раз не выручили, но погубили. Везти припасы из цент­ральной России - на телегах, по бездорожью - оказалось куда труднее, нежели за три тысячи миль из Англии, но морем.

К тому же просвещенные европейцы проложили узкоколейку из Балаклавы для подвоза боеприпасов и снаряжения. Она стала второй железной дорогой в России! И обеспечила союзникам победу - к июню 1855 г. орудий у них стало больше, чем у севастопольцев, а в зарядах и снарядах не было недостатка. Итог известен: все лето над Севастополем бушевал огненный шторм. В августе он стал нес­терпимым, ядра сровняли с землей русские бастионы и в сентябре город пал.

История поиска пушек началась в августе 2007 г. в Монреале, когда у памятника Макдональду я увидел два чугунных орудия имперско-парусных времен. Деревян­ные станки крошились под тяжестью стволов, а на эмблеме распушил перья двуглавый орел. Замыс­ловатая славянская вязь: Гаскойнъ. Монумент установлен в 1895 году, орудия перед ним из трофеев, взятых в Севастополе, причем в невиданном в истории войн количестве - в той войне двуглавого орла изрядно ощипали.

Трофейные пушки перевезли в Англию, в Вулвичский арсенал, где в феврале 1856 их осмотрела королева Виктория. Согласитесь, в тот день ее имя звучало символически! Часть орудий распределили по городам Британии, а, часть отправили в Ирландию, Австралию и Новую Зеландию, чтобы отметить вклад колоний в победу. Военный департамент обратился также в министерство по делам колоний, дабы выяснить мнение генерал-губернатора Канады о размещении «двадцати единиц артиллерии, захваченных в качестве трофеев, знаменовавших успехи британского оружия в последней войне».

Несколько орудий сохранилось и в иных британских доминио­нах: 36-фунтовка в ирландском пор­ту Коб, две пушки в Сиднее, две в Мельбурне, две 24-фунтовки в Аделаиде, и даже в Хобарте на далекой Тасмании стоят две пушко-карронады. Любопытно было бы также проследить судьбу севастопольских трофеев во Франции…

Надеюсь, патриоты «города русской славы» не возмутятся и не станут требовать возвращения национального достояния в Россию. Нет уж, пусть эти трофейные, взятые с бою пушки стоят в заокеанских скверах и парках. И напоминают, к чему ведет отставание, опоздание с модернизацией, а также о том, что даже самые огромные империи могут получить по рукам, если протягивают их слишком далеко.