В ожидании послевкусия

В обществе, где существуют различные политические направления и тем самым их влияние взаимно исключается или ограничивается, мы можем еще как-то спастись от инквизиции китча; личность может сохранить свою индивидуальность, художник — создать неожиданные произведения. Однако там, где одно политическое движение обладает неограниченной властью, мы мгновенно оказываемся в империи тоталитарного китча.

Милан Кундера, «Невыносимая легкость бытия»

…Или вот, например, едешь бескрайними украинскими дорогами на мотоцикле. То и дело возникают, радуя взоры, великолепные башни, башенки и стены средневековых замков. Пустое, что сложены они не из шотландских валунов или провансальских глыб таинственными масонами. И владычествуют там не тамплиеры или принцы крови, и даже не впавшие в немилость короны бастарды. Добротно возведены они славными закарпатскими шабашниками из контрабандных польских или чешских кирпичиков, и многовековая патина на черепице гарантирована фирмой-изготовителем.

А то возьмешь на Гидропарке кривоватую, но крепкую лодчонку, и только выгребешь на середину Днепра, как мимо пронесется (но не так, чтобы уж очень быстро) диво дивное — настоящий морской катер с гламурными дивами на корме. И все в таких в журнальных позах, что приходится полдня грести, чтобы потом уснуть спокойно.

И чего вообще дался вам этот «майбах», один на Киев? Посмотрите лучше, как недовольно поглядывают друг на друга владельцы мегаджипов, «заточенных» под сафари как минимум в Эритрейе, но уж никак не на Липках! Ну, поглядели. Ну и что? У нас демократия. Нравится людям, пусть хоть летающие тарелки себе покупают да лувры строят. Чем мы хуже ихних парижев? А статуя Свободы американская, оказывается, не подлинник вовсе, копия! А на Трафальгарской площади голуби все время на памятник гадят. А тайский массаж ихний отдыхает против наших девчонок…

Все смешалось в нашем украинском доме. Богатство и нищета, интеллект и бахвальство, героизм и карьеризм. Чудовищный пресс исторического времени так сжал сословия, классы и социальные группы, что взаимопроникновение происходит вопреки всяческим ожиданиям их представителей. Борьба профессионалов против популистов, интеллектуалов против снобов приобрела оттенок Армагеддона, поскольку противники выглядят внешне абсолютно одинаково и аргументированно ссылаются на свое «божественное»… тьфу, оппозиционное происхождение. Часть «профи» присваивают себе исключительное право толкования бытия, и вот тебе уже невыразимо стыдно за неумение правильно написать слово «гівно» или «запатчить системную дыру в глюкавой винде». Можно от этого всего окончательно угробить самооценку, можно озлобиться и научиться все делать самому(ой), и отыграться на следующем поколении. Но как избежать высокомерного ехидства в оценках произведений украинской и мировой культуры, единственная цель которого — чтобы вы почувствовали себя человеком второго сорта?

Подумаешь, культур-мультур. Не нравится — не смотри, не слушай, не общайся… Не получается. Потому что китчевое отношение к бытию порождает такой злобный феномен, как бюрократическое хамство. Можно, конечно, попытаться подобрать для него какой-то мудреный термин с окончанием «…кратия», потому что это влияние — технологическая основа современной власти. Если в учреждении имеется парадный вход, никогда не пробуй через него войти — обязательно будет закрыто. Входить надо со двора, путаясь в закоулках и рискуя себе что-нибудь сломать. А помните пустующие и перекрытые эскалаторы метро в час пик, закрытые половинки двухстворчатых дверей, когда наплыв людей?..

Психология раньше рассматривала культуру как независимую переменную, а психику — как зависимую. Культура — это стимул, психика — реакция. Так было очень долгое время, пока существовало стабильное общество (да, у тоталитаризма есть свои преимущества!). Теперь культуру трудно сохранять в поле общественного внимания, и острее всего на это реагируют представители элиты. В том смысле что украинская политическая элита в своих действиях всегда руководствовалась целесообразностью, но вынуждена была высказываться с учетом существующих культурных кодов (и у консерватизма есть свои преимущества!).

И вот пришла революция. Революция общественного сознания. Уже без кавычек, без игривого помаранчевого окраса, пришла ко всем без исключения. И владельцы украинских «замков», которые архитектурой намекали на то, что они тоже Европа, и водители замечательных глиссеров и яхт, воодушевленно играющих в Майями, и «сафаристые» стритрейсеры, умеющие делать «полицейский» разворот через двойную осевую — все они оказались перед выбором. Исчез многолетний фон «беспредела», определяющий в том числе и эстетику самовыражения.

А выбор до неприличия прост. Неторопливо скатиться в откровенное бытовое хамство нуворишей, как это произошло в России, или принять европейскую модель: смирение паче гордости. Стало быть, понять, что выглядят глупо, и попытаться соответствовать новым вызовам не понарошку, а внутренне. Иначе их жизненное пространство будет разрушаться так драматически, что «Ричард III» Шекспира покажется рождественской сказкой по сравнению с их страданиями.

Термин «жизненное пространство» принадлежит Курту Левину. Он считал, что это — психологическое окружение плюс сам субъект. В краевых точках этого пространства начинается напряжение, неподвластное психологическим законам. Человек нуждается в этом напряжении, оно формирует его потребности. Но если напряжение — по причине психоза личности или окружения — зашкаливает, то потребность и возможности ее удовлетворения очень сильно расходятся. Психические состояния человека существенно зависят от состояния его жизненного пространства.

Мы же изменили психологическое окружение, но не субъектов. Смена лиц еще не смена стиля. Это означает, что вся попса станет еще попсовее, китч — еще китчевее, бюрократ — еще бюрократистее, а революционная терминология на время заменит аппаратные матюки, пока сама не приобретет эти же свойства. В процессе политических изменений не возникает некое общее, генерализированное психическое состояние. Это пропаганда. В каждом случае возникают свои, отдельные психические состояния. Но внешне они имеют одинаковые вегетативные признаки: напряженные движения и мимику, изменения частоты и глубины дыхания во время трансляций сессии Верховной Рады и так далее.

Получается, что мы все реагируем на общественно-политические события сходным образом, но при этом разделяемся на относительно нормальных людей и жлобов. (Снобизм как черта сугубо западническая в нашей интерпретации все равно есть составная жлобства.) Черта эта нигде не прописана, но обществом воспринимается удивительно тонко, по умолчанию. Как это у него, общества, получается?

Давайте рассмотрим, какие переживания для какой части нас любимых наиболее важны.

Эмоциональные состояния важны для индивида.

Мотивации — для личности.

Практические результаты — для субъекта.

Гуманитарные смыслы — для индивидуальности.

Что из этого можно наиболее эффективно и эффектно изменить? Конечно же, гуманитарную часть, культурную. И самим полюбоваться, и людям показать. А как сделать это менее затратным? Чтобы подчеркнуть отличие, сохраняя это состояние внешне, человек прячется в китчевость. Будь то художник, бюрократ или политик.

«Никто не знает этого лучше политиков. Если поблизости оказывается фотоаппарат, они тотчас побегут к близстоящему ребенку, чтобы поднять повыше и чмокнуть в щеку», — писал тот же Кундера.

Уверенность и простые истины, доступные множеству людей, таят в себе угрозу, потому что содержат готовые ответы на все вопросы. Владелец украинского «замка» считает, что он — лорд, и ведет себя соответствующим образом, это предусмотрено сценарием. Рулевой современной яхты подберет девушку на берегу не потому, что читал Грина, а чисто по приколу и попантоваться. А иные «лендкрузеры» и «хаммеры» бочком обходят даже гаишники. Ну и так далее.

Неуловимая грань, отделяющая индивидуальность от китча, проходит между «быть» и «казаться». Вот окончательно сняли на Банковой ограду возле администрации… простите, секретариата Президента. Начала спиливать ее еще «Пора». Но зеленая лампа-то президентская, поди, в кабинете Виктора Андреевича та самая, от Данилыча осталась? А что еще осталось? Да почти все.

И здесь два варианта. Понастроить дурацких политических замков и играть в Европу, плавать по Днепру как по Атлантике, ездить без мигалок и считать это вкладом в демократию. При этом торжество победителей будет плавно перерастать в китчевое высокомерие диктаторов.

Или вслух задавать друг другу нелицеприятные вопросы, рискуя стать частью ответа.

Это больно, но это и есть часть настоящей политической борьбы. Которая не против врагов свободы, а просто за свободу. Для всех.

Это не просто, потому что у борьбы есть яркий китчевый вкус и радость поглощения. А вот свобода — это послевкусие.