УКРАИНЦЫ ЮЛДАШ ШАМАХМУДОВ, ХУДАЙБЕРДЫ ГАДОЕВ И ДРУГИЕ

В 1982 году в Ташкенте был открыт необычный памятник: узбечка, окруженная детьми, пожилой узбек подводит к ней еще одного ребенка... Узбечку зовут Бахри, она мать, вырастившая и воспитавшая 14 детей, но ни одного из них она не родила... Среди этих детей были украинец Юлдаш Шамахмудов из села Письменное на Днепропетровщине.

В 1941-м, с началом войны, Украина стала вывозить в Узбекистан детские дома и детей, потерявших родителей. Через детский эвакопункт на ташкентском вокзале каждые сутки проходило от 200 до 400 детей. Многие дети, которых выводили, а нередко и выносили из теплушек в 41-м, не помнили о себе ничего. Они долго не могли забыть оглушающие разрывы бомб, вой самолетов, горящие вагоны, первые в их жизни смерти... Таких детей, испуганных, растерянных, приводили в приемники, и часто они даже фамилию свою не могли назвать. Им давали новые фамилии, а иногда и имена, а врач определял возраст.

Так как детских домов катастрофически не хватало, правительство Узбекистана обратилось к местным жителям с просьбой разобрать детей по семьям. Узбекские семьи многодетные, по 7—10 ребят, а тут предлагают взять в дом еще какого-то Тарасика или Оксанку... И брали! От первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана Усмана Юсупова до кузнеца Шоахмеда Шамахмудова. Усыновляли детей и учреждения. Были сыновья колхозов, трамвайных парков, парикмахерских, пекарен...

Около двухсот тысяч детей с Украины нашли приют в Узбекистане. Как сложились их судьбы?

...Поселок Гиждуван Бухарской области. Здесь живет Роза Умарова. В 40 лет узнала, что она Вера Журбенко. В начале войны была эвакуирована из Могилев-Подольска. Ехали больше месяца. В дороге начался тиф. Из трехсот детей в Гиждуван добралось 36.

В доме Веры Журбенко висят портреты ее узбекской мамы Адолад и отца Файзулло. Когда они узнали, что привезли детей с Украины, решили взять девочку... А затем, чтобы у Веры был братик, Умаровы взяли еще мальчика...

Прошли годы... И вдруг — нашлись в Украине родители Веры. Адолад все глаза проплакала — неужели заберут? И решили Умаровы скрыть это от Веры, ведь они давно считали ее своим ребенком. А Вера, оказывается, узнала, что нашлись ее родные, но молчала, чтобы не ранить сердца приемных родителей.

Та встреча, которой так боялись Умаровы, все-таки состоялась — приехала родная мать Веры — Клавдия Никифоровна. Встретились две матери одной дочери. На протяжении месяца, что гостила мама с Украины, в доме Умаровых был праздник...

Далекой-далекой кажется Украина из Гиждувана. Здесь дом Веры Степановны Журбенко. Здесь одиннадцать детей ее — узбеки. И муж Мухаммед. И мама — Адолад...

...Худайберды означает «посланный Богом». Так назвали Алешу Щербаченко его приемные родители-узбеки, созвавшие всех соседей на праздник по случаю появления в их семье сына.

Южное солнце сделало белоголового Алексея Щербаченко смуглым, как и его десять детей от жены Ойши.

Алексей вспоминает, как в начале войны вместе с другими детьми шел пешком в Изюм. Потом из Харькова везли эшелонами до станции Кизил-Тепа. Составы шли ночью, без огней. На коротких остановках ребята бежали за кипятком. Старались выпросить горсть муки, чтобы потом на отработанной паровозной воде испечь лепешки, прикладывая их к вагонной печурке. И хоронили в дороге умерших, иногда не успевая написать на дощечках имена...

С тех пор, как в 41-м его привезли с Украины, Алексей Щербаченко не покидал далекого кишлака. Но всю взрослую жизнь он мечтал побывать в родных местах, найти хоть кого-нибудь, поклониться могиле матери... В сохранившейся метрике было записано: место рождения — «село Зеленая Долина, Харьковская область».

И вот, наконец, через полсотни лет Алексей приехал на землю отцов... На месте Зеленой Долины было... вспаханное поле... Ни дома, ни школы, ни речушки...

И в соседнем селе Комаровке ничего и никого не узнал Худайберды-Алексей. Он стоял среди своих земляков и искал хоть одну родную душу. И не нашел. И его не узнали земляки, не вспомнили...

И все-таки его нашла сестра Нина. Встреча состоялась на Кировоградщине. Грустная была эта встреча: два родных по крови человека не могли понять друг друга без переводчика...

На могиле матери Алексей совершил намаз — поминальную молитву по законам своей веры. Ведь он воспитывался в семье муллы.

...Когда мальчика Федю привезли в Ташкент, он не помнил о себе ничего. Его и еще одного мальчика с Украины — Сергея усыновила семья кузнеца Шоахмеда Шамахмудова, семья, которая вырастила и воспитала 14 сирот. Дети не знали узбекского, а родители русского. Имена у ребят были двойные, Сергей по-узбекски Эргаш, Федор — Юлдаш. Когда Юлдаш Шамахмудов вырос, он стал искать своих в Украине. Сложные это были поиски — ведь фамилия и национальность Феди в детдомовских списках менялись трижды. В конце концов выяснилось, что фамилия Федора — Кульчановский.

А в далеком от Ташкента селе Письменном на Днепропетровщине все эти годы Федора ждал самый близкий человек — бабушка Дарья, в детстве заменившая ему мать. В 1986 году бабушка все-таки обняла своего Федю, горного инженера из Ташкента. Встреча была единственной. Через полгода бабушка Дарья умерла. Ее дочь Вера Ивановна повязала на могиле матери узбекский платок — подарок Федора, привезенный им из Ташкента. Сто четыре года прожила Дарья Алексеевна. Почти полвека она искала Федора. И, верится, жила б она столько, сколько нужно, чтобы найти внука...

Почти шесть десятилетий прошло с тех пор, когда первый эшелон с украинскими детьми пришел в Ташкент. Большинство из них не вернулись под родимый кров. Они выросли и стали хлопководами, чабанами, поливальщиками... Узбекистан стал для них домом, семьей, матерью. Уклад их жизни ничем не отличается от принятого в узбекских семьях. И семьи, как у узбеков, — большие. По десять детей, по двадцать внуков. Родной язык — узбекский. Из украинских слов в памяти сохранилось несколько, наверное, самых дорогих: «хата», «криниця», «рушник»...

Не вернулся на Днепропетровщину Юлдаш Шамахмудов, не вернулся на Харьковщину Худайберды Гадоев — Алексей Щербаченко, не вернулась на Виннитчину Роза Умарова — Вера Журбенко...

Остались там, где прошла почти вся жизнь, где полюбили, где вырастили детей... И все же, все же... Почему иногда больно душе, почему плачут, услышав украинские песни, и не могут примириться с мыслью, что близких в Украине нет... Пишут в газеты, на радио: «Понимаю, что надежды мало, но все- таки она теплится». «Пока живу — надеюсь». «Мои детские воспоминания — самая последняя искра надежды». Последняя искра... Каково погасить ее? Еще труднее матери примириться с мыслью, что она никогда не найдет своего ребенка... И приникает седая мать к радио... И продолжает тайно надеяться...

Человек не может думать, что корни его рода утеряны бесследно...