Украинский человек спрашивающий

Немногим более месяца назад 28-летний уроженец Южной Кореи Чо Сын Хи расстрелял в политехническом университете штата Вирджиния (США) 32 человека, произведя за десять минут 170 выстрелов, после чего застрелился сам. Следователи собрали около 500 вещественных доказательств, однако причины, заставившие Чо совершить убийства, до сих пор остаются неясными. По одной из версий, преступник страдал психическим заболеванием. Через некоторое время после кровавой бойни в редакцию американского телеканала NBS поступило его предсмертное видеопослание, в котором он обвиняет в содеянном своих жертв.

Почему случаи, подобные недавней трагедии в Вирджинии, происходят в США с определенной периодичностью? Насколько вероятны подобные массовые убийства для нашей страны и каковы уровень и проявления украинской агрессии? Об этом мы побеседовали с украинскими психологами.

После каждого массового убийства в США раздаются призывы ограничить право на приобретение оружия: известно, что убийца совершенно легально купил пистолеты в магазине, а патроны — на интернет-аукционе eBay. Противники ограничений замечают, что люди всегда убивали и будут убивать друг друга, если не огнестрельным оружием, то ножом или даже булыжником.

Мнения украинских психологов на этот счет также разделились. Так, социальный психолог Олег Покальчук считает, что «это не проблема. Сейчас везде в мире кто хочет иметь оружие, тот имеет. Различать надо действия и намерения. Все больше убеждаюсь, что при наличии оружия компьютерные стрелялки крайне вредны. Рефлекс пальца».

По мнению доктора медицинских наук Галины Пилягиной, «для Америки — это главная проблема. Нельзя вводить человека в искушение. В Украине используется оружие, но чаще всего в целях самозащиты и людьми, имеющими к нему доступ. Случаи, когда кто-то применяет оружие для убийства нескольких человек, крайне редки. В Америке ситуация иная. Там нередко человек противопоставляет себя окружающим, убивая всех, кто попадается на пути. Подобные механизмы убийств для Украины, к счастью, не характерны. Но доступность оружия многое бы изменила».

Возможно, случившееся в Вирд­жинии — в какой-то мере отражение проблемы социальной адаптации этнических и расовых меньшинств в американское общество?

«Это проблема, — считает Олег Покальчук. — Высокий уровень социальной защиты позволяет группам «исполнять» обиженных и требо­вать социалки по максимуму, а если им не дают — громко обижаться. Инфантильная реакция плюс безответственность. Это именно групповая этнопроблема. Человек, стремящийся стать американцем, даже если он не белый англосакс, легче интегрируется и не имеет понтов».

«Рассуждать об этом по поводу конкретного случая будет чистой воды фантазией, — говорит Галина Пилягина. — Хотя действительно есть научные данные, которые свидетельствуют о том, что сам по себе факт миграции —серьезный стресс для человека. Бравадой было послание вирджинского убийцы или криком души — сказать очень сложно. Но в связи с тем, что такие случаи в США происходят периодически, скорее всего, это не фактор мигрантов».

Какую роль в периодичности подобных трагедий в Америке играет уровень психических расстройств в обществе?

«Как и везде в мире, — считает Олег Покальчук. — Плюс то, что у нас похмелье, у них уже расстройство — завышенный порог любви к себе».

«У нас в стране количество зарегистрированных психических больных за последние восемь лет не изменилось, — утверждает Га­лина Пилягина. — Я не знаю уровня распространенности психических заболеваний в США, но, думаю, это не связано с периодичностью массовых убийств. Социальный и индивидуальный уровни имеют принципиальную разницу. Мы можем говорить о группах риска, но это не касается конкретного индивидуума, который может не иметь ни одного фактора из группы риска, но при этом совершать преступные действия».

Что же в таком случае выступает катализаторами массовых убийств? Возможно, виной тому психологические особенности разных народов — национальный характер и присущий ему уровень и проявление агрессии?

«Катализаторы — произошедшее в США 11 сентября 2001 года, а также война в Ираке, — считает Олег Покальчук. — Борьбу с организованной преступностью я бы добавил для парадокса. Банда всегда заинтересована, чтобы на ее территории не было самодеятельности, и следит за этим лучше полиции».

«Если говорить об украинском этносе, не касаясь национальностей, то, например, украинское общество очень отличается от российского, – говорит Галина Пилягина. — Хотя бы тем, что у нас скрытый матриархат, а в России — патриархат. Это совершенно разные механизмы построения популяции.

В Украине достаточно ассимилированное общество, ему не присуща закрытость национальных общин. У нас довольно высокий уровень принятия «чужого». Скорее всего, это славянский психотип — открытая эмоциональность и принятие. Несмотря на то, что в сравнении с русскими украинцы более индивидуалистичны.

В Америке совсем другая ситуация. У них при формировании американской нации (микстовой самой по себе, потому что это нация эмигрантов) достаточно жестко и обособленно сохраняются национальные общины. С одной стороны — микст, эмигрантское общество. С другой, американская религия — это гордыня. США — государство, которое берет на себя ответственность и считает, что оно имеет право решать судьбу других государств. Есть некое ощущение национального психотипа.

Я думаю, что нужно разграничивать идеи национальные и политическую пропаганду. СССР — классический пример того, как на фоне идеологии менялось мышление людей. Американскому обществу уже 250 лет. Это достаточный срок для начала формирования американской нации. Если говорить о национальной идее, то американская звучит как «у нас все самое лучшее». Кинематограф это четко отражает. Советский герой всегда мучился сомнениями, испытывал комплекс вины, но при этом спасал множество людей, не особо себя выпячивая. Идея психологического самоуничижения при реальных достижениях — сугубо славянская. Американские боевики, как правило, построены на том, что приходит один американец и спасает все человечество. Кстати, идея спасения всего человечества очень опасна. За ней стоит другая: «Я имею право решать судьбу всего человечества». Понятно, что все это — политическая пропаганда, но она уже на уровне национального самоощущения: самоуничижительная — у славян, самооправдательная — у американцев. Все это влияет на проявление агрессии.

Украинцы, в большей степени женщины, склонны выражать свою агрессию вербально, релаксация идет за счет алкоголя, причем употребляемого в основном во время застолья, а застолье агрессию умень­шает (преломить хлеб — помириться). Достаточно импульсивные и эмоциональные нации, как правило, весьма хлебосольны. Социально-приобретенная индивидуализация — я не имею права никому навязывать свою проблему — для нас пока не настолько характерна. В Европе и Америке этот процесс длится уже многие столетия.

Я придумала такое понятие ,как «человек не спрашивающий». Даже обсуждая что-то, человек спрашивает совет. Соответственно, он разделяет какую-то свою боль. А раз разделяет, то соответственно агрессивность уменьшается. В том случае и при открытом обсуждении каких-то общественных проблем в СМИ, если, конечно, в это не привносится жесткая пропаганда и навязывается какое-то мнение. Открытое же обсуждение всегда снижает агрессивность.

Славяне постоянно ведут внутренний диалог с собой, пытаясь найти ответы на вопросы. Даже такие бессмысленные, как кто виноват. Американец не спрашивает, он утверждает.

Сама по себе агрессивность — характеристика биологическая, а не национальная. Проявление агрессии имеет также зависимость от доступности того или иного вида информации, того или иного типа поведения, принятого в обществе. Политическая пропаганда существенно меняет психологию людей. Хотя реально, на большом историческом промежутке, объединяет только нация. Она может ассимилироваться и становиться каким-то новым этносом, с другими характеристиками, либо просто распадаться.

Трудно сказать, что будет в Америке через 500—700 лет. Но то, что сейчас там есть жесткая политическая воля, которая несет в себе достаточно агрессивные тенденции, это очевидно. Уровень агрессии в России сейчас несколько выше, чем в Украине, также с учетом множества локальных конфликтов.

Агрессивность в большей мере присуща американцам и потому, что любые мигранты (как правило, пассионарные личности) осваивают новую территорию. Украин­цы живут на своей территории. Хотя совершенно непонятно, как повлияет на нас через 100—200 лет глобализация. На данном этапе для Украины случаи, подобные вирджинскому, повторяющиеся с определенной периодичностью и типичностью, невозможны».

«Американцы воспринимают стрельбу как «выключение кнопки» проблем, не хотят работать над ее решением, трудиться, — продолжает Олег Покальчук. — Мы же — заговариваем проблему до такой степени, что ее уже не решить кроме как насилием. Пример — семейные ссоры с насилием. Для России в насилии характерно пьяное изуверство, даже если человек не пьян. Низкий «порог крови». Пословица — «Москаль дерется до последней капли крови, хохол — до первой». Зависть — мощнейший двигатель агрессии. Специфика наших наркотиков — «винт», кокаин, водка — способствует агрессии. Марихуана — наоборот.

Возможно ли нечто подобное вирджинской трагедии в Украине? Возможно — как подражание, в подростковой среде, когда школьник стырит у папы волыну и пойдет в класс решать вопросы. Это для крупных городов, где невротичность высока. Для Киева в первую очередь.

Вообще нынешние славяне не мстительны, а в отчаянии норовят себя убить, а не других. Чем восточнее люди, тем они решительнее и менее болтливы в экзистенциальной ситуации и болтливы в мирной («восточный базар»). Может, лет двести назад они еще боялись белого сагиба, но сейчас все наоборот.

Да, и главное — чем больше сексуальных запретов (которые выполняются или не могут не выполняться — США), тем выше агрессия. Есть и вторая сторона — чем больше люди занимаются сексом, тем меньше им вообще что-то хочется делать».