СЧАСТЬЕ СТАРОГО СОЛДАТА

Владимира Ефимовича Козловского я увидел сразу, как только впервые попал на главный киевский стадион еще в роли болельщика легкой атлетики. Было это где-то в конце 1948 года. Не заметить его было невозможно - ведь присутствие среди великанов-атлетов на спортивной арене явного инвалида с согнутым вперед, буквально параллельно земле, туловищем вызывало удивление. Тoвapищи мне объяснили, что это тренер, и я был поражен еще больше. Но когда вскоре сам стал легкоатлетом и ближе познакомился с Владимиром Ефимовичем, то каждый раз восхищался и удивлялся неистощимому заряду оптимизма, который он излучал. С его трагической фигурой поразительно контрастировала высоко поднятая, красивая голова с вечно смеющимися голубыми лукавыми глазами и постоянная улыбка. Никто и никогда не мог бы догадаться, как его угнетает собственная немощь.

Все мы поняли это только тогда, когда он в возрасте уже под 60 отважился на операцию позвоночника, которая с большой степенью вероятности могла кончиться полным параличом. Но смелым везет. И он выздоровел, выпрямился, стал просто худощавым и красивым мужчиной. С чем его можно поздравить, а также с прошлогодним семидесятипятилетием. А он, как и раньше, усмехается, травит анекдоты и даже работает. Я видел много тренеров, которые заботятся о своих учениках, но Козловский с этой точки зрения, наверное, входит в первую мировую десятку. Из тех сотен раз, которые мы с ним встречались, впервые мне пришлось поговорить о нем самом, о том, как он встретил войну.

- Владимир Ефимович! Давайте обо всем по порядку - со дня рождения.

- Родился 3 апреля 1920 года в Белгороде. Сколько мне лет - сам считай. Спортом начал заниматься в Харькове. Было мне 13 лет, когда впервые встал на лыжи. Мать работала в ЦК КПУ, и когда столица переехала в Киев в 1934 году, переехала и наша семья.

Я хотел продолжать лыжные тренировки и пришел в спортзал «Темп» на Маловасильковской улице к тренеру Б.Климовичу. Тогда был такой вид лыжного спорта - гонки патрулей, потом из него вырос биатлон. Стартовали на 10 км в противогазах, и после первого километра надо было противогаз снять и правильно положить в сумку - за этим следил специальный инструктор. На девятом километре преодолевал препятствие высотой в

120 см, а потом из трех гранат необходимо было одной попасть в условный окоп, а на финише - пять выстрелов из малокалиберной винтовки в круг мишени. Вот по такому виду спорта я и стал в 1940 году чемпионом Киева. До этого в 1934-м окончил школу, работал учеником токаря, или, как тогда называли, «переквалификантом», а потом уже получил рабочий разряд.

Кроме того, закончил шестимесячную школу тренеров, которая находилась на Крещатике, 33. Руководителем у меня был известный в то время стайер Иван Петрович Погребняк. В 1936 году поступил я в техникум физкультуры, который закончил в 1940 году, и был призван в армию.

- И где же вам пришлось служить?

- Попал в Белоруссию, в военный городок Козинки, за 12 км от Мозыря. Служил в 235-м гаубичном артиллерийском полку. Были у нас 122-миллиметровые гаубицы, а в дивизии еще и 152-миллиметровые. Поскольку грамотных людей тогда было мало, а я закончил школу, то и назначили меня вычислителем - готовить данные для стрельбы.

- И так до самой войны?

- 1 мая 1941 года мы участвовали в параде в Мозыре, а второго мая ночью перебазировались в летние лагеря вблизи Брест-Литовска. Палатки стояли буквально рядом с границей у контрольно-следовой полосы.

Должен сказать, что боевая подготовка у нас была неплохая, о чем свидетельствовали зимние контрольные стрельбы, на которых полк получил высокую оценку. Немного противоречит нынешним версиям начала войны и мое личное впечатление, что на границе концентрация наших войск была очень большой. Если приходилось идти около километра лесом до Бреста в выходной день, то вдоль всего пути в лесу стояли наши замаскированные танки на колодках с запломбированными быками, но без горючего. Правда, после начала войны они в таком виде и достались немцам...

Короче говоря, нас было очень много вблизи от границы, хотя едва ли не каждый день мы слышали опровержение ТАСС слухов о том, что наши войска концентрируются и подтягиваются к границе.

Запомнились и вовсе удивительные вещи. Например, война началась в ночь с субботы на воскресенье, а в четверг перед этим всю оптику с наших гаубиц сняли и повезли в Минск на контроль. Полк остался без панорам, буссолей, теодолитов и даже стереотруб. К тому же, запаса было только по 12 снарядов на пушку и в первую же ночь вокруг начали рваться склады с боеприпасами и загорелись склады горючего.

- А как все-таки началась для вас война?

- Проснулся от грома взрывов, на наш лагерь откуда-то падали снаряды. В соседней палатке одного из наших ранило, а у нас все обошлось. День мы как-то продержались, получая сообщения, что немцы уже обошли Брест и двинулись по Смоленской дороге. Наш командир полка куда-то пропал, и вечером мы начали выступать. Сняли с пушек замки, забили стволы землей. Из тягачей «Комсомолец» взяли горючее для автомобилей и двинулись на восток, а потом замаскировались в лесу.

Таким образом мы шли долго, попадая из окружения в окружение. Однажды немецкий самолет сбросил листовки, в которых было написано, что Сталин нашел козлов отпущения и расстрелял командующего Белорусским округом Павлова и еще семь генералов. По пути к нам присоединялись летчики и обслуживающий персонал с ближайших аэродромов. Они рассказывали, что был приказ, запрещающий нашим летчикам вступать в бой. И будто бы один летчик все же поднялся в воздух и сбил вражеский самолет, а когда приземлился, комендант аэродрома его расстрелял за нарушение приказа. Подобного я больше никогда не слышал и не читал.

- Что же было дальше?

- Я был ранен в голову и попал в плен. Немцы уже вели двоих наших, хотели меня добить, но увидели, что могу идти, и забрали. Завезли поездом далеко в Саксонию, где в рабочей команде мы что-то строили.

Через некоторое время мы со слесарем из Ленинграда Яшей Шевченко сбежали и летом 1942 года оказались в Польше. Но тут нас выдали немцам, да еще и сказали, что мы парашютисты-диверсанты. В городе Ошець посадили в тюрьму, но когда убедились, что мы не парашютисты, а беглые пленные, отправили на работу в Грима. Отсюда я и сбежал в 1944 году навстречу нашим войскам.

Меня и двух товарищей по этому побегу направили в истребительный противотанковый артиллерийский полк, который находился в резерве главного командования. С этим полком и дошел до Праги, был вторично ранен и контужен в спину. Лечился в медсанбате в Писеке, потом служил на территории Чехословакии. А после приказа Сталина в ноябре 1945 года о выведении наших войск из Чехословакии я вернулся в Белоруссию, демобилизовался и поехал в Киев, не имея понятия о том, что буду делать дальше. В Киеве прямо на вокзале увидел здоровенный плакат о приеме в институт физкультуры и о льготах для демобилизованных фронтовиков. Начал учиться и был инструктором физкультуры в монтажно-техническом тресте. После окончания института работал в республиканском Спорткомитете, который тогда помещался в двухэтажном здании на Владимирской улице. Тогда в госучреждениях был интересный распорядок. Рабочий день начинался в 11 часов, с 16 до 18 часов был обеденный перерыв, а потом снова служба с 18 до 23 часов. Председатель комитета Дегтярев проводил даже ночные переклички сотрудников в областях.

- А как вы встретили лучшего вашего ученика, олимпийского чемпиона в метании копья Виктора Цыбуленко?

- Однажды увидел какого-то нескладного паренька с руками ниже колен, который принес на стадион мешок спортивных гранат и собирался их метать в поле. Познакомились. Он рассказал мне, что хочет быть паровозным машинистом, но у него порок сердца. Ну, это уж больно долгая история. Он стал для нас с моей женой как родной сын. А как он стал участником трех Олимпиад и завоевал золотую и бронзовую медали - тема для книжки. Мне, как первому тренеру Цыбуленко, присвоили звание заслуженного тренера Украины. А когда одна за другой выходили книги о его жизни, он мне их дарил всегда с надписями.

Я беру книгу и читаю: «Моему дорогому учителю Владимиру Ефимовичу и его верной подруге Маечке. Не было бы вас, не было бы ничего для меня самого лучшего в жизни и спорте, тем более - не было бы этой книги. Виктор Цыбуленко».