НЕСКОЛЬКО ОБЕСКУРАЖЕННЫХ ВОПРОСОВ К ЗАКОНОДАТЕЛЯМ

В свое время, помнится, это экстраординарное сообщение Всемирной организации здравоохранения повергло пишущую братию в состояние легкого шока. По статистике этого уважаемого международного института, вырисовывалась весьма безрадостная картина. Среди населения планеты представители «второй древнейшей профессии» — журналисты — занимали одно из первых мест, в этом контексте не самых почетных. Потому что по смертности. Наряду с рабочими горячих цехов и поварами, день-деньской тоже томящихся в своеобразных горячих цехах. Эдакая «горяченькая» компания впереди других дружными рядами преждевременно направлялась на кладбище. С тех пор кое-что изменилось. И у нас, как на Диком Западе, журналистов начали еще и отстреливать, словно дичь на охоте.

Посему неудивительно, что я, честно говоря, рад был и за коллег, и за себя, когда в сентябре 1997 года из недр Верховной Рады появился на свет Божий подписанный Президентом закон Украины под № 540/97 ВР. Наконец-то! Ведь кроме казенного номера закон имел многообещающее название — «О государственной поддержке прессы и социальной защите журналистов». Наконец-то и о нас вспомнили...

До того я не один десяток лет поварился в редакционном котле и не понаслышке знал, что это за каверзная профессия, сколько она требует нервов, перенапряжения, сколько отнимает душевных сил. Да к тому же совершенно не способствует долгожительству.

Однако чем глубже я погружался в статьи новоиспеченного закона, тем быстрее мой начальный энтузиазм падал. А по прочтении статьи 16 «Пенсионное обеспечение» испарился вовсе. Ничего не скажешь — вспомнили...

Мудрые наши законотворцы из-под стеклянного купола на улице Грушевского вообще замечены в оригинальности мышления. Бывает, уже тогда, когда они нажимают на панели кнопку «за», их законы нужно немедленно начинать перерабатывать. Столько там бывает не учтенного, не предусмотренного, не додуманного. А в этом случае, право же, — Книга рекордов Гиннесса, не меньше. Или по крайней мере клуб ветеранов КВН.

Ну какой, скажите, парламент мира додумался до такого (вопрос первый): людей одной профессии поделить на семь пар чистых и нечистых? На, так сказать, своих, «казенных», и остальных? Ведь главные бастионы провозглашаемой в названии закона социальной защиты упрямо сводятся в нем только к определенной категории — журналистам государственных и коммунальных СМИ. Цитирую: «Журналисты государственных и коммунальных средств массовой информации получают надбавки, пользуются льготами, предусмотренными для государственных служащих соответствующих категорий должностей» (ст. 14). Вот так. Ну а уж о любимом детище власти — госслужащих — она, власть, заранее по-отечески позаботилась в специальном законе. Поскольку сама относится к этой же породе.

«А остальные люди той же специальности?» — резонно поинтересуется читатель.

Неисчислимые (а кто их считал?) «остальные» — вне закона. Будто они и не журналисты вовсе.

Цитата вторая. Извиняюсь за ее тавтологическое косноязычие, но что поделаешь — в цитировании нужна скальпельная точность. В статье 1 «Понятия и термины» читаем: «...журналист — творческий работник, который профессионально собирает, получает, создает и занимается подготовкой информации для средств массовой информации, выполняет редакционно-должностные служебные обязанности в средствах массовой информации (в штате или на внештатной основе) — в соответствии с профессиональными названиями должностей (работы) журналиста, которые указываются в государственном классификаторе профессий Украины».

Убедились? На какой-то водораздел среди журналистов в самой дефиниции и намека нет.

Посему вопрос №2: а на каком таком законодательном основании базируется введенный нашими законотворцами злосчастный водораздел, разбросавший по разные стороны людей общей профессии? Из чего он возникает в дальнейших, после вступительной, статьях?

Может, в упомянутом государственном классификаторе профессий после слова «журналист» имеются какие-то меленькие, петитом, замечаньица в скобках — «гос.», «коммун.», «никакой»? Нет, не имеется. И быть не может. Так почему же в законе есть? Боюсь, что ответ на вопрос №2 о законодательных устоях раздела может быть один: а никаких. Просто так захотелось. Чтобы поддержать «своих» и дать по носу «чужим».

Нет, логику наших уважаемых нардепов я могу где-то даже понять. В принципе. Они давно уже замечены в горячей любви к прессе. Свои, «казенные», их ведь, родименьких, трогать не станут? Себе дороже, да и из госслужащих можешь очень просто перейти в разряд незащищенных «остальных». А неказенные щелкоперы и так соли на хвост насыпали. Мало их по судам таскали? (Фантастика: на данный момент исков в судах «в защиту чести и достоинства» набралось на 90 миллиардов гривен. Два годовых бюджета Украины...) Допрыгались, умники. Видите ли, вообразили себя четвертой властью. А власть — сами знаем кто.

В шестнадцатой, пенсионной, статье закона, уже ничтоже сумняшеся, журналисты четко разделены на две (не уверен, что одинаковые) половины. То есть относительно первой, милой сердцу соцзащитников-законотворцев, «применяются нормы, порядок и методика начисления пенсии государственному служащему». А сама служба (уж не подберу словечка понейтральнее) в указанных СМИ «приравнивается к стажу государственной службы».

«Ну а остальные?» — спросит читатель и снова будет прав.

«Остальные» подпадают под расплывчатое: «соответственно принципам и нормам, установленным пенсионным законодательством Украины». То есть, если перевести на человеческий язык: больше, чем на свои 102 гривни, вы, «остальные», и не рассчитывайте.

Итак, новоиспеченный закон вбил клин между журналистами. В журналистском корпусе, по воле законотворцев, появилась привилегированная каста.

А вне закона, точнее, вне социальной защиты, оказались целые слои журналистики. Там, где в исходных данных изданий не был зафиксирован хотя бы малейший орган власти, что-то вроде райисполкома. Хотя и выполняли нынешние журналисты-ветераны не менее ответственную, а порой и более сложную работу.

Вне закона — все журналисты академической научной периодики. Несмотря на то, что, кроме владения журналистско-редакторским ремеслом, труд там требовал и специальных знаний, а то и специального образования, а сама Академия наук финансировалась из бюджета.

А детские газеты и журналы?

А литературная периодика — толстые журналы Союза писателей и газета «Літературна Україна», традиционно распространявшиеся не только в пределах Украины, но и подписываемые крупнейшими библиотеками мира, такими, как библиотека Конгресса США, Британская библиотека, Гарвардским университетом или же Принстоном.

А издания других творческих союзов?

А...

Боюсь, что всех, оказавшихся за бортом, по памяти и не перечислю, а потому заранее приношу свои пардоны невольно не упомянутым журналистам.

Анекдотическая ситуация сложилась с тремя журналами. В свое время весь журналистский корпус это знал и по-белому завидовал «Перцю», «Радянській жінці» и журналу «Україна». Десятилетиями это были самые тиражные в республике журналы, их тираж достигал миллионных отметок. А потому они давали и миллионные прибыли. «Перець», например, ежегодно давал прибыль в 17 миллионов рублей. Еще теми, советскими, при колбасе по 2,20. Для сравнения: возведение типового жилого дома стоило тогда в среднем 4 миллиона.

Тем не менее наверху по каким-то своим, только им известным соображениям постановили: на титульных страницах этих изданий почему-то не указывать, чей же это орган. На титуле, например, «Перця» стояло: «сатирический журнал», «України» — «литературно-художественный и общественно-политический иллюстрированный еженедельник». Вся могучая троица безымянного происхождения относилась к системе издательства ЦК КПУ «Радянська Україна». Через него деньги, миллионы и миллионы, перекачивались прямиком в партийную кассу. А результат? Чья-то давняя руководящая дипломатия с шифрованием основателя теперь вылезла боком ветеранам этих журналов. И хотя ты всю журналистскую жизнь положил там на эти доходы, по букве этого закона ни на надбавку за выслугу, ни на пенсию права не имеешь. Не было таких журналистов — и все тут.

Такое же положение и с литературно-художественной периодикой. Я вырос в семье журналистов и с малых лет знаю, что в профессиональном кругу литературная периодика всегда считалась высшим классом журналистики, и если газетчик умудрился опубликовать очерк в толстом журнале, к нему начинали относиться с большим уважением. Заблаговременно прошу прощения у читателей, что дальше буду ссылаться на собственную творческую судьбу, но тут факты, сами понимаете, известны мне лучше, чем кому-нибудь другому. А если кто-то из коллег-журналистов будет читать этот крик в пустоту, при желании он легко сможет подставить факты из собственного творческого пути.

По окончании факультета журналистики Киевского университета я получил назначение на Украинское радио. Работал там корреспондентом, репортером, потом возглавлял «Вісник» (так назывались «Останні вісті» на иновещании для украинцев диаспоры). Дальше стал комментатором — кстати, самым первым в истории Укррадио. И хотя творческая судьба вначале складывалась вполне благополучно, а работы было под завязку, меня угнетали слишком узкие рамки радио — «братской могилы», как шутил мой товарищ и однокашник по факультету, будущий писатель-юморист Андрей Крыжановский, с которым мы на иновещании начали работать в один день и часто делали репортажи в соавторстве, на два голоса. Особенно же удручала нетворческая атмосфера, которую насаждал на радио бывший председатель Радиотелекомитета Скачко.

Поэтому когда в 62-м году, после публикации самого первого очерка в центральном писательском толстом журнале «Вітчизна», меня, 26-летнего журналиста, пригласили туда заведовать отделом очерка и публицистики, я ни минуты не колебался. Неважно, что терял в заработке почти втрое. И за долгие годы ни разу не пожалел, что ушел с радио. Горько вздохнул лишь тогда, когда прочитал пресловутую
16-ю статью указанного закона. Конечно же, читатель догадался. Мои 46 лет журналистского стажа — из них я непрерывно и до сего дня 38 лет работал в «Вітчизні» — решительно ничего для закона не значили. Не там, видите ли, работал. То есть под формулировку подпадали только те первые 3 года и 2 месяца работы на радио! Что же получается — если бы всю жизнь прозябал на радио, перебивался, как в молодые годы, полустраничными информашками, трехминутными репортажами и комментариями, тогда считался бы не «ущербным», а стопроцентным журналистом? Но куда тогда девать сотни и сотни очерков, публицистических статей, рецензий и т.д., напечатанных мною в периодике? А 12 книг, подавляющее большинство которых именно очерки и публицистика? А еще полсотни снятых сценариев документальных фильмов, по сути той же публицистики, только отличающихся от печатных средствами — средствами кино. И куда, в конце концов, девать Республиканскую журналистскую премию, носившую тогда имя Я.Галана и еще в 1975 году засвидетельствовавшую, что я все-таки журналист?..

Да, что-то не сходятся в этом законе концы с концами...

Ну, ладно, это касается прошлого. А как быть с журналистами новых, возникших уже в независимой Украине, негосударственных изданий? Не является тайной, что зачастую и по популярности у читателя, и по уровню, и по тиражу они значительно превосходят издания, подпадающие под закон. Скажем, то же «Зеркало недели», несколько раз отмеченное как лучшая газета? Все эти издания, а их немало, тоже совершенно выпали из поля зрения разработчиков закона, будто их, негосударственных, как не было в советское время, так и нет...

Вопросы, вопросы...

Читая, фиксировал их так много, что скоро махнул рукой и перестал нумеровать.

А вот вопрос, как говорится, на засыпку. Хотя ответ на него, на первый взгляд, очевиден. Угадай, читатель: у кого больше заслуг перед независимой ненькой-Украиной — у литературной, писательской прессы, которая и в самые глухие годы стагнации была единственным прибежищем национального духа, языка, провозглашенного ныне в Конституции государственным, национальной культуры, десятилетиями нивелировавшейся под идеологическим знаменем: все мы, дескать, новая историческая общность людей — советский народ, за что работники этих строптивых изданий постоянно получали синяки и шишки от ЦК, — или у компартийной прессы, последовательно придерживавшейся правильной партийной линии на безжалостное уничтожение всего, что едва пахло национальным?..

А вот и не угадали. Логика у разработчиков и законотворцев своя: «к стажу работы, дающему право на установление ежемесячной надбавки за выслугу лет и назначение пенсий журналистам», «подручным партии» (известное выражение Хрущева) капнули весомо. И не где-то в списке, а на почетном первом месте: «До 1 августа 1990 г. — в средствах массовой информации, основателями которых были (Sic!) партийные, комсомольские и профсоюзные организации». Что же касается литературной прессы со всеми ее синяками и шишками — так о ней и слова нет. Вот как в законе независимой Украины торжествует историческая, а заодно и социальная справедливость...

Извините, уважаемые, а разве вышеназванные организации относились к органам государственного управления, чтобы нынче их журналистов приравнивать к госслужащим?.. Еще вопрос. Без ответа.

Положив руку на сердце, признаем, что в советские времена вся пресса была, по сути, государственной. Иной просто не существовало. Так вот, есть ли основания в общей профессии для соцзащиты выделять какую-то одну категорию и предоставлять ей приоритеты?

Мне могут возразить: ведь речь идет о бюджетной сфере. Да, нас упорно приучают в последние годы к тому, что общество разделено на бюджетников и небюджетников. Но извините — разве пенсионная реформа уже осуществлена? Пенсионный фонд еще формируется, как известно, по так называемой консолидированной системе отчислений, не ли так? Что же получается — отчисления с моей, скажем, зарплаты в редакции и гонораров используются на увеличенное пенсионное содержание тех, кто подпадает под закон?

Как же события развивались дальше? Ведь «Заключительными положениями» закона Кабмину поручена реализация — проект соответствующих изменений и дополнений к законам Украины, дабы воплотить в жизнь нововведение. Срок подготовки указан строго — 4 месяца.

Кабмин, как известно, институт многоуважаемый, торопиться не любит. Думает порой, словно гроссмейстер перед следующей комбинацией, иногда не глядя на часы. И, в отличие от шахматных, на его часах флажок в цейтноте никогда не падает. Не 4 месяца, а 17 с гаком думал Кабмин, пока выдал на-гора постановление №377 от 15 марта 1999 г. «О реализации статей 14 и 16 закона Украины «О государственной поддержке средств массовой информации и социальной защите журналистов». Нужно было время, ничего не скажешь, чтобы принцип «кто к кому приравнивается» расширить, углубить и довести до совершенства.

Нет, все-таки неискоренимы изобретения советской бюрократии, хотя самого Союза нет уже скоро 10 лет. В былые годы афганцы приравнивались к участникам Великой Отечественной. Хотя, честно говоря, ну что общего между двумя теми войнами? Участники атомных испытаний или предшествующих ядерных аварий, как, скажем, в номерном Челябинске, — к чернобыльцам. Пустое, что речь шла о разных вещах.

Вот и тут главные редактора, например, «Голоса Украины» и «Урядового кур’єра» в постановлении Кабмина приравнивались, соответственно, к вице-спикеру и вице-премьеру. В печатных органах, основанных несколько низшими, но центральными органами власти, — к заместителям министра. Руководители республиканских теле- и радиовещательных компаний — к зампреду Гостелерадио. И так далее — по ранжиру. Вплоть до городских газет и районок. Конечно же, нужны были 17 месяцев, чтобы в штатных расписаниях редакций каждую журналистскую должность к чему-то приравнять. Кого-то, например, — к заведующему отделом в составе управления (так в постановлении), кого-то — к главному или ведущему специалисту какой-то категории.

В столь стройной табели о рангах чем выше должностная ступень, тем выше зарплата и пенсия. Между тем в редакционной практике существовал несколько иной индикатор творческой активности — авторский гонорар. То есть, чем выше он у журналиста — тем больше он пишет, печатается. На своем веку я повидал немало главных редакторов, которые сами не умели водить пером по бумаге (что не мешало многим из них быть неплохими организаторами редакционного процесса, генераторами тем и хорошими литредакторами). И наоборот — многих журналистов, не имевших громких должностей, но которые были в редакции основной творческой тягловой силой. Эти порой даже отказывались от руководящих кресел, чтобы иметь возможность писать и ездить в командировки. Эта журналистская специфика также не учтена разработчиками закона.

Так не легче ли было не городить огород из хитроумных формулировок и приравниваний, а просто составить для органов соцзащиты четкий, не допускающий произвольных толкований на местах, список изданий, на которые распространяется закон, включая приведенные выше забытые издания? Ведь что, по правде говоря, общего между столоначальничеством чиновника, который в жизни ничего другого не создавал, кроме казенных «бомаг», всяких справок, циркуляров, проектов постановлений, или же налагал на них резолюции, — и трудом очеркиста, политического обозревателя, телеведущего, международника-аналитика или фотокорреспондента? И еще вопрос: не проще ли было бы взять в законе за принцип то, что на языке чиновников имеет название «личный трудовой вклад»? Учитывая специфику оплаты труда журналистов — это зарплата плюс совокупный авторский гонорар (журналист имеет право публиковаться, а следовательно, получать гонорар не только в органе, где он пребывает в штате). Вот из такого дохода и можно было бы начислять пенсию журналисту. Конечно, без пресловутого потолка, если уж решили взять журналистику под социальную защиту.

Какой же в итоге напрашивается вывод? Лично для меня вполне очевидно, что нужно немедленно устранить все перекосы в действующем законе. И тогда каким-то законодательным документом (не знаю, как его назвать) распространить действие статьи 16 закона на всех, кто по государственному классификатору имеет профессию «журналист».

Ну, ладно, утешаю сам себя, поскольку из-за несовершенства закона с журналистской пенсией пока неувязочка, буду ждать принятия другого. Я знал, что где-то в Верховной Раде не первый год варится закон «Об особых заслугах перед Украиной», даже принятый в первом чтении. А там я подпадаю сразу под два пункта — как лауреат Национальной премии имени Т.Шевченко и как заслуженный журналист Украины.

Дождался...

В окончательной редакции подписанного Президентом и обнародованного закона под №1767-III от 1 июня 2000 г. в статье 5 неожиданно появился последний абзац, которого не было в предыдущей редакции. Он и перечеркнет мои надежды: «Установленная надбавка (к пенсии по возрасту. — И.М.) выплачивается в случае, если пенсионер не работает».

Где же логика, уважаемые разработчики и законодатели? Выходит так: если человек перестал работать, особые заслуги у него есть? А если по достижении пенсионного возраста он еще имеет силы творчески работать, то никаких таких особых заслуг у него вроде и нет?! Согласитесь: довольно странная, если не сказать покруче, логика.

Убежден, что заслуги, если они есть, не меняются от статуса работающего или неработающего. Скорее наоборот: тот, кто и на пенсии еще творчески работает, имеет вероятную потенциальную возможность свои особые заслуги еще и приумножить. «В случае, — как элегантно формулирует закон, — выявления новых данных о заслугах лица». Кстати, закон о журналистских пенсиях, вами же, уважаемые депутаты, принятый, не запрещает журналистам-пенсионерам работать. Как, впрочем, и всем другим пенсионерам. Так почему именно относительно «особо заслуженных» такая дискриминация?

Пенсии за особые заслуги установлены государством не для такого уж и широкого круга: отмеченным почетными званиями «народный» и «заслуженный», лауреатам, депутатам различных уровней, героям, олимпийским чемпионам, рекордсменам мира и Европы, космонавтам, членам летно-испытательных экипажей самолетов, матерям, родившим и воспитавшим семь и более детей. Вот и все. Указанным лицам к пенсии устанавливается надбавка в размере от 50 до 80 процентов пенсии.

Но не поленитесь и возьмите в руку карандашик. Пересчитайте эти обезличенные проценты на реальные пенсионные гривни. Как же оценивают уважаемые наши народные депутаты заслуги перед Украиной, да еще особые?

50-процентный минимум, если исходить из пенсии, которой всех нас подстригли под один гребешок, — 102 гривни, дает в сумме «особо заслуженную» пенсию — 153 гривни. А максимум — это 183 с хвостиком гривни. Отблагодарили, называется, за особые заслуги перед Отечеством...

А теперь, уважаемые нардепы, потрудитесь сами сопоставить — нет, даже не с пенсией госслужащего (она, разумеется, в несколько раз выше), а по крайней мере с вами же проголосованным прожиточным минимумом в 300 с гаком гривен. Веселая картинка? Еще какая.

Нет, стоило, стоило все-таки всю жизнь, надрываясь, писать книги и музыку, снимать фильмы, ставить рекорды в честь Родины, на грани жизни и смерти испытывать новые самолеты...

И это еще не все.

Чиновники не были бы чиновниками, если бы под такой закон не позаботились о новой структуре. Для себя. Бюрократия, издавна подмечено, имеет способность размножаться со скоростью мух дрозофил. Посему она вечна и неистребима.

Конечно, при Кабмине создается комиссия по установлению пенсий за особые заслуги. Следовательно, новые рабочие места для госслужащих есть? Будут. Предписано в законе, что ходатайствуют о назначении таких пенсий Президент, спикер, премьер, министры, крымский премьер, главы областных, Киевской и Севастопольской городских госадминистраций и советов. Извините, уважаемые, трудно представить, что Кучма, Плющ, Ющенко или мэр Омельченко будут сидеть и вспоминать: а кто же у них на подвластной территории какой-то особенный? У них, пардон, и своей работы выше крыши. Надо полагать, сверху вниз по всей властной вертикали будут созданы соответствующие структуры?

Ну, а сам пенсионер? Будет сидеть и ждать, пока где-то наверху кто-то вспомнит о его особых заслугах? О самом объекте государственных забот закон молчит, словно в рот воды набрал.

А не проще ли было бы четко прописать в законе: без всяких бюрократических новаций пенсионер предъявляет заявление и копии документов, удостоверяющие его право на пенсию за особые заслуги, скажем, в давно существующие органы социальной защиты? Может, и для государства так дешевле, а?

Ишь, чего захотел... А он, чиновник? Именно ему закон дал право определять, у кого заслуги особые, а у кого — более особые. Не понятно? Объясняю. В комиссии и будет определяться, у кого заслуг набирается на 50% надбавки, у кого, скажем, — на 62,5%, а кто полный Георгиевский кавалер — на полновесные 80%.

Ой. А я по глупости ляпнул о собесе...

Теперь сообразил, читатель? Тяжкий, тяжкий это труд — творить законы. Особенно такие.

Закон «О государственной поддержке средств массовой информации и социальной защите журналистов» действует с 1 января 1998 года. Действует со скрипом-рипом, со всеми своими щербатыми шестернями. А калечные механизмы, как известно, подлежат ремонту. И чем скорее, тем лучше.

А вот закон «О пенсиях за особые заслуги» введен лишь с 1 января 2001 года. Значит, при желании, его, свеженького, можно — и крайне необходимо подкорректировать. И чем быстрее, тем лучше.

Ведь с первой декады февраля под стеклянным куполом на Грушевского после каникулярного затишья возобновилась тяжелая работа законотворчества. Даже на улице слышно, как нардеповские извилины скрипят.

P.S. Автор не очень верит, что те, кому следует, услышав этот глас вопиющего в пустыне (если материал вообще прочитают), тут же бросятся исправлять недоработанные оба закона. И эту статью он написал скорее для того, чтобы иметь чистую совесть. Так, может, коллеги-журналисты присоединятся и выскажутся по этому самому щепетильному для журналистского цеха поводу? Молчание — не лучший способ социальной защиты, не так ли?