МАЙ. БОРОВСК

...Как закончилась знаменитая Смута в истории Московского царства? Каждый, кто учился в школе, может представить себе несколько исторических картин — величественное действо пушкинского «Бориса Годунова», «народ безмолвствует», гибель первого узурпатора, «тушинского вора», вступает музыка оперы Глинки — и вот уже Иван Сусанин заводит польский отряд в болота, выручая первого из Романовых... Официальная российская история всегда была салонной и помпезной, как тяжелый занавес Большого театра... Конечно, все закончилось не совсем так, ведь был еще третий узурпатор, не настолько известный, и — самое главное — был ребенок, рожденный знаменитой женой первого из узурпаторов (Григория Отрепьева), польской шляхтянкой Мариной Мнишек, от следующего «наследника» — «тушинского вора». «Царицу» Марину отправили в монастырь, трехлетнего ребенка, которого приверженцы узурпации считали последним из Рюриковичей, повесили. Так началось новое царствование...

Пишу это вовсе не для того, чтобы предъявить кому-то исторический счет, заклеймить основателей династии Романовых или поговорить об азиатских традициях России. В истории европейского средневековья можно найти немало эпизодов, не сравнимых даже с самыми кровавыми страницами русской борьбы за престол. Просто мы привыкли к отлакированному, даже романтическому варианту этой истории и этой борьбы — конечно же, наша собственная история, не нуждающаяся в лакировке, выглядит перечнем мужицких непотребств по сравнению с рыцарскими манерами и высокими целями московских бояр или польских шляхтичей. Впрочем, это не я выдумал — «гайдамаки не воины — разбойники, воры», — с этим противопоставлением воинов и разбойников полемизировал еще Шевченко... Думаю о другом — пока мы не постигнем настоящую русскую историю, едва ли поймем собственную. Думаю, не случайно, ибо прогуливаюсь улочками подмосковного Боровска, города, где скончалась сосланная сюда боярыня Морозова. Для нас это прежде всего персонаж из картины Сурикова, для приверженцев старообрядчества — героиня, для почитания памяти которой в Боровске собирают деньги. Гибель Феодосии Морозовой превратила Боровск в старообрядческую Мекку, особый характер города, в котором большинство до революции составляли именно почитатели боярыни, ощущается до сих пор. Однако почему? Почему нежелание признать церковные реформы создало особый в социальном смысле слой людей, способных к настойчивому труду? И почему реформы так изменили национальный характер русских? Конечно, именно они облегчили культурное поглощение Малороссии и европейскую ориентацию петровских времен, однако не стоит забывать, что это была прежде всего ориентация элиты, а не народа. А народ с момента раскола выглядит каким-то дезориентированным, он старается найти себя в вечном конфликте с властями и потом еще и с интеллигенцией — то есть со слоями, относящимися к обрядам и самому Богу как-то прагматично… Возможно, боярыня Феодосия Морозова с ее двумя перстами была последней русской националисткой?