Карнавальная дочь. Харьковский дом, где провела детские годы Людмила Гурченко, уничтожен. Зато в школе, где когда-то училась актриса, присутствует ее «виртуальный образ»

Сегодня — юбилей у Людмилы Гурченко, по-прежнему одной из популярнейших киноактрис постсоветского пространства. Ее главные фильмы всем известны, они часто на телеэкранах («Карнавальная ночь», «Пять вечеров», «Двадцать дней без войны», «Любимая женщина механика Гаврилова», «Вокзал для двоих» и т.д.). Ее эстрадные выступления тоже постоянно в эфире… Гурченко для многих как бы осколок «большой эпохи», которая рождала и пропагандировала кинозвезд не мнимых, а подлинных. Пожалуй, после глобальной славы Любови Орловой в СССР не появилось более популярной киноактрисы, нежели Гурченко. И в этом феномене залог как артистического мастерства Людмилы Марковны, так и ее медийных технологий (книги, интервью, смены имиджа). Как известно, Гурченко родом из Украины, из Харькова — о родном городе и о семье она замечательно написала в «Моем взрослом детстве». С Украиной также связано и несколько ранних фильмов актрисы — «Гулящая» (у Ивана Кавалеридзе) и «Роман и Франческа» (у Владимира Денисенко). Но этот юбилейный рассказ — все-таки «экскурс» по харьковским тропам «нашей Люси», как по сей день ее величают харьковчане.

«Харків, Харків, де твоє обличчя?» — восклицал когда-то один известный поэт, но совсем по другому поводу… У Харькова, впрочем, все-таки есть два лица и два имени, которыми горожане гордятся безмерно. Это Клава и Люся.

Клава — Клавдия Ивановна Шульженко, Люся — Людмила Марковна Гурченко. Музей Шульженко в Харькове открыт давно, хотя и не в том доме, где когда-то жила певица. Здания, где провела детские годы «наша Люся», к сожалению, нет... Но вполне вероятно, что и «Люсин музей» когда-нибудь появится в Харькове, признавшем ее почетным гражданином.

Школа, где когда-то училась Людмила Марковна, теперь не школа, а Мариинская гимназия, к ней вернулось название, которым в советские годы не очень гордились. Сегодня тут не многие могут назвать знаменитую ученицу по имени. Сама Гурченко говорила недавно, что после эмиграции ее лучшей подруги в Израиль никого из близких в Харькове уже не осталось.

Ветеран школы, бывшая учительница английского языка Ольга Александровна Даниленко, до сих пор хранит Люсину ученическую тетрадку с домашними заданиями. Вспоминает, что английский в послевоенные годы был предпочтительней немецкого, но учили только правила, которые нужны для письменного перевода, разговорную речь практиковали мало.

Если школьную тетрадку Гурченко не отличить от других, сама она в последние годы учебы выглядела не так, как все. Понятие моды тогда было относительным, и модницей Люсю назвать было нельзя. Однако мама старалась одеть ее красивее других, подчеркнуть осиную талию, подобрать цвета разных деталей одежды. И получалось действительно, как на картинке! Люсин артистизм тоже бросался в глаза. Даже в хоре она выглядела солисткой. А училась так себе… Могла не подготовиться к уроку после танцевальных репетиций или спевок. Потом второпях наверстывала упущенное. Звездной болезнью не страдала. Уже после начала учебы в Москве, приезжая ненадолго домой, забегала в школу, выступала на вечерах...

В классе, где когда-то стояла Люсина парта, сегодня кабинет информатики. На экране компьютера можно увидеть виртуальную Люсю (снимок, где она в группе выпускниц — отсюда). А из зарешеченного нынче окна первого этажа видна картинка, описанная актрисой в «Моем взрослом детстве». Директор гимназии Леся Михайловна Зуб говорит, что Гурченко заходит в школу во время каждого приезда в Харьков. Чтобы избежать досужего любопытства, Людмила Марковна появляется здесь не тогда, когда поглазеть на нее собирается толпа, а на день или час раньше, будто на конспиративную явку. В своем бывшем классе она однажды так воодушевилась, что прочитала наизусть по-украински целую страницу из Коцюбинского! Чем вызвала всеобщее восхищение — из голов нынешних выпускников школьная программа улетучивается гораздо быстрее. Со смехом вспоминала ответ учительницы истории на вопрос о том, кто такая куртизанка (нашлось же такое слово в романе Джованьоли «Спартак»!): это партизанка, но в Древнем Риме.

Самыми сокровенными для нее всегда оставались воспоминания о Харькове, где будущая артистка, по ее словам, прожила «огромную семнадцатилетнюю жизнь».

Когда я переехала в Москву, у меня часто были головные боли, я часто была рассеянна и непунктуальна. Мной овладевали съеженность, настороженность от отсутствия любви, тепла и привязанности. Я оторвалась от родного дома. От папы, от мамы, от школы, от Харькова. Я испытывала настоящую потребность во внимании и симпатии. Не хватало любви…

Людмила Марковна была «искусственно» разлучена с родным Харьковом на несколько десятилетий. Виной тому, как выяснилось через много лет, была нетактичная фраза одного журналиста, отпущенная в харьковской прессе. Тогда ведь легко находили повод упрекнуть молодых артистов в легкомысленности и безыдейности. Позже причина стала забываться, но глухая обида осталась. И усугубилась тем, что во время вынужденного творческого простоя и тяжелого периода в личной жизни земляки не проявили к «своей Люсе» хотя бы интереса, не говоря о моральной поддержке.

Только десять лет назад в Харькове началась кампания по возвращению «блудной дочери» на родную землю. В ту пору срочно требовались национальные герои, вышедшие из ее недр, таланты, взращенные на украинской почве. А Харьков, по-прежнему испытывающий синдром «первой столицы», вдвойне нуждался в подтверждении собственной значимости. Гурченко идеально соответствовала этим критериям. Да и чисто по-человечески ее обожали.

— Лежу как-то больная, плохо мне, — рассказывала впоследствии Гурченко, — и думаю: неужели так и помру, не побывав в Харькове?!

И тогда начали готовить ее «великое возвращение».

Переговоры с Гурченко бывший мэр Евгений Кушнарев поручил Константину Шердецу, в то время начальнику городского управления культуры, который слыл не исполнительным аппаратчиком, а человеком творческим. Именно в недрах городского управления культуры возникла идея о создании Международного клуба земляков. Так оживились контакты с бывшими харьковчанами Вадимом Мулерманом, Натальей Фатеевой, Ниной Руслановой, Евгенией Мирошниченко, Валерием Фокиным, Аркадием Ининым, Алексеем Петренко, Еленой Яковлевой, Владимиром Крайневым, Татьяной Гринденко… К кампании под кодовым названием «Люся» подключился другой мэр — Михаил Пилипчук. Они с Гурченко по-настоящему подружились. Позднее эти дружеские узы как по наследству были переданы новому городскому голове Владимиру Шумилкину и не прерываются поныне…

Итак, она приехала с триумфальным визитом в Харьков 23 августа 1996 года, когда харьковчане отмечали День города, совпавший с днем его освобождения. Это действительно был праздник «со слезами на глазах». Больше всех плакала сама артистка. Зал театра имени Шевченко, что напротив ее родной школы, взорвался от аплодисментов, и зрители стоя долго приветствовали любимицу. Спустя год Гурченко снова приехала в Харьков. Свои визиты она не случайно приурочивала к празднику.

Через неделю после того, как из Харькова окончательно выгнали фашистов, я пошла в первый класс. Я была счастлива вдвойне: скоро окончится война, придет с фронта папа, тогда заживем по-настоящему. Счастью не мешало ничто: ни страшный понос (ели-то все практически с земли), ни отсутствие туалетов, ни разрушенные дома. Когда я играла в фильме «Пять вечеров», то все вспоминала — и разруху, и ожидание родных с фронта.

Я много натерпелась в Москве из-за харьковских интонаций и своеобразного произношения. Говорят, что есть только три города, которые накладывают неповторимый отпечаток на речь: Харьков, Ростов и, конечно, Одесса. В шутку говорили, что таким, как я, из-за дефектов речи нужно давать группу инвалидности. А теперь я вполне сносно говорю по-московски — «булошная», «коришневый». Но разве это речь? Так, как говорил мой папа, не говорил никто.

Многим людям свойственно чувство избранности, они усиленно ищут сейчас свои аристократические корни, пытаются стать дворянами. Но только не она. Ее «дворянство» — в родстве с теми дворовыми товарищами, с которыми она делила свое взрослое детство.

Было время, когда люди ничего не имели, кроме друг друга. У них ничего, ну абсолютно ничего не было, а они были счастливы! Иногда по утрам я просыпаюсь с мыслью, что мое детство проходило на другой планете. Неужели мне только казалось, что любовь, верность, преданность, незыблемая вера в идеалы справедливости и папина доброта — это лишь «атрибуты», присущие определенному времени. Времени Прошедшему?

«К Гурченко относятся по-разному: любят, не выносят, уважают, удивляются ее творческой неуемности, говорят, что, может, хватит уже вкалывать, пора бы успокоиться, многих она просто бесит, иногда даже непонятно почему», — пишет один кинокритик.

Парадокс Гурченко состоит, видимо, в том, что на сцене и на экране она достоверна (в народе говорят: не играет, а живет), а в жизни играет свою, предназначенную только для нее роль и сама же ее режиссирует... В своих жестких, нервно-откровенных текстах и интервью она не стесняется говорить о хронически сложных взаимоотношениях с любым творческим коллективом и просить прощения у своей «любимой семьи» за то, что «никогда не была для нее главной». Стоит ли удивляться, что при ее «скорпионьем» характере и мужей меняла часто.

У меня всю жизнь была мечта любить одного человека. «Параллельно» я не могла быть ни с кем, не могла изменять. Человек я резкий, говорю правду в глаза. У меня сложный характер, это да. Но врать не умею. Потом же себе хуже сделаешь. Так вот, я всегда, всю жизнь преданно, нежно, искренне любила одного человека, только «объекты» менялись.

«Объектов» действительно было немало. И Борис Андроникашвили, сын известных родителей, от которого Людмила Марковна родила свою единственную дочь Марию (у них очень сложные взаимоотношения, драма усугублена трагической историей в связи с гибелью внука Марка). И Иосиф Кобзон, излишне откровенно описывающий сегодня в своей новой книге историю их любви, женитьбы и размолвок (актриса, кстати, считает, что это была одна из самых жутких ошибок ее жизни). И малоизвестный пианист Константин Купервейс, который в самые звездные годы актрисы оставался лишь ее скромной тенью… Нынешний ее супруг Сергей Сенин (по совместительству менеджер, душе- и телохранитель) идеально подходит к современной схеме жизни Гурченко, когда ее требуется не только любить и лелеять, но и опекать, защищать, охранять.

Как анекдот повторяют поклонники Гурченко реплику, отпущенную артистке одним известным телепродюсером: «Тебя никто не любит, кроме народа». И она ему отвечает взаимностью.

Дорогой мой народ!.. Я живу и работаю для вас. Когда я в кадре, я предощущаю, как вы улыбнетесь или заплачете, глядя на экран. Когда я выхожу на сцену и слышу ваши аплодисменты — это для меня как взлет в небо, как взмах крыльев, как наркотик, как водка, как адреналин!

Принимая очередные предложения сниматься в сериалах, активно гастролируя в скандальном дуэте (с бывшим танцовщиком), регулярно появляясь в самых разных телешоу, все же Гурченко сегодня иногда и стопорит себя.

«Люся, стоп!» — внутренний приказ, заставляющий в нужный момент взять себя в руки, что бы ни происходило вокруг, некий ограничитель собственной нервной жизни.

И еще она часто произносит броскую сакраментальную фразочку, якобы из лексикона самого Льва Толстого. Когда того спрашивали о планах, он неизменно приговаривал в конце беседы: ЕБЖ (если буду жив).

Есть, есть еще эти прежние бесценные чувства, — написала Гурченко в книге «Люся, стоп!» — Но мало. Это уже дефицит. Ведь летала же на волнах этих чувств! Теперь не летаю. Теперь только слегка подпрыгиваю. Осторожно. С оглядкой. Или шажком. Но глубже... Нет, не хочу. Не могу больше глубже. Я так устала от своего сердца, которому всю жизнь были необходимы сильные чувства. Да успокойся ты, сердце! Ну почему тебе не хочется покоя? Что делать, если этому сердцу грустно все видеть без иллюзий? Все видеть с беспощадным реализмом? Иногда я приказываю себе: остановись! Стоп. Раз нет прежнего неистовства, безумства и прекрасной глупости — стоп, Люся! Дай отстояться чувствам, ощущениям, которые вызывает сегодняшний день. А потом, потихоньку, все выстраивай заново, по-новому…»