Как гэкачеписты страну из кризиса выводили. Исполнилось 15 лет со дня краха ГКЧП — Государственного комитета по чрезвычайному положению, созданного 19 августа 1991-го группой государственных руководителей СССР

Все-таки не зря Борис Пастернак когда-то написал:

Грядущее на все изменит взгляд,

И странностям, на выдумки похожим,

Оглядываясь издали назад,

Когда-нибудь поверить мы не сможем.

«Оглядываюсь» на это событие 15-летней давности и не могу поверить в то, как мы 19 августа 1991-го вместе с одним человеком, ставшим со временем известным в независимой Украине, слушали обращение к советскому народу, которое объявляли по тогда еще всесоюзному радио от лица ГКЧП. «Ну, как вам все это?» — наивно спросил я. «Ты понимаешь, — неторопливо ответил мой собеседник, — по форме примитивно, даже немного грубо, но по сути правильно». Я вздрогнул. Да какое там правильно, если это — реваншистские инвективы, прикрытые словами о крахе «перестройки», потере властью доверия населения, о неуправляемости страны, об экономических проблемах, о страхе и отчаянии простых людей, о межнациональной и гражданской конфронтации, хаосе, анархии?! Если имеется такой Непорядок, значит, должен быть
ПОРЯДОК.

И подтверждение моему предположению не заставило себя ждать. Вторым номером в упомянутой радиопрограмме диктор зачитал постановление №1 ГКЧП, которым приостанавливалась деятельность неподконтрольных власти политических партий, общественных организаций и массовых движений, запрещалось проведение митингов, демонстраций, забастовок. В отдельных местностях СССР с 19 августа на 6 месяцев вводилось чрезвычайное положение. Силовые структуры должны были поддерживать режим чрезвычайного положения.

«А это как расценивать?» — продолжал я расспрашивать своего многоопытного собеседника. Он выдержал паузу, смотря на меня, потом произнес: «А ты как думал?! Порядок нужно поддерживать!» У меня мгновенно закружились в голове слова, принадлежащие (если не ошибаюсь) Экзюпери: «Порядок не творит жизнь, а, наоборот, — жизнь творит порядок». Но гэкачеписты думали иначе, имея для этого собственные мотивы.

Мотивация

Когда умер Леонид Брежнев, а генсеком ЦК КПСС избрали Юрия Андропова (это произошло 12 ноября 1982 года), появилось ощущение, что «брежневцам» придется менять образ мышления и действий. «Генсек с Лубянки» не только декларировал, что мы не знаем общества, в котором живем, но и начал «закручивать гайки» (достаточно вспомнить июльское, 1983 года, постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР об усилении работы по укреплению социалистической дисциплины труда). Андропов начал кадровые изменения. За пятнадцать месяцев (середина ноября
1982-го — середина февраля 1984 года) были сменены 18 руководителей союзных министерств и приравненных к ним лиц, 37 первых секретарей обкомов, крайкомов КПСС, ЦК компартий союзных республик.

Возможно, Андропов строил планы в отношении других изменений, но болезнь и смерть (умер 9 февраля
1984-го) не дали ему реализовать их. С приходом к власти немощного и больного Константина Черненко (с 13 февраля — очередной генсек ЦК КПСС) общество получило ощутимый сигнал о том, что не все в правящей «геронтократии» склонны отходить от наработанных политических стандартов. Важным сигналом для руководства стало и восстановление в партии в июле 1984 года одного из ближайших сталинских соратников, 94-летнего Вячеслава Молотова. Однако сторонников неосталинистских традиций в прямом смысле слова догнала судьба: 10 марта умирает Черненко. И на этот раз в Кремле начинается очередной тур борьбы не только за портфель генсека, но и за спасение международного имиджа СССР.

На этой волне старейший член политбюро ЦК КПСС, экс-министр иностранных дел СССР Андрей Громыко своим авторитетом обеспечил приход к власти относительно молодого (в свое время близкого к Андропову) ортодоксального карьериста Михаила Горбачева. 11 марта 1985 года внеочередной пленум ЦК КПСС избирает его генсеком. В апреле 1985-го Горбачев провозглашает курс на ускорение социально-экономического развития страны, а спустя год — в апреле 1986 года — во время визита в Тольятти впервые использует слово «перестройка», которому суждено было войти без перевода во многие языки мира. Вместе с тем именно это слово стало отталкивающим символом «горбачевизма» — руководства не делом, а словом, непродуманных решений, разговоров о реформах, а не собственно реформирования, тотального дефицита, коснувшегося каждой неноменклатурной семьи СССР и т.д.

Вскоре стало понятно, кем на самом деле является Горбачев: приезд на работу в 11 утра, отъезд в 18, зарубежные поездки, во время которых он любил выслушивать комплименты в свой адрес, что раздражало многих внутри той страны, которой он якобы должен был руководить и где его якобы должны были уважать в первую очередь, непродуманные и вредные решения (а именно пресловутая антиалкогольная кампания), а главное — нежелание прислушиваться к другим мнениям, монологичность, неприемлемая для руководителя такого ранга. Геннадий Янаев, невольный и неудачливый руководитель гэкачепистов, вспоминает: «Иногда приходишь на работу, вдруг по телефону: «Зайди ко мне». И Горбачев полтора часа говорит... А ты чувствуешь себя дурной кобылой, только головой киваешь. Если удалось два слова вставить — считай диалог состоялся».

Все, кто вышел из сталинско-брежневской «шинели», очень быстро поняли, что «служить» архитекторам «перестройки» долго не смогут. Полифония гласности, плюрализм мнений и творчества, который вот-вот должен был перерасти в плюрализм политический, постепенное прекращение политических репрессий, религиозные свободы, прекращение холодной войны, а также войны в Афганистане и, наконец, попытки нанести на казарменный социализм макияж человечности — все это подавалось горбачевскими сторонниками как укрепление существующего порядка. На самом деле все это подрывало «стабильность», т.е. сами основы аутентичного коммунистического порядка, заботливо заложенные его архитекторами Лениным и Сталиным. Ко всему добавились начавшиеся межнациональные столкновения, когда в декабре 1986 года вместо Динмухаммеда Кунаева первым секретарем ЦК компартии Казахстана стал Геннадий Колбин. Это была первая трещина в величественном монументе под названием «Союз нерушимый республик свободных». И эта трещина начала катастрофически увеличиваться. Параллельно консервативное ядро КПСС укреплялось во мнении, что нужно спасать ситуацию.

Осознавал ли все эти проблемы Горбачев? Да, но первоисточник их усматривал прежде всего в сопротивлении старых кадров. В феврале 1987 года во время визита в Ригу он впервые выдвигает идею выборов в советы на альтернативной основе. Большую надежду он возлагал на ХІХ Всесоюзную конференцию КПСС, состоявшуюся 28 июня — 1 июля 1988 года. Официально на ней были рассмотрены вопросы о задачах парторганизаций по углублению перестройки и мероприятия, направленные на демократизацию жизни партии и общества. Фактически она показала, что партноменклатура не желает реформ. Конференция приняла решение о созыве съезда народных депутатов и о демократических выборах.

После конференции, по более позднему признанию Александра Яковлева, они с Горбачевым пришли к окончательному убеждению, что старую партийно-государственную номенклатуру изменить или перевоспитать невозможно, и взяли курс на ее «вытеснение» из структур власти, разрушая или лишая влияния сами эти структуры. Но, похоже, Яковлев недооценил способности своего тогда еще патрона. Обращаясь публично к сторонникам «перестройки», Горбачев заявил: «Вы давите на партийных чинуш снизу, а мы будем — сверху». На самом деле же, наблюдая за ходом собственных «реформ», за тем, как СССР дезинтегрируется, за потерей собственного авторитета и влияния, Горбачев решил сыграть роль «отца нации» (точнее, «советского народа»), он апеллировал к тем, кто ему еще доверял, а параллельно начал «вальсировать» с консерваторами, с теми, кого формально клеймил.

Кто автор ГКЧП?

Горбачев успел нажить себе немало врагов разного калибра. Таковым был, например, и многолетний лидер Компартии Украины Владимир Щербицкий. Однако Горбачев смог уговорить его оставаться на должности первого секретаря ЦК КПУ вплоть до сентября 1989 года. Лишь с уходом Щербицкого Украина перестала быть «заповедником коммунизма», в ней забурлила политическая жизнь. 16 июля 1990 года Верховный Совет УССР даже принял Декларацию о государственном суверенитете Украины.

Но Горбачев понимал: не региональные вожди a-ля Щербицкий или сменивший его Владимир Ивашко (при всей «нелюбви» автора «перестройки») представляют опасность для него. Врагом номер один был Борис Ельцин, к тому времени председатель Верховного Совета независимой России. Ельцин не только не мог простить Горбачеву прошлых обид (в частности, в период, когда он возглавлял Московскую парторганизацию), но и постоянно подчеркивал, что тот не способен воплотить в жизнь прогрессивные начинания. Наиболее одиозным примером стала программа вхождения в рыночные отношения под названием «500 дней», разработанная летом 1990 года. Когда эта программа была провалена, Ельцин расценил это как свидетельство коварства Горбачева, указал на невозможность плодотворного сотрудничества с союзным руководством, декларировал готовность развивать рыночные реформы внутри Российской Федерации.

К критике Ельцина, к давлению со стороны партийных консерваторов прибавилась критика тех, кому Горбачев, собственно, предоставил возможность говорить без опаски, а именно: демократически настроенной интеллигенции. 18 ноября 1990 года популярный в те времена еженедельник «Московские новости» напечатал открытое письмо известных деятелей «перестройки» (Тенгиза Абуладзе, Юрия Афанасьева, Василя Быкова, Галины Старовойтовой, Юрия Черниченко и других) к Горбачеву — «Страна устала ждать!» — с призывом: «Или подтвердите свою способность к решительным действиям, или уходите в отставку!»

Впрочем, Горбачева в то время подвергли не только интеллектуальному обстрелу. 7 ноября 1990 года в Москве на Красной площади состоялись последний военный парад и праздничная демонстрация в честь Октябрьской революции. 35-летний слесарь из Ижорска Александр Шмонов пытался стрелять из охотничьего ружья в Горбачева, стоявшего на трибуне Мавзолея. Шмонов был осужден, а спустя год отправлен в психиатрическую больницу.

Эхо этого выстрела, разнесшегося по бескрайним просторам активно дезинтегрирующегося СССР, заставило Горбачева действовать. В конце декабря 1990 года на IV-м съезде народных депутатов СССР он добивается расширения полномочий для себя как президента (право непосредственно руководить правительством, которое превратилось в Кабинет министров; он возглавил Совет Федерации, Совет безопасности СССР). В январе 1991 года он санкционирует применение силы в Вильнюсе. Там прокоммунистический комитет общественного спасения при поддержке частей Советской Армии пытался осуществить de facto государственный переворот, отстранив от власти правительство Народного фронта. Этот мятеж был подавлен, но спустя неделю все повторилось по тому же сценарию в Латвии.

Ельцин категорично поддержал законные прибалтийские правительства, а Президиум Верховного Совета УССР под председательством Леонида Кравчука (избранный в июне 1990-го на должность председателя ВС УССР Владимир Ивашко оставил эту должность 11 июля, уехав в Москву по приглашению Горбачева работать замом генсека ЦК КПСС) даже принял заявление с осуждением действий Москвы.

И вот оно, последнее наступление: Горбачев инициирует проведение 17 марта 1991 года всесоюзного референдума о сохранении СССР как «Обновленной федерации суверенных республик». Большинство участников референдума, в котором приняли участие 9 республик, высказались в пользу сохранения СССР. Расценив итоги референдума как личную победу, Горбачев опять прибегает к политике кнута. И опять неуклюже.

Ночью 28 марта, накануне открытия внеочередного съезда народных депутатов Российской Федерации, в Москву вводят войска, взявшие в кольцо центр города. Это решение Горбачева было воспринято как оскорбление. Армейские части выводят, а 12 июня Ельцина избирают президентом России.

Но Горбачев не оставляет надежды сохранить себя в качестве влиятельного лидера, он усматривает шанс в реформировании СССР. Такой проект был разработан и оглашен во второй половине июня. Теперь должен был возникнуть новый СССР — Союз Советских Суверенных Республик. Подписание нового союзного договора было назначено на 20 августа. Об этом Горбачев сообщил 2 августа в своем выступлении по телевидению. Промолчал он о другом, о том, что 22—23 июля он пытался «сторговаться» со своим соперником Ельциным, приобщив к этому президента Казахстана Нурсултана Назарбаева. На встрече они изменили проект союзного договора, федерация превращалась в конфедерацию с неясными функциями центра.

Пикантность ситуации заключалась еще и в том, что на этой встрече обсуждался вопрос противодействия консерваторам. После подписания союзного договора планировалось отстранить от должности премьер-министра Валентина Павлова, министра обороны Дмитрия Язова, председателя КГБ Владимира Крючкова. Последний, однако, контролировал ситуацию: запись того, о чем шла речь на встрече, была передана ему своевременно. Дальнейшие события можно было бы расценить просто: будущие гэкачеписты обиделись и устроили путч. Но не так все просто было на самом деле.

Горбачев не был бы самим собою, если бы и в тех условиях избежал «разновекторных» действий. Он дал задание Крючкову, Язову и министру внутренних дел Борису Пуго (его назначили на смену либеральному Вадиму Бакатину в декабре 1990-го) разработать программу чрезвычайных мер. Четыре варианта ее передали Горбачеву. 3 августа на экстренном заседании правительства, как вспоминал Янаев, «вещи назывались собственными именами: СССР — в агонии, у последней черты. Тогда Горбачев заявил: «Мы пойдем на любые меры, включая и чрезвычайные, но развала страны не допустим!» И четвертого улетел отдыхать в Форос».

15 августа 1991-го Бюро президиума Центральной контрольной комиссии КПСС исключает из партии бывшего члена политбюро ЦК КПСС, секретаря ЦК КПСС Александра Яковлева, которого считали «отцом перестройки». 16 августа в пресс-центре «Движения демократических реформ» было обнародовано заявление Яковлева в партийный комитет ЦК КПСС, в котором говорилось: «Вчера, 15 августа, по радио я услышал сообщение о том, что ЦКК приняла рекомендацию об исключении меня из рядов КПСС. Никто со мной по этому вопросу не беседовал. Оскорблено мое личное достоинство и грубо попраны элементарные права члена партии...

Но дело не только в этом.

Я хотел бы предупредить общество в том, что в руководящем ядре партии сложилась влиятельная сталинистская группировка, выступающая против политического курса 1985 года, и тем самым тормозящая общественный прогресс в стране.

Речь, в сущности, идет о том, что партийное руководство, вопреки своим же декларациям, освобождается от демократического крыла в партии, ведет подготовку к социальному реваншу, к партийному и государственному перевороту.

В этих условиях считаю, что служить делу демократических преобразований в рамках КПСС уже невозможно и аморально, а потому заявляю о выходе из ее рядов.

Так повелевает мне моя совесть».

Вскоре разразился еще один скандал: газета «Московские новости» печатает последний вариант союзного договора. Теперь-то уж всем стало понятно, что СССР в «классическом» виде не быть. Коллегия КГБ и Кабинет министров констатируют, что безопасность СССР не может быть гарантирована. 17 августа группа будущих членов ГКЧП собирается на совещание на секретном объекте КГБ. Решено отправить делегацию в Форос к Горбачеву, чтобы уговорить его отложить подписание союзного договора.

Финал

«Пригласив в кабинет, я спросил, с какой миссией прибыли. Бакланов сообщил, что создан комитет по чрезвычайному положению. Страна катится к катастрофе, другие меры не спасут, я должен подписать Указ о введении ЧП. По сути дела, приехали с ультиматумом. Я категорически заявил, что никаких указов подписывать не буду... Мы попрощались. Когда они уходили, не сдержался и выругал их «по-русски». Так Горбачев описывает свою встречу с визитерами в Форосе.

Руководитель аппарата президента СССР и помощник генсека Валерий Болдин, член политбюро ЦК КПСС Олег Шенин, генерал Валентин Варенников вспоминали об этом не так. Болдин, например, утверждает, что на самом деле Горбачев был недоволен сначала, но узнав, что чрезвычайные меры коснутся Ельцина и руководства России, успокоился, объяснял, как нужно решать вопросы, «почему он занимает такую позицию... Пожимая на прощание руки, добавил: «Черт с вами, действуйте».

И черт действительно, видимо, был с гэкачепистами. Уехав из Фороса и зная коварный характер Горбачева, они приказали отключить правительственную связь, задержали на даче весь персонал, который там на ночь не оставался. С моря дача была взята под бдительное наблюдение военных моряков. Все это потом дало Горбачеву основания утверждать, что он был заточен мятежниками на даче, что он никак не причастен к гэкачепистам.

Между тем в Москве выполнение обязанностей президента взял на себя (по собственному указу) тогдашний вице-президент СССР Геннадий Янаев (под давлением своих коллег и без особого энтузиазма), возглавивший ГКЧП. Кроме него, в состав комитета вошли: первый зам.председателя Совета обороны СССР Олег Бакланов, председатель КГБ СССР Владимир Крючков, премьер-министр СССР Валентин Павлов, министр внутренних дел СССР Борис Пуго, председатель Крестьянского союза СССР Василий Стародубцев, председатель Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР Александр Тизяков, министр обороны СССР Дмитрий Язов. Эту компанию несостоявшихся «спасателей СССР», наверное, многие запомнили по первой и единственной пресс-конференции ГКЧП, во время которой у Янаева тряслись руки.

Однако к Москве (где было введено чрезвычайное положение) и другим крупным городам страны были стянуты военные части. Под Киевом сосредоточили Кировабадскую и Кременчугскую десантно-штурмовые бригады (1200 человек), на одесском шоссе находился пехотный полк 72-й дивизии. В пределах Киева дислоцировались 2—3 тысячи военнослужащих. В состоянии повышенной боевой готовности находилась 10-тысячная Деснянская танковая дивизия. В Борисполе приземлился десантный полк специального назначения из Бреста, в задачи которого входил захват правительственных структур. При этом войска еще прибывали в Киев.

С самого начала ГКЧП начал сталкиваться с сопротивлением. В Москве сопротивление возглавил Борис Ельцин. Уже 19 августа он издал указ, в соответствии с которым декреты ГКЧП были запрещены на территории России. После неудачной попытки мятежников захватить Дом правительства в Москве в ночь с 20 на 21 августа стало понятно, что ГКЧП потерпит поражение. 21 августа гэкачеписты решили прекратить кратковременную и неэффективную деятельность своей структуры. Более того, они вновь решили лететь к Горбачеву в Форос. И полетели. На этот раз в следующем составе: Крючков, Бакланов, Язов, Тизяков и Владимир Ивашко... Горбачев вел себя как победитель. Он приказал включить связь, отдал распоряжения, в частности о том, чтобы отключили связь у путчистов. Потом позвонил Ельцину, Джорджу Бушу, Назарбаеву, Кравчуку и еще кому-то. А «покаянную» делегацию не принял.

В Киеве 19 августа командующий сухопутными войсками СССР генерал Валентин Варенников в присутствии первого секретаря ЦК КПУ Станислава Гуренко требовал от председателя Верховного Совета УССР Леонида Кравчука признать законными действия ГКЧП и сменить политический курс. Кравчук заметил, что генерал находится не в Киевском военном округе, а в Верховном Совете. На что Варенников раздраженно ответил: «В Западной Украине нет советской власти, сплошной «Рух». В западных областях необходимо ввести чрезвычайное положение. Прекратить забастовки. Закрыть все партии, кроме КПСС, их газеты, прекратить и разгонять митинги. Вам необходимо предпринять экстренные меры, дабы не сложилось мнение, что вы идете старым курсом... Войска приведены в полную боевую готовность и мы примем все меры вплоть до пролития крови».

По украинской традиции, Кравчук занял сначала выжидательную позицию, тянул время. Кажется, в его поведении доминировало желание сохранить власть при любом исходе событий и не допустить кровопролития. Под влиянием национально-демократических сил 21 августа Кравчук назвал смену власти антиконституционной, призвал к защите суверенитета Украины, даже вышел из партии (хотя, кстати, никто его заявления в глаза на видел).

Крах ГКЧП стал мощным катализатором распада СССР. Республики, в то время еще остававшиеся в составе СССР, начали провозглашать независимость. 24 августа Верховный Совет УССР принял Акт о независимости Украины. Этот процесс завершился всеукраинским референдумом (90,3% участников которого выступили за независимую Украину) и подписанием соглашения в Беловежской Пуще в декабре 1991-го, которое формально легитимировало коллапс СССР.

Члены ГКЧП (кроме Бориса Пуго, покончившего жизнь самоубийством) были арестованы и осуждены. В 1992-м — все амнистированы, написали воспоминания, щедро раздают интервью. Гэкачеписты утверждают, что это Горбачев подтолкнул их к решительным действиям, а потом «сдал» их. Будьте оптимистами и не теряйте надежды на то, что еще узнаем, как было на самом деле.

Завершу комплиментами в адрес Леонида Кравчука. Это не мой политический герой, учитывая его политические кульбиты и поведение в экзистенциальной для Украины ситуации в конце 2004 года. Однако в 1991-м в ситуации с ГКЧП он проявил политическое мастерство, способствовал бескровному обретению независимости Украиной, став ее первым всенародно избранным президентом. Он был ЭФФЕКТИВНЫМ в своих действиях, а это для украинских политиков ХХ века (да и не только ХХ) черта уникальная.

P.S. 24 августа 1991 года Горбачев заявил о сложении обязанностей генерального секретаря и о необходимости самороспуска КПСС. 25 декабря он официально сложил с себя президентские полномочия, подчеркнув: «В силу ситуации, сложившейся с образованием Содружества Независимых Государств, я прекращаю свою деятельность на посту президента СССР». Вскоре он начал ездить с лекциями по миру, а потом появилась реклама пиццы с участием Горбачева и его внучки. Выглядел он убедительно. Более убедительно, чем в роли демократа, вдруг решившего инспирировать чрезвычайное положение. Впрочем, есть еще много ресурсов для самореализации. Например, коллекционирование керамики или уход за пасекой.