Дружественная комната и «детские сказки» об отчимах и дядях

В мае прошлого года столичные СМИ были взбудоражены — в нашем государстве открылась первая Дружественная комната, предназначенная для опроса подростков и детей, ставших жертвами или свидетелями насилия. Казалось бы, теперь представители криминальной милиции по делам детей, следователи, оперуполномоченные, судьи, психологи, специалисты службы по делам детей, родители потерпевших могут вздохнуть спокойно, ведь аудио- и видеозаписи с показаниями изнасилованных, избитых или много лет развращаемых детей отныне вместо них самих могут идти в судебные палаты. Но оказалось, что в ныне действующем Уголовно-процессуальном кодексе Украины такое стандартное для любой европейской страны представление в суде показаний несовершеннолетних до сих пор не предусмотрено. Сексуальное насилие над ребенком в нашем государстве в девяти из десяти случаев остается безнаказанным только потому, что родители бесконечными допросами и судебными заседаниями не хотят еще больше травмировать психику своего ребенка.

Дружественная комната, которую психологи уже окрестили «зазеркальем», — гермнско-польско-украинский проект, в котором с нашей стороны участвовал фонд «Благополучие детей», с германской — негосударственная организация Bread for the world, с польской — фонд Nobody’s children foundation. По сути, Дружественная комната представляет собой две смежные комнаты, разделенные двусторонним зеркалом, по одну сторону которого находится аппаратура и группа допущенных к наблюдению за допросом специалистов, по другую — психолог и сам ребенок. Такое четкое разграничение диспозиций продиктовано не потребностью качественно препарировать «объект», а желанием действовать в интересах ребенка. Квалификация психолога для такой работы должна быть очень высокой. Провести опрос так, чтобы выявить признаки совершенного по отношению к ребенку сексуального или другого насилия — его главная задача. Почему мы говорим «признаки»? По словам психологов, подтвердить факт сексуального насилия в отношении ребенка там, где никаких свидетелей нет, а судебно-медицинская экспертиза потерпела неудачу — невозможно. Растление и развращение детей намного сложнее доказать, чем факт полового сношения с ребенком.

«…не на часі»

В Дружественной комнате психолог ведет опрос вместе с привлеченными к делу специалистами, среди которых может быть следователь, участковый, прокурор, судья и другие лица. Каждый из них посредством микрофона может просить психолога останавливаться на каких-то моментах, что-то уточнять. Конечно, «зазеркалье» — не страница доброй сказки, доверительные отношения между ребенком и психологом не могут установиться «вдруг». Блестяще проведенному опросу может предшествовать пять-шесть встреч, на которые ребенок любого возраста должен идти обдуманно, осознавая, почему и для чего он здесь. Фактически ему надо дать свое согласие на то, чтобы видео- и аудиозаписи были переданы на судебные заседания. Просто и понятно, правда? Жаль, что с момента открытия наша Дружественная комната «молчит». Первый по-настоящему эффективный и, главное, уже воплощенный в жизнь проект до сих пор бездействует в правовом поле. Чтобы пролить свет на сложившуюся ситуацию, мы обратились к директору Юридического департамента Международной женской правозащитной организации «Ла Страда—Украина» Марианне Евсюковой:

— В нашем Уголовно-процессуальном кодексе, принятом еще в советское время, о таких комнатах ничего не сказано, а милиция, как мы знаем, действует четко по бумажке. Госслужащему и служебному лицу — в отличие от рядового гражданина, которому разрешено все, что не запрещено — можно лишь то, что прописано в законе. Не хочу никого критиковать, но сегодня в депутатском корпусе практически нет правозащитников, которые со знанием дела могли бы заниматься ювенальными вопросами. Да, есть юристы, которые видят нормы международных документов, знают правила написания закона, но они никогда не общались с такими детьми и не понимают, почему для ребенка так важно не ходить в зал судебных заседаний и не сидеть у следователя на допросе. Сейчас мы проводим исследование по соответствию нашего законодательства нормам Факультативного протокола против торговли детьми, детской проституции и детской порнографии, в рамках которого, помимо сравнительного анализа законодательств, еще и общаемся с практиками. Так вот, 90% сотрудников нашей милиции не знают, как разговаривать с пострадавшими от сексуального насилия детьми. Их никто не учил проводить подобные допросы. В Германии и Нидерландах полицейский, работающий с такими детьми, проходит специальный девятимесячный курс обучения, и потом ему все равно помогает психолог.

— Не знаете, вопросы, связанные с пострадавшими от сексуального насилия детьми, сегодня кто-то лоббирует в ВР?

— Пока президент нашей организации Катерина Левченко была народным депутатом, их лоббировали мы. Но наш законопроект, связанный с внесением изменений в Уголовно-процессуальный кодекс, тогда не дошел до нового созыва. В частности, мы хотели, чтобы в ходе судебного производства вместо прямых свидетельских показаний несовершеннолетних свидетелей и потерпевших могли воспроизводиться видео- и аудиозаписи. К сожалению, в нынешнем созыве нашего субъекта законодательной инициативы нет, а депутаты, с которыми мы пытаемся работать, говорят нам «не на часі». Думаю, что после артековских событий эта проблема станет более актуальной.

— В последние годы к опросу потерпевшего от сексуального насилия ребенка наконец-то стали привлекать психологов — разве это тоже законодательно не прописано сегодня?

— Согласно статье 168 УПК допрос несовершеннолетнего свидетеля и потерпевшего в возрасте до 14 или, на усмотрение следователя, до 16 лет проводится в присутствии педагога, при необходимости — врача, родителей или других законных представителей ребенка. Могу сказать, что только самые «продвинутые» правоохранители слово «педагог» трактуют как «психолог». 95% действительно привлекают педагога. Причем это случайная выборка — милиция набирает номер телефона школы или районо и говорит: «Нам нужен педагог. Срочно!». Хорошо, если педагог ориентируется в этих вопросах, а если нет? Это может быть еще хуже для ребенка».

Польша и критическая масса

Когда в Киеве обсуждался вопрос, где и как открывать Дружественную комнату, под чье «крыло» ее потом передавать, особенно много разногласий возникло при поиске подходящей территории. Учитывая рекомендации для создания таких комнат в странах Западной Европы и США, нужен был спокойный, не слишком многолюдный район, помещение с отдельным входом и т. д. Мы споткнулись на первом же этапе, но, в конце концов, сошлись на помещении Городского центра ребенка Службы по делам детей на Троещине. Все работы по обустройству Дружественной комнаты — первой ласточки в системе структурной профилактики насилия над детьми —обошлись где-то в 150—170 тысяч гривен. Сейчас комната находится на балансе Службы по делам детей Киевской городской госадминистрации. Там есть все необходимое: аппаратура, игрушки и даже подготовленные польскими экспертами психологи, количество которых может варьироваться в зависимости от объемов работы. Кстати, еще три года назад Польша приняла закон, согласно которому детей—жертв насилия специалисты могут опрашивать только один раз. Сколько это делают у нас? Столько, сколько нужно… Честно говоря, при таком обилии всевозможных «но» даже как-то странно, что Дружественную комнату у нас все-таки открыли. По словам сотрудника фонда «Благополучие детей» и руководителя данного проекта Юлии Малиенко, в самой Варшаве сегодня, например, две такие комнаты. За десять лет существования они сумели доказать свою эффективность и правоохранительным органам, и судам, хотя в первые годы психологи шли к следователю, судье и упрашивали их «воспользоваться возможностями». Зато сегодня, если какой-то судья и захочет снять показания с пострадавшего вследствие сексуального насилия ребенка в суде, то это уже будет невозможно. Почему? В Польше произведены изменения, благодаря которым и госслужащие, и служебные лица сумели всмотреться в детские глаза, «прочесть» детские лица.

«Если поцеловать вот так — тебе ведь будет приятно?»

Почему мы говорим именно о сексуальном насилии? Потому что за исключением изнасилования остальные его формы доказать отнюдь не просто. Отчим приоткрывает двери и подглядывает за девятилетней падчерицей, пока та моется? «Рота» любимого дяди «обходит с флангов» взвод четырехлетнего племянника и «берет его в плен», причем «пленных» сначала тщательно ощупывают на наличие боеприпасов, а потом и «разоружают» донага? Все это — сексуальное насилие. И дети в нем могут играть как пассивную, так и активную роль. Более того, даже испытывать двойственные чувства. «Парадокс сексуального насилия над детьми в том, — говорит заместитель начальника отдела опеки, попечительства, усыновления и других форм воспитания Службы по делам детей Киевской городской госадминистрации, кандидат психологических наук Юлия Удовенко, — что если насильник «умиляет» этот процесс и тщательно продумывает алгоритм приспособления к себе ребенка, то последний может испытывать даже приятные ощущения. Если ребенку недостает любви и заботы со стороны родных или если на данном жизненном этапе насильник является для него самым близким, ребенок сам начинает к этому стремиться. В одном из последних случаев отчим укладывал ребенка на диванчик и, начиная с поглаживания ручек, постепенно переходил к половым органам — все это дети рассказывают и показывают нам на консультациях. Очень часто насильники говорят, что люди так любят друг друга, уточняют: «Если поцеловать вот так — тебе ведь будет приятно?». Зачастую в тех семьях, где это происходит, родитель или родители очень хорошо обосновывают то, что их ребенок выдумал все это.

— И часто взрослые говорят, что это детские фантазии?

— Да! Мамы могут даже наказывать детей за такие рассказы. Но детская психика не способна придумать в отношении себя именно такое. А нормальным взрослым людям сложно поверить в то, что в их семье может происходить нечто подобное. Одна мама говорила мне: «Я доверяю своему мужу! В свое время он помог мне стать на ноги. Да, это второй муж, но разве он может так издеваться над ребенком?! Это ее фантазии!». Эта женщина попросила нас поработать с ее дочерью, чтобы та перестала придумывать «сказки на мужа». Но оказалось, что это совсем не сказки…

— А как дети дошкольного или младшего школьного возраста рассказывают или невербально «сигнализируют» о том, что в отношении их было совершено или продолжает совершаться сексуальное насилие?

— Совсем маленький ребенок, испытывающий сексуализированные прикосновения, или сильно плачет, или наоборот — апатичен и молчит. У детей дошкольного возраста это вырисовывается четче. Например, ты спрашиваешь у ребенка что-то о родителях и при слове «папа» он начинает истерически смеяться или говорит: «Да у меня такой папа, такой папа!». Спрашиваешь: «А какой же у тебя папа?». На что ребенок может и не ответить, но начнет отворачиваться, закрывать ручкой глаза, то есть «выдавать себя» не совсем адекватными проявлениями, связанными со стеснением. У меня был случай, когда шестилетняя девочка не хотела ничего рассказывать о папе, говорила, что ей стыдно, но когда я предложила ей взять листик и написать — тут же согласилась. Если же ребенку понравилось то, что с ним происходило, тогда появляется другой признак — идеализация человека, который его развращал: «У меня такой хороший папа, такой хороший!». Здесь надо уточнять: «Какой?», «Почему он тебе нравится больше, чем мама? Наверное, он больше играет с тобой?». Постепенно ребенок начинает проговаривать, почему его или ее папа такой хороший.

— А как дети об этом рассказывают — от третьего лица?

— От третьего лица могут рассказывать только дети среднего школьного возраста (11—13 лет) и подростки 14—18 лет. Почему? Включаются моменты стыда, боязни осуждения со стороны кого-то. А дети дошкольного (3—6 лет) и младшего школьного возраста (7—10 лет), у которых еще прогрессирует конкретное мышление, просто показывают и рассказывают, что произошло.

— На ком показывают — на вас?

— Нет-нет. Специалист не может этого допустить. Дети показывают либо на себе, либо на игрушках. Это помогает вынести проблему на внешне нейтральный уровень.

— Юлия Николаевна, когда вы работаете с насильниками/растлителями — не знаю, как их правильно назвать, — что они сами говорят о своих поступках?

— Насильники, с которыми удавалось работать — как правило, они скрываются и не идут на контакт — это люди, травмированные в детстве. И в своей сегодняшней жизни они занимают либо позицию агрессора — «я властвую, все остальные страдают», либо позицию жертвы — «я страдал, пусть и другие страдают». Есть случаи, когда у мужчин не складываются отношения с женщиной как сексуальным партнером, поэтому гиперкомпенсация этой потребности у них может найти выход через детей. Конечно, если мужчина в семье уже проявляет такие особенности, гарантировать, что он не станет этого продолжать, не сможет никто».

Дружественная комната и «зеленые друзья»

Не так давно при районных отделениях милиции начали создаваться «зеленые комнаты» для проведения профилактических и реабилитационных мероприятий среди подростков и детей. Огромным плюсом стало то, что к работе в них помимо сотрудников милиции начали привлекать психологов. Сегодня в Украине таких комнат уже около 360. Они созданы не только как комнаты психологического комфорта для опроса детей-жертв или свидетелей преступлений, но и как места для допроса несовершеннолетних правонарушителей, проведения среди них коррекционной работы. Правда, никакой видео- и аудиоаппаратуры там нет. Интересно, что предписание по окраске их стен у нас выполнили дословно, хотя во всем мире «зеленая комната» — это прежде всего функциональные задачи, а не единый для всех цвет потолка, мебели и стен.

Говорят, с самого начала представители правоохранительных органов выказывали желание иметь Дружественную комнату в своих стенах. В Польше сначала тоже пошли этим путем, но оказалось, что в карательном по своей сути учреждении невозможно создать психологически безопасную атмосферу для травмированного ребенка, испытывающего двойственные чувства в ситуации с сексуальным насилием. Поэтому польская милиция сама их «отдала», тем более что вести допрос ребенка, ставшего свидетелем или жертвой преступления, может далеко не каждый сотрудник МВД. Почему? «Чтобы правильно провести опрос ребенка, над которым было совершено сексуальное насилие, — говорит начальник криминальной милиции по делам детей ГУ МВД в Киеве Лариса Зуб, — надо знать детскую психологию и иметь большой опыт работы с детьми. Не скрою — в нашей службе далеко не все умеют это делать. Особенно трудно документировать статьи 156 и 153 УК — развращение детей и насильственное удовлетворение половой страсти в извращенных формах. Почему-то в нашей стране только изнасилование ребенка является железным доказательством, после которого начинается возбуждение уголовного дела.

— Как тогда доказывается растление?

— Оперативным путем. Пользуемся услугами опытных психологов. У нас есть свой список специалистов, которые нам очень помогают. К сожалению, педофилия сейчас почему-то процветает. У всех личностей, которых мы задерживаем, есть серьезные психические и сексуальные проблемы.

— Попадают ли под амнистию лица, отбывающие наказания за сексуальное насилие над детьми?

— Под амнистию они не попадают. Естественно, мы контролируем выход на свободу каждого, кто был осужден за сексуальные преступления. И если где-то случается растление или изнасилование, тут же обращаемся к нашей базе данных.

— Какой-то контроль за трудоустройством насильников ведется? Если мужчина, отсидевший срок за развращение ребенка, был, скажем, педиатром — он может вернуться к своей работе?

— Конечно нет. Если человек устраивается в государственное учреждение, его полностью проверяют, но в негосударственных организациях, связанных с общественной работой, таких проверок нет. Поэтому мы обращаем особое внимание на благотворительные фонды, занимающиеся беспризорными детьми.

* * *

Почему в Украине все так трудно? Великобритания, Эстония, Франция, Польша, Ирландия, США давным-давно используют Дружественные комнаты, благодаря которым каждого растлителя и педофила привлекают к законному суду, не травмируя ребенка. Если бы в нашем государстве субъекты законодательной инициативы нашли время прописать соответствующие нормы, наверняка на Дружественную комнату сразу бы возник огромный «спрос».