Мюнхенские эпизоды

На этот раз на Мюнхенской конференции не было грозных речей Владимира Путина и заявлений о «кнопке перезагрузки» со стороны Джо Байдена. Тем не менее даже во внешне миролюбивом настроении главных спикеров таились нотки новых и довольно тревожных безопасностных трендов. В них все меньше настоящей трансатлантической дружбы и все больше сложных китайских иероглифов. Попробуем охватить несколько важных, на наш взгляд, мюнхенских эпизодов.

Эпизод первый. Европа обижена на Америку

Разговоры о том, что Америка уходит из Европы, стали одной из самых модных фишек нынешнего мюнхенского собрания. Не в последнюю очередь благодаря решению президента Обамы не приезжать в мае на саммит ЕС—США в Мадрид. В Вашингтоне дали понять, что такая поездка не вписывается в президентский график, тем более что этот регион Обама стопроцентно посетит в ноябре, когда состоится саммит НАТО в Лиссабоне. Такой жест американского президента лишь укрепил в европейских экспертных кругах мнение, что Европа становится неинтересной для Америки.

Представитель Соединенных Штатов, советник президента Обамы по национальной безопасности Джеймс Джонс, конечно же, старался доказать противоположное. Он постоянно подчеркивал, что его руководитель в первый год президентства посетил Европейский континент шесть раз — больше чем любой глава Белого дома до того. В неформальных же разговорах американские чиновники говорили о том, что на самом деле Обама не чувствует особого желания ехать в ЕС, поскольку аналогичный саммит в прошлом году в Праге не имел, по мнению американской стороны, никакой добавленной стоимости, а, кроме того, Евросоюз должен немного разобраться со своим новым укладом после вступления в силу Лиссабонского договора. Вопрос о телефоне в Европе, который в свое время затронул Генри Киссинджер, активно звучал в Мюнхене уже в его присутствии. Один из стратегов Европейского Союза на мое уточнение по этому поводу во время перерыва на кофе ответил, что по любому внешнеполитическому поводу звонить по телефону нужно леди Кэтрин Эштон. Тем не менее сказано это было не очень уверенно... И ничего странного в том нет: уже от другого известного европейского политика, министра иностранных дел одной из уважаемых стран Старой Европы пришлось услышать, что в Брюсселе пока творится «страшный беспорядок: все хотят занять позицию в структуре, не зная даже доподлинно, какой эта структура будет иметь вид». Вдобавок в некоторых европейских столицах есть ощущение, что процесс политической интеграции внутри Евросоюза, предусмотренный Лиссабонским договором, на самом деле провоцирует ментальную дезинтеграцию в странах — членах ЕС, поскольку независимая внешняя политика и оборона непосредственно связаны с последним ощутимым символом суверенитета каждой из стран.

Так или иначе, если ранее речь шла о том, что разочарование внешнеполитическими трендами администрации Обамы касалось Центрально-Восточной Европы, то теперь оно начинает понемногу оккупировать и запад Старого Света. В немецком интерьере это ощущалось особенно заметно. Немцам (в частности, тамошнему министру иностранных дел Гидо Вестервелле), говорят, не очень понравилось, как Обама со своим новым афганским планом практически поставил Берлин в безвыходное положение, требуя едва ли не срочно нарастить контингент в Афганистане. При этом, конечно, не принимая во внимание немецкой специфики, связанной с непринятием такого шага со стороны большинства населения.

Тамошние аналитики зато стараются найти плюсы в таком трансатлантическом отчуждении. Например, один из немецких экспертов в рамках конференции высказал мысль, что такая тенденция пойдет на пользу, поскольку европейская внешняя политика постоянно строилась в привязке к Соединенным Штатам — или на чрезмерной лояльности ко всем их действиям, или на антиамериканизме. Это, по-видимому, лишило свободы действий по многим важным вопросам и порождало немалое трение среди самих стран—членов ЕС. Собственно, не самый ли большой кризис во внешней политике Евросоюза — операция в Ираке — был также спровоцирован Соединенными Штатами.

А между тем, по тому как европейцы вслух ропщут на прохладный ветерок с Атлантики, похоже, что весомая часть внешней политики ЕС пока уже переориентирована восточнее — достаточно к «Восточному партнерству» приплюсовать тот массив внимания, который уделяется России.

Эпизод второй. Европейская оборона все еще на средства евроатлантической

Так ли уж критична для Евросоюза его общая оборонительная политика? Вопрос, обретающий новое звучание в связи с тем, что «мягкая сила», которой более всего славился ЕС, постепенно теряет свою актуальность из-за отсутствия главного своего двигателя — изменений в европейских странах с помощью перспективы членства в Евросоюзе.

Тем не менее однозначного ответа на то, может ли Европейская политика безопасности и обороны (ESDP), которую так горячо отстаивала украинский премьер Юлия Тимошенко, существенным образом добавить значимости постлиссабонскому ЕС, пока что нет. Когда автор этих строк спросила директора одного из ключевых департаментов Совета Евросоюза, может ли Европейская политика безопасности и обороны хотя бы частично заменить НАТО для таких стран как Украина, ответ был однозначный: их вообще нельзя сравнивать, поскольку «НАТО имеет дело с обороной, а Европейская политика безопасности и обороны — с кризисным менеджментом».

Но даже когда речь идет исключительно о кризисном менеджменте, брюссельские стратеги признают, насколько сложно странам — членам ЕС мобилизовать даже 50 тысяч военных, а дефицит транспортной авиации и вертолетов такой, что для миссии в Чаде пришлось привлекать вертолеты из России.

Ну и, конечно, не утратил своей актуальности известный факт, что лишь отдельные страны ЕС готовы выделить на оборону больше, чем два известных «натовских» процента. Недаром высокопоставленный представитель администрации Обамы на одной из встреч в Мюнхене, в которой участвовала и автор, достаточно откровенно высказался о желании европейских стран наращивать мощности Европейской политики безопасности и обороны: «Очень хорошо иметь видение, но если это видение не подкреплено финансовыми ресурсами, то это уже не видение, а галлюцинация».

Хотя, разумеется, проблемы существуют не только у европейского оборонительного проекта, но и у евроатлантического. Вопросов, на которые нужно найти ответ в довольно краткие сроки, несколько. Один из них: будет ли Североатлантический альянс так называемым глобальным НАТО (за что сегодня выступает группа стран альянса во главе с Соединенными Штатами, Великобританией, Нидерландами и Данией) или не будет выходить за радиус евроатлантического действия, чего бы хотели европейские тяжеловесы вроде Германии или Франции (не в последнюю очередь потому, что не знают, насколько положительно глобальный формат может быть воспринят Россией или Китаем).

Второй вопрос: как избежать разного толкования 5-й статьи Вашингтонского договора. Ведь не секрет, что между тем как страны вроде Британии или Нидерландов видят в ней защиту от «Аль-Каиды», Польша и государства Балтии рассматривают ее как спасение в случае потенциальной российской угрозы.

Кроме того, непонятно, удастся ли разорвать связь между эффективностью НАТО и операцией в Афганистане. Или провал последней действительно будет означать провал Североатлантического альянса? Хотя, кстати, главнокомандующий силами НАТО в Европе Джеймс Ставридис в Мюнхене по поводу этой операции не уставал повторять об «осторожном оптимизме», который у него появился в последние месяцы. Благодаря, в частности, и тому факту, что уровень поддержки действий международной коалиции со стороны афганского населения пока достиг 70%, тогда как Талибан поддерживают лишь 6% афганцев.

Эпизод третий. Дракон, который подкрадывается, медведь, который отступает

Членство России в НАТО и партнерство НАТО с Китаем — еще две модные фишки мюнхенского собрания этого года. Тезис о том, что НАТО должно или предложить членство России, или не расширяться совсем, как несложно догадаться, преимущественно звучал из уст представителей страны — хозяина конференции. Однако это постоянно вызывало сопротивление в виде мнения бывшего президента International Crisis Group Гарета Эванса, который однажды подчеркнул: «Проблема расширения НАТО не в том, что оно дошло до российских границ, а в том, что оно возле них остановилось».

Во время одной из панельных дискуссий Сергея Лаврова спросили прямо: согласится ли Россия на предложение стать членом НАТО, если таковое поступит со стороны альянса? Российский министр неожиданно перевел стрелки на альянс: дескать, члены НАТО (!) не готовы к такому, поэтому он не видит смысла это обсуждать. Чего в Мюнхене страны — члены НАТО действительно не были готовы выслушать, так этих очередных сетований представителей России об опасности расширения альянса. Мадлен Олбрайт в какой-то момент не выдержала и на повышенных тонах отчеканила, сорвав аплодисменты зала: «Да, НАТО было против Советского Союза. Советского Союза не существует. НАТО не против России». Ощущалась явная усталость и от очередной порции как будто заученных наизусть российским министром тезисов о жизненной необходимости заключить Договор о европейской безопасности. Шефа российской дипломатии понять можно: новая архитектура европейской безопасности — первый и крупнейший международный проект президента Медведева. Успех этого проекта — персональный успех российского президента.

Однако если Россия в Мюнхене заметно изменила тон с агрессивного на миролюбивый (Лавров даже словом не отреагировал на резкий выпад в сторону России со стороны грузинского министра), то Китай, похоже, движется в обратном направлении. Важно указать, что китайский министр иностранных дел впервые выступал на Мюнхенской конференции: ранее, как подчеркнул в неформальном разговоре организатор мероприятия, представители этой страны лишь молча слушали и активно записывали.

Показательно, как китайский министр иностранных дел с улыбкой на лице и почти торжественно заявил: «Да, Китай себя чувствует сильнейшим». Как он бурно критиковал западные медиа, сознавшись, что всю информацию о событиях в мире старается черпать исключительно из китайских СМИ. Как он, в конце концов, поставил на вид организаторам конференции, что в зале, где происходило мероприятие, слишком жарко, — и это при том, что многие китайцы только недавно оценили преимущество центрального отопления.

Не случайно, делились в кулуарах российские представители, в Москве запрещено публично критиковать Пекин. И, по-видимому, недаром генсек НАТО Андерс Фог Расмуссен и министр обороны Германии Карл-Теодор цу Гуттенберг, будто сговорившись, говорили о том, что НАТО должно активно сотрудничать с Китаем (позже немецкий министр сознался на одной из встреч, что сам был удивлен такому совпадению взглядов с руководителем альянса).

И, возможно, самое интересное во всем этом то, что вопрос относительно Китая, над которым ломали головы западные умы в Мюнхене, имел близкое звучание к вопросу, который в свое время был связан в контексте с Россией: стоит ли идти на максимальные уступки Пекину, чтобы интегрировать его как можно больше в западную систему ценностей, или не делать особых уступок, рискуя, что со временем он запустит свою, альтернативную западной игру. Представляется, пока что выбор сделан в пользу последнего.