ЧЕРНОМОРСКИЙ ФЛОТ: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ, ПРОШЛОЕ И БУДУЩЕЕ, ЭКОНОМИКА, ПОЛИТИКА И ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ФАКТОР

Вчитываясь в современные публикации о Черноморском флоте, приходишь к странному заключению, что это вроде бы живое, одушевленное существо. Более того, для многих любимое. Хотя хорошо известно, что это огромный механизм уничтожения, прежде всего, живой силы противника: реального, воображаемого или определенного политическими соображениями. Этот страшный молох войны — еще и источник политической напряженности в важнейшем для Украины и России регионе.

«Но разве только этот флот?» — спросит проницательный читатель.

Нет, но в данный исторический момент, волей судеб попав именно в этот исторический и географический пункт, Черноморский флот не просто болевая точка в отношениях двух этнически близких народов, но и возможный механизм серьезного противостояния. От благополучного разрешения проблемы Черноморского флота зависит многое, и, прежде всего, будущее Украины и России: стратегическое партнерство, технологическое единство, быстрая интеграция в мировое сообщество и, наконец, главное — благосостояние граждан этих государств.

Те, кто сегодня в Крыму надеется, что Черноморский флот — их опора и надежда, никогда не верили и не верят в то, что русские и украинцы — братские народы. Шовинистические установки не позволяют и политикам самого высокого уровня разговаривать на языке друзей. Кроме того, любая серьезная конфронтация, при которой ЧФ может превратиться в действующую боевую единицу или самостоятельную военно-политическую силу, сделает жизнь мирных жителей Крыма невыносимой. Не тяжелой или даже очень тяжелой, как сегодня, а именно невыносимой. Так что поддержка какой-то частью населения Крыма тех политиков, которые делают свои ставки на помощь и силу флота, — это поддержка «партии войны», «партии гражданской катастрофы».

Относительно быстрое улучшение жизни крымчан сегодня зависит исключительно от инвестиций, от вливания в крымскую экономику крупных капиталов. Слишком много потеряно времени, слишком глубоко зашли деградационные процессы. Причем капиталы должны быть вложены не в ВПК, на что надеются многие руководители и сидят сложа руки, а в сельское хозяйство и перерабатывающую промышленность, транспорт, инфраструктуру обеспечения отдыха и курорты, строительство...

Трагедия крымской экономики заключается в том, что оказалось невозможно в сжатые сроки реформировать именно военное и связанное с военными заказами производство. Затратный и нерентабельный комплекс обеспечения и обслуживания ЧФ к тому ж оказался заложником. Но в этих условиях, усугубляемых все новыми и новыми витками политической напряженности, ни о каких вливаниях в «мирную» экономику не может быть и речи: никто не хочет рисковать. Иностранные частные инвесторы без государственных гарантий и с той и с другой стороны, тем более в нестабильный с политической точки зрения регион, не вложат ни цента. Частный украинский капитал пока что «отмытых» денег в таком количестве не имеет. Российский — занят накоплением и перераспределением внутри своей, со скрипом, но реформируемой, экономики и тянется на Запад. Так что реально остается всего два источника: официальная Украина и официальная Москва. Это не оговорка: в условиях, когда «капиталистическая революция» еще не началась в Украине, можно достаточно легко и централизованно перекачивать средства со всего государства в отдельно взятый измученный политикой Крым для поддержки «тлеющего» функционирования крымской экономики. В России же лишь Москва, а точнее Кремль, способны на такие затраты. Но зачем нынешним жильцам Кремля вкладывать крупные средства в экономику чужой страны, даже если это Крым — ведь вложенные средства, а тем более с прибылью, никогда не вернутся «в стены древнего Кремля». Финансовая подпитка политической напряженности — ДА, поддержка партий и движений, готовых быть бациллоносителями этой напряженности — ДА... И еще на поддержание в таком же тлеющем, как и вся экономика Крыма, агонизирующем состоянии ЧФ.

А как же в таком случае важное военное и военно-стратегическое значение флота в настоящий исторический момент?

Будущее на фоне истории

Чтобы понять, что происходит, давайте обратимся к истории.

Созданный в конце XVIII и в начале XIX столетий ЧФ был главным военным аргументом против Турции. Многовековая мечта восточнославянского сообщества обладания стратегически важными проливами была краеугольным камнем идеологии расширения Российской империи на юго-запад. Формирование державного великоросского шовинизма, как основы существования этой империи, невозможно было осуществить без внедрения в сознание россиян нескольких ключевых идеологем значения ЧФ и Севастополя (форпоста отечества, героического защитника). А вот кто служил на этом флоте, какие народы «ковали» эту славу, кто в массе погибал в бесконечных войнах, не имело значения — флот, оторвавшись от реального человека (русского или украинца), как бы сам имел национальность.

Вот почему гибель флота и поражение в Крымской войне 1854 — 1855 гг. оказались столь болезненными для царизма. После поражения режим решился на реформы, на отказ от института крепостничества. Но понадобилась еще одна турецкая война, чтобы восстановить пошатнувшийся «национальный дух» россиянина. Однако после затопления в Севастопольской (Ахтиарской) бухте черноморской эскадры в 1854 году Черноморский флот никогда больше не имел стратегического значения.

В первой мировой войне противостояние на морском театре боевых действий было таковым, что ни одна из сторон не могла взять верх. Обстрел береговых укреплений в районе пролива Босфор и бомбардировка Варны после вступления на стороне Германии Болгарии — практически не имели значения. Но паритет определялся не силой российского флота, а стратегической ситуацией и отсутствием маневра у самого ЧФ.

Не вдаваясь в подробности бесславного торга вокруг Черноморского флота между Советской Россией, Центральной Радой Украины, Германией и Антантой с октября 1917 по июль 1920 года, можно напомнить лишь то, что Врангель в 1920 году вывел из Севастополя в Бизерту (Тунис) 120 кораблей (и вспомогательных, и боевых), это и было полным и окончательным уничтожением флота.

Впрочем, это никак не сказалось на факте существования советского государства. Из этого можно сделать только один вывод — ЧФ не имел стратегического значения для СССР, того значения, о котором так пекутся нынешние политики. И подтверждением этого могут служить два факта: приобретение накануне второй мировой войны у фашистской Италии самого быстроходного на Черном море боевого корабля-лидера «Ташкент» и благополучно пропущенного через все проливы из Балтики линкора «Севастополь». Весь флот к середине 1941 года состоял приблизительно из 50 единиц надводных боевых кораблей, 47 подводных лодок и 84 торпедных катеров.

Но не в количестве дело и даже не в качестве, а во многих и многих других факторах. При сложившихся обстоятельствах ЧФ имел скорее мощное идеологическое значение, чем стратегическое. Тактическое? Без сомнения, но не флот совершил военный перелом на черноморском театре военных действий. Хотя, конечно же, ЧФ участвовал в обороне Севастополя и Одессы, Новороссийска и Туапсе. Участвовал в Крымской, Одесской, Ясско-Кишиневской операциях. И никто не сомневается в героических действиях моряков-черноморцев всех национальностей во время сухопутных операций. Но сам флот в ходе второй мировой войны имел лишь вспомогательное значение. А после войны, сохраненный, он скорее играл роль «красавца-культуриста» для демонстрации силы своему народу, нежели представлял реальную угрозу потенциальному врагу.

«Второе дыхание» ЧФ приобрел после 1964 года, то есть после отстранения от власти Н.Хрущева, делавшего ставку на ядерную мощь государства. Новое политическое руководство взяло курс на новый виток «холодной войны», на милитаризацию страны и создание мощного ВПК. Именно в эти годы и построена большая часть боевых кораблей, составляющих нынешнюю мощь ЧФ. Большие противолодочные корабли типа «Комсомолец Украины» в строю около 30 лет, типа «Очаков» и «Керчь» около 20 лет, т.е. корабли этого типа морально и физически устарели, но и более современные нуждаются в переоборудовании и модернизации. Вот почему заявления политиков и важных чиновников о стратегическом значении ЧФ всего лишь политические декларации, за которыми скрывается иной смысл.

Итак, геостратегия, базирующаяся на современном состоянии ЧФ, — это блеф. И хотя действительно списочный состав боевых единиц ЧФ превосходит боевую мощь всех государств Черноморского бассейна, ситуация аналогична той, что была в 1914 и 1941 годах: флот в плачевном состоянии, для модернизации нет средств, геостратегическое положение при любом развитии событий диктует иной путь разрешения политической ситуации, однако не с помощью ЧФ. Но политики и руководство флота четвертый год ведут идеологическую кампанию о потере именно геостратегического значения ЧФ, о необходимости реванша над флотами стран Черного моря. Если сравнивать лишь количественный показатель флотов, то можно рассуждать об их превосходстве над ЧФ, но вот как реально выглядят соперники:

Болгария — 63 боевые единицы — ни одного крупного корабля, 3 сторожевика и 2 дизельные подводные лодки;

Румыния — 73 боевые единицы — ни одного крупного корабля, 2 эсминца и 2 дизельные подводные лодки (главную «мощь» румынского флота составляют 37 торпедных катеров и 22 патрульных).

Чтобы усилить военно-количественную мощь Турции, чиновники ЧФ включают в списочный состав и 6 доков-транспортов и около 30 патрульных катеров. Действительно, ВМС Турции имеют самую мощную группировку (165 единиц), но по огневой способности в несколько раз уступающую ЧФ. (Турция не имеет ни одного крупного боевого корабля).

В то же время из приблизительно 150 боевых кораблей ЧФ пятая часть — это крупные боевые корабли. (Кстати, большую путаницу в подсчет боевой мощи флотов вносит и причисление вспомогательных судов, судов обеспечения, и в основном это касается ЧФ.)

Почему же страны Черноморского бассейна не воспользовались ситуацией, возникшей в связи с разделом ЧФ между Украиной и Россией, и резко не увеличили свою боевую мощь? Ответов может быть много: от рассуждений о «самодостаточности и экономической несостоятельности» до утверждения «просто не успели». Однако главным аргументом все же будет то, что военные в этих странах рассуждают и теоретизируют без политики и политиков. Вывод напрашивается сам: зачем тратить баснословные средства на то, что не имеет реального, а не идеологического и политического смысла?

Военные и политические геостратеги в Москве рассуждают иначе — им снятся сны пресловутой политики «канонерских лодок». Вот что пишет Константин Сорокин (Институт Европы Российской академии наук) в «Независимой газете» 2 ноября 1994 года в статье с претенциозным названием «Дальше отступать нельзя. Перспективы российской политики в Средиземноморье»:

«...в перспективе для России было бы очень неплохо нарастить свое присутствие и иметь прочные опоры в «дальнем Средиземноморье» с тем, чтобы иметь возможность оказывать влияние на ход событий в данной части мира. Но на сегодняшний день этого добиться невозможно. Россия слаба и как экономический партнер, и как участник региональных геополитических игр. Страны региона, пожалуй, не воспринимают Россию всерьез. В этих условиях рассчитывать на какое-то сотрудничество с ними наивно. Максимум, что сегодня Москва может сделать, — это прежде всего попытается предотвратить дальнейший откат из Средиземноморья».

И это же предлагают сделать высшему политическому руководству теоретики РАН. Вот еще одна цитата из этой же статьи:

«Зона 1» (Причерноморье) крайне важна для последующего расширения геополитического влияния России в «дальнее Средиземноморье».

Действительно, имея непрочные и даже опасные тылы — враждебную Украину, воюющий Кавказ, нестабильный Крым, неконтролируемые Россией Черное и Каспийское моря, бесперспективно и рискованно проводить активную политику во внешнем районе, то есть «Зоне 2» (Средиземноморье).

Поэтому по мере возможности, пытаясь отстоять российские позиции в «дальнем Средиземноморье», Россия прежде всего должна озаботиться состоянием дел на собственных границах и лишь затем всерьез думать о дальних рубежах.

Одушевленный флот и забытые люди

Ну что ж, похоже, нам не очень-то и светит мирное будущее, о котором так мечтали три-четыре поколения современников, уставших от самого безумного, самого кровавого и самого разрушительного столетия за всю историю человечества: теоретики из РАН и еще доброго десятка других российских институтов прогнозируют продолжение противостояния. Обратите внимание — нигде ни единой фразой ученые-политологи не упоминают о ЧЕЛОВЕКЕ, о ГРАЖДАНИНЕ этих государств. Тот самый «человеческий фактор» исчезает из рассуждений. Никто не говорит как, каким образом, готовя теоретическую базу для броска в дальнее далеко, можно улучшить жизнь изможденных политикой и экспериментами рядовых граждан и России, и Украины. После таких статей становятся более понятными и события в Крыму, и экономический диктат России, и пропаганда враждебности к украинской державе, причем на государственном уровне (публикации в печатном органе командования ЧФ газете «Флаг Родины» нельзя ведь назвать частным мнением частной газеты, а призывы и воззвания государственных и политических деятелей (К.Затулина, С.Бабурина...) — частными заявлениями частных лиц). Причем мнения и действия почти всех бывающих в Крыму наездами российских деятелей странным (или нет?) образом все больше и больше совпадают с мнениями «соколов» Жириновского, «орлов» Баркашова и Васильева...

Но почему-то никто не говорит об инвестициях в мирную экономику, не насильственное на определенных жестких условиях «воссоединение» (уж не для наступления: если «дальше отступать некуда»?), а настоящую экономическую интеграцию, против которой никто и не возражает. Но камнем преткновения был и остается ЧФ как один из главных аргументов давления России на Украину.

А между тем пути к реальному решению всего узла проблем вокруг ЧФ, а следовательно, и Крыма, есть.

Например, вот что пишет кандидат философских наук, заведующий отделом международной безопасности Института мировой экономики и международных отношений Украины Олег Бодрук в номере 7 за август 1994 года журнала «СПОСТЕРІГАЧ»:

«В рамках программы «Партнерство ради мира» и в продолжение уже сделанных заявлений о превращении Балтийско-Черноморского региона в зону мира, Украина могла бы выступить инициатором демилитаризации бассейна Черного моря. На переходных стадиях этого проекта можно было бы договориться о поэтапном сокращении боевых кораблей в акватории Черного моря, ограничении их тоннажа и бортовых систем вооружения. В результате страны Черноморского региона получили бы значительные выгоды в виде снижения уровня военной угрозы, сокращения затрат на содержание военных флотов, улучшения экологической ситуации в бассейне Черного моря. Такое радикальное решение поставило бы все точки над «i» в долгом и безрезультатном споре между Украиной и Россией о судьбе Черноморского флота и военно-морских баз. Реализация этих предложений требует как минимум исполнения двух главных условий.

Первое — предоставление гарантий исполнения условий подобного соглашения со стороны НАТО (в том числе и Турции).

Второе — присутствие политической воли государств Черноморского региона в деле укрепления мер доверия и ослабления военного противостояния без ущерба для собственной безопасности...»

Если они будут исполнены, то вопрос решится. Но спартанцы ответили: «Если!»

В заключение можно добавить, что не только ЧФ стал для многих существом как бы одушевленным, живущим отдельно от нужд и проблем народа, передвигающимся или ремонтирующимся без экипажей и рабочих, но и «родная мать» Черноморского флота — геополитика для многих в Москве ожила и оторвалась от десятков и сотен миллионов мирных граждан в угоду тем, кто не желает расставаться с милитаризмом, реваншизмом, всему тому, что им несет военную славу и большие звезды, а нам, «пушечно-геполитическому мясу» — страдания и бесперспективность.