На всю оставшуюся жизнь

Поделиться
На всю оставшуюся жизнь
Почти все ребята диктовали нам письма домой о том, что погибли в бою. Не хотели инвалидами возвращаться. Мы писали все, при них складывали треугольники, а потом в дежурке тихонько переписывали письма, сообщали, что боец жив, находится в госпитале и скоро будет переправлен в тыл.

На всю оставшуюся жизнь

Нам хватит подвигов и славы,

Победы над врагом кровавым, -

На всю оставшуюся жизнь.

В.Баснер, П.Фоменко

Евдокия Романовна сидела в белом халате, склонившись над микроскопом. Заметив гостей на пороге кабинета, улыбнулась и совершенно неожиданно для меня сказала: "А вы бледная. Кровь давно сдавали? Давайте это сделаем прямо сейчас!". Еще минута - и я бы согласилась, попав под ее магнетическое обаяние и умение подчинять. Маникюр и ярко красная помада Евдокии Романовны покорили меня окончательно. И я, не скрывая восхищения, разглядывала ее как дорогой раритет. Этой необыкновенной женщине исполнилось 90 лет.

Евдокия Павлова 73 года проработала в медицине, из которых 30 лет возглавляла клинико-диагностическую лабораторию в больнице для ученых АН Украины. Она прошла всю войну, была ранена, награждена медалями и орденами. И до сих пор продолжает трудиться в родной лаборатории рядовым сотрудником, не представляя свою жизнь без работы.

Детство. Юность. Война

О своем детстве Евдокия Романовна вспоминать не любит. Оно пришлось на голодомор. Он забрал у нее маму и брата. Отец с пятью детьми остался один. Соседи помогали, как могли. Выжить было непросто.

- Мне хотелось уехать подальше от родной Лиховки, чтобы не вспоминать все эти ужасы, - рассказывает Евдокия Романовна. - Поступила в медицинский техникум в Верхнеднепровске, что в 50 километрах от нашего села. На выходные ходила пешком домой и обратно.

В 1940 году Евдокия окончила техникум и получила направление в Таджикистан. Ей было всего 17 лет. Тогда диплом не выдавали на руки, молодых специалистов направляли работать в отдаленные уголки огромного Союза.

- Нас было 30 человек. Мы должны были ехать на афганскую границу, в кишлак, лечить детей. Но я заболела тропической малярией, и меня оставили. Не знаю ничего о судьбе тех, кто тогда попал на границу, выжили ли они? После выздоровления получила направление в Ленинабад в городскую больницу, где проработала всего девять месяцев, а потом началась война. В Таджикистане было много эвакуированных. Некоторые успели сохранить деньги и ценности, поэтому цены на продукты мгновенно взлетели. Хлеб стал буквально на вес золота. День и ночь мимо нас шли эшелоны с военной техникой.

Собрала своих девчонок-медсестер и сказала, что если мы не уйдем на фронт, то точно погибнем от голода. И пошли к военкому. Нас не хотели отпускать. Но как раз в тот момент в кабинет зашел статный майор с просьбой помочь найти медсестер для прифронтового госпиталя. На следующий день всем девичьим составом были на месте сбора. Мы и нажить-то ничего не успели, я взяла с собой только одеяло и подушку.

Ехали в теплушках без окон, спали на нарах. Во время остановок хватали ведра, бежали за водой. Нужно было успеть наносить воды в котел, чтобы в пути готовить пищу и заваривать чай. Хорошо, если водокачка оказывалась рядом, но часто приходилось проползать под десятком эшелонов, чтобы до нее добраться. Однажды, возвращалась обратно, пробираясь под товарным поездом, зацепилась бушлатом за железный крюк. В эту минуту состав тронулся и потащил за собой. Пока солдаты докричались, поезд остановили, меня изрядно побило, благо штаны были ватные. Но воду из рук не выпустила. Так в ведра вцепилась, что когда меня достали из-под вагона, пальцы не могли разжать.

Доехали до узловой станции Елец, где стояло бесконечное множество эшелонов с бойцами и техникой. Вокруг - сплошные воронки и горбики со свежими могилами. Ни травинки, ни деревца. Жуткое зрелище. Из Средней Азии, кроме медикаментов, мы везли разный провиант, в том числе мешки с урюком, сахаром, изюмом и солью. Наш госпиталь №4455 возглавлял Самуил Яковлевич Шерашевский. Мудрый был человек, он понимал, что на этой станции для нас может все закончиться. Поэтому посовещавшись с нами, "пожертвовал" начальнику станции мешок изюма и урюка. К вечеру удалось покинуть Елец. А через несколько часов началась бомбежка, станцию сравняли с землей…

Слушала Евдокию Романовну, поражаясь, насколько точно и подробно она описывает события тех далеких лет. Как глубоко засели в памяти осколки той страшной войны.

- Остановились мы у Воронежа, на Придаче, - продолжала свой рассказ Евдокия Романовна. - Город разделяла речка. На правом берегу укрепились немцы, мы - на левом. В прифронтовой госпиталь нужно было превратить коровники. Подлатали, побелили и поставили там по 50 коек. Прямо к госпиталю провели дорогу. Работа кипела.

В прифронтовом госпитале
под Воронежем. 1943 год
В прифронтовом госпитале под Воронежем. 1943 год

В июле 43-го привозили особенно много раненых. Они лежали прямо на траве, дожидаясь своей очереди. Каждого нужно было обработать: уколоть обезболивающее, остановить кровотечение, сделать перевязку, помыть. Потом уже определяли в госпиталь. Под открытым небом стояли самодельные деревянные операционные столы и двадцать огромных котлов, в которых кипятили бинты и белье. 30-градусная жара, кровь, мухи, смрад. Не спали сутками. Лишь чай пополам с "Кагором" хоть как-то восстанавливал силы.

- У нас было восемь хирургов - две женщины и шесть мужчин, - продолжает Евдокия Романовна. - Специалисты высшего класса. Особенно главный хирург - одессит Виктор Яковлевич Василькован. Помню, раненых было столько, что не знала, кого брать в первую очередь. А он мне говорил: "Дуся, сколько тебя учить: того, который сильно кричит, не бери. Орет - значит живой, подождет еще. В первую очередь бери того, который молчит. Там шок".

Сотни тысяч погибших. Раненые в госпитале долго не задерживались: неделя-другая - и отправлялись кто в тыл, кто на фронт. Привозили новых и новых. Ведь неподалеку Курск - вы же знаете, какая была бойня на Курской дуге. Особенно много в нашем госпитале было ребят без рук. Они всю ночь звали сестричек, просили сделать самокрутки с махоркой, подкурить их. Так тогда "наподкуривалась", что сама закурила. "Продымила" тридцать лет. Сердце болело за солдат, которых мучили фантомные боли. Кричат, стонут, просят: "Потри, Дуся, палец! Страсть как болит!".

Почти все ребята диктовали нам письма домой о том, что погибли в бою. Не хотели инвалидами возвращаться. Мы писали все, при них складывали треугольники, а потом в дежурке тихонько переписывали письма, сообщали, что боец жив, находится в госпитале и скоро будет переправлен в тыл. Ведь матери главное знать, что ее сын жив. Мать примет любого.

Рядом с Придачей располагался аэродром. Каждый вечер наши летчики летали бомбить немцев. Нам было по 18-20 лет, и не удивительно, что в редкие свободные минуты после дежурства мы бегали к летчикам на танцы. На импровизированной танцплощадке кружились в вальсе, забывая обо всем. То были минуты счастья. Часто на следующий день тех, с которыми танцевали, уже не было. Погибли в бою. Потому все мы ценили каждый прожитый день, каждый час.

Позднее госпиталь, в котором служила Евдокия Павлова, стоял в Конотопе, Нежине, а со временем его перевели обслуживать войска противовоздушной обороны Киева. Шла подготовка к форсированию Днепра.

- 4 ноября 1943 года добрались до узловой станции Дарница. Нам выделили около двадцати грузовиков, загрузили их доверху, и мы стали готовиться к переправе через Днепр, - вспоминает Евдокия Романовна. - Переправляться можно было только вечером. Первая машина была загружена лишь матрацами и постельным бельем. Она не дошла и до середины реки - разбомбили. Можете представить наше настроение. Но вопреки всему, за ночь мы все-таки перебрались на правый берег.

В Киеве расположились на Новопавловской, на месте бывшего немецкого госпиталя. Одно из ярких воспоминаний: большие погреба, в которых немцы хранили огурцы, помидоры и картошку. А мы почти всю войну ели одну пшенную кашу, другой крупы не было. Нам наварили выварку картошки, принесли ведро квашеной капусты. Вкуснее этого быть ничего не могло! Неделю "пировали".

К концу войны в армию брали молодежь и женщин, мужчины уже давно все воевали. В этот период старшина Павлова повидала особенно много смертей молодых женщин и совсем юных ребят. Крови для переливания не хватало, медсестры отдавали свою.

Любовь и судьба

Свою судьбу - Всеволода Павлова - Евдокия повстречала в госпитале. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Будущего мужа буквально вытащила с того света.

- Как-то задремала после смены. Меня разбудили девчонки. Виктор Яковлевич вызвал к себе и говорит: "Слыхала, какого жениха привезли? Тебе же всегда попадаются самые тяжелые. Ты их ставишь на ноги, они уходят. А этого, если выходишь, оставим тебе". Шутка хирурга оказалась пророческой.

27-летний Всеволод служил в одной из частей, дислоцировавшихся в Киеве. Как-то увидел парня на велосипеде, попросил покататься и угодил под машину. - Это ж надо было пройти всю войну радистом и так глупо чуть не лишиться жизни! - восклицает Евдокия Романовна. - Но ему не повезло еще и с врачом, наложившем металлические скобы на раны, в которые попала инфекция, и развился сепсис. К нам Севу привезли уже без сознания. Для него освободили целый отсек, и мы с Лилей Забродской дежурили по очереди. Консультирующий нас известный хирург, генерал, профессор Ищенко, посмотрев на больного, сказал нашему главному: "Зачем его привезли? Он - не жилец!". Но тот ответил: "А я поставлю его на ноги. Вот увидишь! Еще и докторскую диссертацию смогу защитить!".

Достали американский антибиотик стрептомицин. Положили парня на стол, обтянутый клеенкой. Лежит молодой красавец с пышной шевелюрой. Он был очень похож на артиста Евгения Матвеева. Только еще красивее. Виктор Яковлевич делал разрезы вдоль по всему телу. Даже кровь не шла, потому что гемоглобин был "на нуле". А я выливала на эти раны два-три ведра разбавленной марганцовки в день. Капельниц тогда не было. Мы соорудили из трубочек некое подобие, и я держала это на вытянутых руках по несколько часов, пока капало лекарство. Процедуры длились больше месяца. И наконец, после очередных промываний, я увидела первый красный капилляр. Потом их появлялось все больше и больше, и стало ясно, что мы победили. Виктор Яковлевич зашивал порезы и приговаривал: "Я его еще продемонстрирую на кафедре в мединституте!". Так мой Сева выжил.

Семья и работа

Война закончилась, Евдокию демобилизовали, госпиталь расформировали. Молодые расписались, сняли угол у знакомых. Начались тяжелые послевоенные будни.

- Питание тогда было скудное: бутылка масла и пять килограммов картошки на месяц, хлеб - по карточкам, - вздыхает Евдокия Романовна. - Я забеременела. Муж согласен был на любую работу, пошел в МВД, чтобы появилась хоть какая-то надежда получить свое жилье. Его долго проверяли, наконец, взяли на должность фельдъегеря. Работа была хороша еще и тем, что муж приезжал в 6 утра, проводил со мною весь день, а вечером уезжал в другой город. Я же могла нормально выспаться на нашем подобии кровати. Накануне родов Сева уехал в другой город и задержался там на сутки. Ночью начались схватки, рядом - никого. Вышла на улицу и упала в снег. Выбраться не могу. Схватки сильные. К счастью, мимо проезжал "бобик", водитель остановился, схватил меня на руки и отвез в Печерский роддом. Если бы не он, так и погибла бы в том сугробе. Всю жизнь хотела его найти, отблагодарить.

Так появился на свет первенец Павловых - сын Виктор, названный в честь прекрасного человека, хирурга Виктора Яковлевича Василькована. Долго бы еще молодая семья мыкалась по чужим углам, если бы ни его величество случай.

- Как-то муж повез почту в ЦК и там абсолютно случайно встретил друга детства, - говорит Евдокия Романовна. - Тот к тому времени занимал высокую должность, куриро-вал МВД. Он и похлопотал, чтобы Севе выделили жилье. Вскоре мы переехали в нашу 16-метровую комнату. Все добро - панцирная кровать, ватное одеяло да Витюшина люлька из лозы. Но счастью не было предела!

Вскоре Всеволод окончил с отличием школу МВД и стал оперуполномоченным, а Евдокия начала работать в поликлинике для ученых. В семье появился второй ребенок - дочка Светлана.

В больнице для ученых. 1950 год
В больнице для ученых. 1950 год

- Я поступила на вечернее отделение медицинского института и продолжала работать. Потом наша поликлиника переехала в новое здание, и мы стали называться больницей для ученых. Минздрав передал нас в ведомство Академии наук. А мне доверили руководить клинико-диагностической лабораторией. Эта лаборатория - мое детище. Как не жаль мне ее покидать, но хочется успеть еще и правнука понянчить.

Уже десять лет как ушел из жизни муж Евдокии Романовны. Но тепло и забота близких поддерживают ее, радуют трое внуков и правнук. О них Евдокия Романовна говорит с гордостью. Особенно о младшей Жене: "Видели бы вы, какие сайты делает моя Женечка. Она же мой "компьютерный учитель". Теперь я справляюсь и с отправкой почты, и по скайпу говорю".

Многие годы 9 мая из разных городов съезжались однополчане Всеволода и Евдокии Павловых. Традиционно встречались в столичном ресторане "Метро". Время идет. Оно забрало многих ветеранов, да и ресторана давно уж нет. Стараниями Евдокии Романовны в больнице тоже отмечали этот праздник. В актовом зале накрывали столы, варили солдатскую кашу.

- Удивительно, могла остаться любая еда, но кашу всегда съедали, - говорит Евдокия Романовна. - Теперь из 45 ветеранов, работавших в больнице, осталось… двое. Отмечать не с кем. Но все-таки я надену в День Победы свой белый костюм с орденами, и мы обязательно отметим этот светлый праздник в кругу семьи!

Поделиться
Заметили ошибку?

Пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter или Отправить ошибку

Добавить комментарий
Всего комментариев: 0
Текст содержит недопустимые символы
Осталось символов: 2000
Пожалуйста выберите один или несколько пунктов (до 3 шт.) которые по Вашему мнению определяет этот комментарий.
Пожалуйста выберите один или больше пунктов
Нецензурная лексика, ругань Флуд Нарушение действующего законодательства Украины Оскорбление участников дискуссии Реклама Разжигание розни Признаки троллинга и провокации Другая причина Отмена Отправить жалобу ОК
Оставайтесь в курсе последних событий!
Подписывайтесь на наш канал в Telegram
Следить в Телеграмме