История болезни. «До конца своих дней не забуду, как моя дочь кричала от боли и умоляла помочь, а врачи говорили, что это плеврит, и называли ее истеричкой…»

10 августа в Ужгородской городской больнице умерла 24-летняя Зоряна Петканич, мать семимесячной девочки. И хотя в медучреждениях такие случаи, к сожалению, не редкость, смерть молодой женщины вызвала огромный резонанс. Родители Зоряны обвинили в трагедии врачей, считая, что дочь умерла из-за их преступной халатности. Медики в свою очередь дружно утверждают, что сделали все от них зависящее, но спасти пациентку было невозможно…

«Один из врачей посоветовал сходить… к ворожке»

Со времени смерти молодой женщины прошло более месяца, однако родные все еще не могут смириться с этим, часто говоря о Зоряне в настоящем времени.

— Это наша единственная дочь, — говорит отец Зоряны Михаил Лаврив. — Если б вы знали, каким ребенком она была. Увлекалась игрой на бандуре, в школе была отличницей, с красным дипломом закончила юридический факультет, всегда была старостой группы, лидером, диплом защищала на английском языке. Дочь серьезно занималась спортом, была призером области по каратэ, ездила на республиканские соревнования. Планировала поступать в аспирантуру, а недавно сдала экзамен по нотариальному делу. Хотела стать нотариусом, как и я. Еще недавно просила меня: «Папа, подыщи мне офис в центре города». За свои 24 года Зорянка ни разу не обращалась к врачам, болела лишь в детстве простудными заболеваниями. Первый раз попала в больницу и так оттуда и не вышла…

14 июля Зоряна с мужем искупались в карьере, а через два дня у нее подскочила температура, начались сильные головные боли, рвота. 16 июля, в субботу, женщина сама отправилась в больницу, но поскольку это был выходной, ее госпитализировали лишь в понедельник. Врачи заподозрили у пациентки острую нейроинфекцию, пневмонию и плеврит, положили ее в инфекционное отделение Ужгородской городской клинической больницы.

— Отделение закрыто для посещений, поэтому первые дни дочь сама выходила к нам, — продолжает Михаил Михайлович. — Все время жаловалась на страшную головную боль, горячку и рвоту. В субботу дочка была настолько слаба, что не смогла встать, поэтому мы сами поднялись к ней. Дела у Зорянки были совсем плохи. После подключения капельницы дочь стало трясти, она впала в ступор. Врачей рядом не оказалось, и жена с криком бегала по отделению, пока кто-то не прибежал и не отключил капельницу.

В тот день к Зоряне наконец пригласили невропатолога из областной больницы. Осмотрев ее, он поставил диагноз «астеноневротический синдром» (истощение нервной системы), написал в истории болезни, что вызов необоснованный, и предложил пригласить психиатра. Врачи сами этому удивились, но мне было все равно, кого вызывать, лишь бы это помогло дочери.

Я лично договорился с психиатром и привел его на следующий день. Осмотрев Зоряну, доктор сказал: «Люди добрые, позовите к ней грамотного невропатолога, здесь нет ничего психиатрического, мне кажется, это менингит». Но врачи опять не обратили на это внимания.

Зоряне становилось все хуже. Она почти ничего не ела (после еды начиналась рвота), температура держалась выше 39 градусов, а из-за головной боли дочка не могла удержаться от крика. Целую ночь она не спала, громко стонала и умоляла: «Дайте мне хоть какую-то таблетку». Когда я подошел к одному из врачей с просьбой, чтобы он как-то облегчил муки Зоряны, тот посоветовал на всякий случай сходить… к ворожке.

Врачи считали, что боль в голове вызывает плеврит. «Неужели боль от плеврита настолько сильная, что дочь не может ее вынести?» — спрашивал я. «Ваша дочь, наверное, истеричка», — ответила одна из врачей.

С первых же дней я ходил к главврачу горбольницы Ивану Кураху, объяснял ему, что дочери не помогает лечение, и спрашивал, не надо ли отвезти ее в Киев или хотя бы вызвать оттуда специалистов. Главврач, как и другие медики, неизменно отвечал: «Не переживайте, все находится под контролем, мы вылечим вашу дочь».

Еще через два дня мучений Зоряну перевели в пульмонологическое отделение (в соседний корпус она еще пошла сама, хотя и с трудом). Туда позвали городского невропатолога, которая тоже ничего не обнаружила и написала в истории болезни, что у дочери психоэмоциональные нарушения.

В пульмонологии температура Зоряны превысила сорок градусов, позже медсестры сказали, что она даже теряла сознание. Состояние дочки настолько ухудшилось, что ее перевели в реанимацию, где температура достигла 40,8 градуса. В реанимации Зоряне сделали спинно-мозговую пункцию и опять ничего неврологического не обнаружили.

28 июля, перестав верить заверениям врачей, что все находится под контролем, отец по собственной инициативе привел к дочке заведующего курсом нервных болезней Ужгородского национального университета профессора Богдана Булецу. Тот, осмотрев Зоряну и взглянув на результаты пункции, сразу сказал: «Это же бактериальный менингоэнцефалит!» Профессор расписал лечение и успокоил нас, сказав, что болезнь излечима. Зорянке действительно стало легче, ее перевели в отделение сосудистой неврологии. Но через два дня состояние опять ухудшилось. Дочка жаловалась на страшные боли в голове и спине, она снова кричала по ночам, а врачи, которых донимали эти крики, подходили и говорили: «Зоряна, не кричи, веди себя прилично!»

В те дни Зорянка еще могла говорить, она много расспрашивала о доченьке, иногда просила принести поесть чего-то домашнего. Она, бедная, даже не предполагала, чем может закончиться лечение. В неврологии дочке уже во второй раз сделали неконтрастную томографию и еще одну пункцию. Собрался консилиум, на котором фтизиатр предположил, что у Зоряны, наверное, туберкулезный менингит. Противобактерийную терапию сменили противотуберкулезной, хотя никакой туберкулезной палочки не высеяли. Мы хотели снова пригласить профессора Булецу, но он уехал в отпуск, связи с ним не было.

Через несколько дней врач спросил, болела ли когда-нибудь Зоряна туберкулезом, а услышав, что нет, произнес: «И здесь мы не попали в точку». Дочке становилось все хуже, от боли ей назначили очень сильные препараты, но болезнь прогрессировала. В пятницу, 5 августа, Зоряна уже не могла говорить, хотя еще реагировала на вопросы. «Доченька, где у тебя болит?» — спрашивал я. Она немного поднимала руку и пальцем показывала на голову. А врачи, увидев неэффективность лечения, снова изменили диагноз и назначили еще и антивирусную терапию. Вскоре дочку опять перевели в реанимацию. Ей назначили семнадцать разных капельниц и уколов!

Отец слишком поздно понял, что в Ужгороде Зоряне не помогут, и договорился о лечении в клинике г.Дебрецен в Венгрии. Но когда сказал об этом врачам, те ответили: «К сожалению, пациентка уже не транспортабельна». В воскресенье дочка перестала глотать. Глотательный рефлекс исчезает за три дня до смерти. Отец побежал к начальнику управления здравоохранения и попросил, чтобы он хоть что-то сделал. Тот набрал номер главврача городской больницы и сказал: «Вызовите наконец специалиста из Киева! Почему ко мне родители ходят жаловаться?» Только после этого И.Курах вызвал из Киева главного врача Института эпидемиологии и инфекционных болезней, профессора Виктора Матяша. Он приехал в среду (Зоряна была уже на аппаратном дыхании) и попытался оказать лишь реанимационную помощь. Его вызвали слишком поздно. Когда вечером отец провожал В.Матяша на поезд, профессор сказал, что его дочь лечили малоэффективными отечественными препаратами и спросил: «Неужели нельзя было вызвать меня раньше?..» В тот же день около полуночи позвонил заместитель главного врача горбольницы. «К сожалению, ваша дочь умерла», — сказал он.

«Я уверен в правоте своих заведующих отделениями…»

Через несколько дней после похорон родители и муж умершей написали заявление в прокуратуру, считая, что смерть Зоряны вызвана преступной халатностью медперсонала. Точку над «і» должно поставить заключение судмедэкспертизы о причине смерти, но его пришлось ждать две недели. Тем временем медики единой командой выступили в защиту своих действий, утверждая, что делали все возможное для спасения Зоряны, а поставить ей правильный диагноз с самого начала объективно было невозможно.

— В правоте заведующих инфекционным, пульмонологическим, неврологическим и реанимационным отделениями, а также курировавшего лечение начмеда, я не сомневаюсь, — говорит главный врач Ужгородской клинической городской больницы Иван Курах. — Они делали все возможное. Кроме того, к пациентке приглашали специалистов из туберкулезной и областной больниц. Люди искали выход из ситуации. Я понимаю, что в семье горе, но не хотел бы, чтобы его переносили на плечи врачей.

— Вы считаете, что летальный результат в данном случае был неизбежен?

— К сожалению, да. Тем более что поступили результаты анализов вирусологической лаборатории, показавшие, что в крови у Зоряны был хантавирус, то есть высеяна геморрагическая лихорадка с почечным синдромом, от которой практически нет спасения. Мы предполагали, что это было вирусное заражение. С любым бактериальным врачи справились бы…

Через две недели после смерти женщины результаты судебной экспертизы были готовы, но сообщить их журналисту в судмедэкспертизе … категорически отказались. Лишь через несколько дней, после неоднократных напоминаний о том, что отказать в предоставлении информации нет никаких оснований, исполняющий обязанности начальника судмедэкспертизы сообщил диагноз (само заключение без истории болезни удалось позже прочитать в прокуратуре) — гнойный (бактериальный) менингоэнцефалит. В легких и мозгу Зоряны высеяли патогенный золотистый стафилококк, который и вызвал воспаление мозга. Молодая женщина умерла от болезни, которую профессор Булеца диагностировал на двенадцатый день после ее обращения к врачам.

— Когда мы с женой захотели узнать окончательный диагноз дочери, судмедэксперт прямо заявил, что в управлении здравоохранения ему запретили с нами встречаться, — говорит отец Зоряны Михаил Михайлович. — А проводившая вскрытие областной патанатом сказала, что на нее давит начальство. Нам все-таки удалось полистать историю болезни, и ее записи едва не вызвали у нас шок. В истории записано, что максимальная температура у Зоряны была 39,4 градуса, тогда как мы сами фиксировали температуру 40,5°. Дочке приписали какие-то галлюцинации и черепно-мозговые травмы, которых у нее никогда не было. А запись о менингоэнцефалите появилась еще за день до визита профессора Булецы, хотя именно он первым поставил этот диагноз. Мы сможем доказать, что историю болезни дочери фальсифицируют, и будем добиваться независимой экспертизы. Нам не нужна месть, мы хотим всего лишь объективного расследования. Нашу дочку уже не вернуть, возможно, спасем от подобного лечения других людей.

С первых дней, когда было очевидно, что Зорянке становится все хуже, я просил наших врачей отвезти ее в Киев или вызвать оттуда специалистов. Мне все время отвечали — мы вылечим вашу дочь, все находится под контролем. Хотя, согласно медицинскому законодательству, врачи не только могли, но обязаны были консультироваться с вышестоящими инстанциями. Большинство специалистов, включая профессора Булецу, мы приглашали к дочери по собственной инициативе. Даже профессора Матяша вызвали из Киева лишь после того, как я в отчаянии прибежал в управление здравоохранения. Откуда эта амбициозность у наших медиков и кому нужна их самоуверенность, от которой умирают люди? Я до конца своих дней не забуду, как Зорянка кричала от боли и умоляла дать ей таблетку, а в инфекционном отделении говорили, что это плеврит, и называли ее истеричкой…

Установленная экспертами причина смерти вряд ли устраивает лечивших Зоряну врачей, хотя она очень многое проясняет. По словам специалистов-невропатологов, признаки менингоэнцефалита у Зоряны были уже в первый день ее обращения в больницу, однако врачи их не распознали. Течение болезни было атипичным (при классическом менингоэнцефалите пациенту отказывают ноги), но на то ведь и существует клиническая больница, чтобы разбираться не только в самых простых случаях. Диагноз же невропатолога из областной больницы, который посчитал свой вызов необоснованным и предписал вызвать к пациентке психиатра, можно назвать верхом непрофессионализма. Возникший у женщины психоорганический синдром лишний раз свидетельствовал о менингоэнцефалите, и это заметил даже неспециалист психиатр. Болезнь Зоряны, вероятнее всего, развивалась таким образом. Патогенный золотистый стафилококк, носителем которого она была, в ослабленном организме (незадолго до начала болезни женщина интенсивно готовилась к экзамену, а затем искупалась в озере) вызвал воспаление легких, которое перешло в воспаление мозга. Процесс этот очень болезненный, вот почему Зоряна так кричала и просила обезболивающее. Вопрос, откуда в организме здоровой женщины-спортсменки взялся патогенный стафилококк, можно считать риторическим, если вспомнить, что семь месяцев назад ей делали кесарево сечение в ужгородском роддоме. Том самом, в котором патогенный золотистый стафилококк высеяли и в воздухе, и на инструментах, и у пятой части персонала. Естественно, принять подобную картину заболевания Ужгородской горбольнице было бы нелегко. Тут и появился хантавирус и геморрагическая лихорадка с почечным синдромом, которая отдаленно напоминает течение болезни Зоряны и от который якобы нет спасения. Как рассказала журналисту областной патанатом, никакой записи об отправке крови пациентки на вирусологическую экспертизу во Львов в истории болезни нет (или уже появилась?), сами родственники об этом тоже ничего не знают. Кстати, в последние сорок лет в областной патанатомии не припоминают ни одного случая смерти от геморрагической лихорадки, такого диагноза здесь вообще не было. Когда на собрании врачам сообщили, что причиной смерти Зоряны стала геморрагическая лихорадка, один из присутствовавших не удержался от замечания: «Вы, наверное, долго искали в Интернете этот диагноз».

По телефону главврач Института эпидемиологии и инфекционных болезней Виктор Матяш (который выезжал в зоны землетрясений в Иран, Индию, Турцию и многократно лечил различные лихорадки) прокомментировал, могла ли быть у Зоряны геморрагическая лихорадка.

— В данном случае на сто процентов нет, — ответил Виктор Иванович. — Там совсем другая клиника. Геморрагическая лихорадка вызывает геморрагический синдром (то есть кровоизлияние) в мозг, легкие и почки. Это абсолютно не то.

В.Матяш сам назвал институт во Львове и даже фамилию профессора, который обнаружил в крови хантавирус, однако комментировать его работу отказался…

«После вскрытия врачи не поднимали на меня глаз…»

Ряд вопросов вокруг необычного хантавируса (который, кстати, переносится грызунами) и геморрагической лихорадки совсем неожиданно возник не только в связи со смертью Зоряны Петканич. В ходе сбора материала по делу Зоряны один из врачей обмолвился, что несколько недель назад от той же геморрагической лихорадки умерла еще одна пациентка, лечившаяся в том же инфекционном отделении. Узнать конкретные данные умершей оказалось непросто, их не хотели сообщить ни в больнице, ни в санэпидстанции (хотя сам факт обнаружения хантавируса здесь и подтвердили). Через третьих лиц мне все-таки удалось выяснить, что больная жила в с.Сторожница недалеко от Ужгорода, узнать в сельсовете фамилию (Леся Голубка, которой было всего пятнадцать лет) и встретиться с ее родителями.

— Впервые дочке стало плохо в середине июля, — рассказывает отец девочки Петр Голубка. — Леся пожаловалась на желудок, и мы отправились в семейную амбулаторию, где ей прописали мезим-форте и еще какие-то таблетки. Дома мы промыли дочке желудок и поставили клизму. После этого на несколько недель наступило облегчение, но затем у Леси стали желтеть глаза. Седьмого августа мы отвезли ее в инфекционное отделение, и там сказали, что это, возможно, гепатит А. Но на следующий день лечащий врач сообщил, что гепатита А нет, у дочки — застой желчи. До середины недели Леся ходила, и на выходные врачи отпустили ее домой, дав с собой много таблеток. Дочка принимала их целыми горстями.

В понедельник, 15 августа, Леся еще больше пожелтела и очень ослабла. Мы отвезли ее в больницу, там собрали консилиум, сделали дочке УЗИ, потом отправили на компьютерную томографию. Нам сказали, что печень у Леси сильно поражена, поэтому ее переводят в реанимацию областной больницы. Какая именно болезнь у дочки, врачи не знали. Ее лечили от гепатита А, застоя желчи, потом заподозрили гастрит желудка, затем какой-то герпес. Точный анализ должны были поставить после вирусологического лабораторного анализа крови, которую отправили во Львов. Мы еще подписывали для этого какие-то бумаги. Леся ходила до 23 августа, эти дни я все время был с ней. Последнюю ночь дочка еще успокаивала меня: «Папа, день-два, и я выпишусь, ты не плач». «Я плачу, потому что ты в больнице, — отвечал я. — Мне обидно, что тебя нет дома». 24 августа, в среду утром, дочке стало легче, и я был так счастлив, думал, она пошла на поправку. Но затем у Леси вздулся живот и она стала угасать с каждым часом. Дочка уже понимала, что это конец, и плакала: «Боже, я не хочу умирать, я так не хочу умирать…» Она умерла у меня на руках после обеда…

— Накануне я слышал, как лечащий врач Леси звонил в инфекционное отделение, — продолжает Петр Николаевич после паузы. — «Я звоню по поводу девочки, которая сейчас у нас, — сказал он. — Пишите ей такой диагноз, какой вас устраивает». Я даже ушам своим не поверил, а стоявший рядом врач произнес: «Так у нас уже и такое возможно?..»

Во время вскрытия я стоял в коридоре и слышал, как патанатом кричала на лечивших дочку врачей. Когда они вышли, то не поднимали на меня глаз… Согласно свидетельству, причиной смерти Леси стала печеночная недостаточность, цирроз печени. Что вызвало этот цирроз, нам так и не сказали.

Через несколько дней после похорон к нам домой приехал санитарный врач и дал отраву для мышей. Он объяснил, что дочку могли покусать мыши или крысы, и это вызвало какой-то вирус, от которого она умерла…

По словам родных Зоряны Петканич, об отправке крови на вирусологическую экспертизу во Львов им никто не говорил и никаких бумаг по этому поводу (в отличие от родителей Леси Голубки) они не подписывали. Вместе с тем удалось узнать, что результаты лабораторных анализов, которые обнаружили хантавирус и геморрагическую лихорадку с почечным синдромом, и на Зоряну, и на Лесю поступили из Львова в один день — 26 августа. При этом в обоих случаях болезнь проходила без геморрагических синдромов, а значит, геморрагической лихорадки ни у Зоряны, ни у Леси быть не могло. Невольно возникает вопрос — не пытаются ли врачи с помощью этого диагноза избежать ответственности за неадекватное лечение и прикрыть свой непрофессионализм?

Родители Леси приняли смерть дочери, судиться с врачами у них нет сил (хотя написать заявление в прокуратуру им советовали даже в больнице). Решение же по делу Зоряны Петканич прокурор примет после завершения служебного медицинского расследования. О том, каким будет его результат, догадаться нетрудно. Автор говорил о болезни Зоряны с областным невропатологом, который входит в состав комиссии, проводящей служебное расследование. Врач долго рассказывал о своем отделении и профессионализме коллег, вспомнил даже, что здесь когда-то начинал медбратом нынешний министр здравоохранения. Относительно же Зоряны областной невропатолог уверен, что его коллеги действовали адекватно и правильно, никакой халатности в их действиях он не усматривает.

Когда материал был готов, в Ужгород из Киева приехал Виктор Матяш, пытавшийся спасти Зоряну в последний день ее жизни. Главврача Института эпидемиологии и инфекционных болезней пригласили для консультации по другому трудному случаю. Некоторые принципиальные моменты В.Матяш обсуждать не захотел, но на ряд вопросов ответить согласился.

— Учитывая синдромы, с которыми Зоряна Петканич обратилась к врачам, можно ли было в первый же день поставить ей правильный диагноз?

— Мы в таких случаях ставим, поэтому можно было. Во всяком случае, если не поставить, то предположить правильный диагноз точно можно было.

— Можно ли считать адекватным лечение Зоряны в первые двенадцать дней, пока не был поставлен правильный диагноз?

— Пациентку лечили от другой болезни, реальное состояние организма не учитывалось. Такое лечение трудно назвать адекватным.

— Двенадцать дней для подобной болезни — существенная потеря времени?

— Да, это потеря времени.

— Назначили ли пациентке достаточно эффективное лечение после того, как был поставлен правильный диагноз?

— Пациентке назначили отечественный препарат. Он отвечает нормативам, но на практике не всегда срабатывает, поэтому лечение было недостаточным. Нужно было увеличить дозу или назначить импортный препарат. В таких случаях следует консультироваться со специалистами.

— Как вы считаете, Зоряна осталась бы в живых, если бы сразу получила адекватное лечение?

— На этот вопрос с уверенностью ответить невозможно. Судя по течению болезни, у женщины, наверное, была вирусно-бактериальная инфекция. Мы помогали пациентам и в более тяжелых случаях, но бывало, что своевременно назначенная терапия оказывалась неэффективной.

— Какова статистика смертности при подобных заболеваниях?

— В зависимости от тяжести течения болезни летальный результат составляет от 12 до 25 процентов.

— Шансов вылечиться у Зоряны было бы намного больше, если бы ей своевременно назначили адекватное и эффективное лечение?

— Однозначно да. Просто специалистов чаще надо вызывать…

P.S. Когда номер верстался, стало известно, что прокуратура Ужгорода возбудила уголовное дело по факту ненадлежащего исполнения медицинскими работниками своих профессиональных обязанностей.