Наталия Кравец: "Сегодня моего Даню защищаю я, а завтра?"

Поделиться
Наталия Кравец: "Сегодня моего Даню защищаю я, а завтра?"
У меня сломались наушники, и все выходные я слушала запись через колонку. Получилось, что моя семья тоже все слушала.

Мы убирали, разговаривали, купали кота, смотрели фильм, словом, занимались обычными домашними делами, а в перерывах, когда я нажимала кнопку, все замолкали, и в доме начинал звучать голос. Вечером в воскресенье, когда я уже почти поставила точку в тексте, ко мне подошел муж и сказал: "Какие же мы все-таки бываем… мелкие…".

Наверное, я еще много буду думать о том, какие мы, но, кажется, сейчас я чуть-чуть понимаю, какая она - Наташа Кравец, молодая женщина, сумевшая так легко рассказать о самом тяжелом. Ее девятилетний сын Даня с самого рождения - особенный ребенок. Несколько лет ушло на то, чтобы Наташа приняла ситуацию, Даню, свою новую жизнь. Ее спокойствие и легкость - свидетельство того, что с этим этапом она справилась. Хотя до сих пор продолжает искать грань между смирением рассудка перед болезнью сына, необходимостью сбавить скорость в поисках лечения и постоянно атакующим ее сердце желанием эту скорость увеличивать, надеясь на чудо. Мать балансирует. Ведет собственные курсы реабилитации детей с ДЦП. И так же, как и тысячи других родителей, волею судьбы проходящих это испытание, не строит планов на будущее. Ни на ближайшее - потому что там приступы эпилепсии. Ни на далекое, где для таких как Даня единственное пристанище в Украине - дом престарелых.

- Наташа, ты до рождения Дани и сейчас…

- …это два разных человека. В отношении к жизни, в понимании, что такое счастье, в принципе. Раньше - это быстро, бегом, только вверх… С рождением Дани изменилось все. Жизнь стала абсолютно другой. Все мои личные планы, профессиональные цели, задачи, которые до этого строились, рухнули. Нужно было начинать все заново. С тех пор прошло девять лет. И если смотреть на случившееся как на глобально принятое и переосмысленное, то сейчас я счастлива. Невзирая на все существующие сложности, могу сказать, что научилась радоваться просто прекрасному дню. Тому, что иду с сыном, и он мне улыбается. И улыбаются прохожие, что тоже немаловажно. Потому что были разные ситуации, когда я много чего слышала за спиной….

- Ты переместилась в другую сферу восприятия реальности.

- В каком-то смысле. В реальности, где живут такие семьи, как наша, не принято спрашивать о планах на будущее. Мы живем одним днем. Одной ночью. От приступа к приступу. Понимаем, что радоваться надо тому, что есть, прямо сейчас.

- В каких точках особенно остро происходят пересечения с твоим старым миром?

- В каждой, где присутствует излишнее сочувствие. "Как ты все это выдерживаешь?..", "Я бы так не смогла…" В остальном мы прекрасно уживаемся со старым миром и учимся выстраивать границы, если кто-то их не чувствует.

- Этот твой самый первый настороженный взгляд на незнакомого человека - он отсюда?

- Есть такое. Но я всегда так смотрела на мир. К сожалению или к счастью - не знаю… В день рождения Дани, возможно, это стало просто острее.

- Ты хорошо помнишь тот день?

- Ну, это был не один, а несколько разных дней. Даня родился, его сразу забрали в реанимацию. 21 день он там был сам - меня не пускали. А потом была наша с ним неделя в отделении патологии новорожденных. Самая страшная неделя моей жизни. После родов я его видела всего несколько минут. Потом целый месяц разлуки, и вот я снова взяла его на руки. Мой маленький мальчик в очень тяжелом состоянии. Каждый врач считает своим долгом подойти и сказать, как все плохо, и какой крест мне придется нести. Практически все время я находилась в состоянии истерики. Это очень раздражало медперсонал. Затем последовало предложение вызвать мне психиатрическую бригаду... То есть никакой психологической помощи, в которой нуждается женщина, человек, переживающий подобный шок и кризис, тогда оказано не было. И это был первый удар, который мне пришлось пережить. И принять.

- Это было трудно?

- На полное принятие и сына, и всей ситуации в целом ушло несколько лет. Мое первое образование связано с социальной работой. Я хорошо помню, как во время учебы ходила в дом малютки, смотрела на детей с инвалидностью… и думала, что меня это не может коснуться никогда. Это было далеко, страшно и тяжело… не мое. И вот вдруг - мое. Первый год - гонка по многочисленным реабилитациям. Мы хотели все охватить. Нам никто не говорил, что такой подход может причинить Дане еще больший вред. Что можно перегрузить ребенка, что у нас, собственно, и произошло. На тот момент углубляться в какие-то свои переживания и рефлексии было некогда. Слезы и отчаяние шли фоном. Спасала семья, муж, мама…

Я не вылезала из Интернета. Новые появляющиеся симптомы Дани стабильно вписывались "в один случай на миллион". В четыре с половиной месяца началась эпилепсия. Нам диагностировали синдром Веста. В какой-то момент я перестала воспринимать какую-либо информацию на этот счет. Мы стали просто жить и учиться справляться с еще одной проблемой. Однако когда Дане исполнилось два года, мы узнали, что он не видит. Совсем.

- Наташа, вот я не знаю, что сейчас нужно говорить. Не знаю, как правильно… Просто хочу, чтобы ваша история помогла кому-то научиться жить в этой новой реальности и справляться, а кому-то наконец-то оценить то, что есть сейчас. Не ныть, что ли, по пустякам… Понимаешь?

- Понимаю. Справляться нужно много с чем. Реабилитация детей с ДЦП - это постоянный процесс, в который я вошла теперь уже практически профессионально. Сама не заметила, как поменяла профессию. Теперь у меня, помимо сына, есть много деток, с которыми мы делаем пусть маленькие, но шаги к их возможной будущей самостоятельной жизни.

Однако есть еще один важный и трудный момент, касающийся принятия своего особенного ребенка. Мне казалось, что если я окончательно и безусловно приму его таким, какой он есть, значит, я смирюсь с его болезнью. Перестану бороться, что ли… Я никак не могла найти эту грань, ходила в церковь, говорила со священниками… Честно сказать, я до сих пор ее ищу. Я могу сделать еще больше - или уже стоит идти медленнее?.. Может быть, достаточно только любви, и того, что есть сейчас… В то же время, я знаю много историй, когда родительская любовь делает чудеса. Когда абсолютно безнадежные, с точки зрения медицины, дети вставали на ноги и добивались очень многого.

- Вопрос "почему со мной и с Даней?" был?

- Все стадии горя я пережила. Была на дне с обидой на весь мир, на врачей, с поисками виноватых… Потом постепенно поднималась. Где-то вечером поплакать… да …причем сама с собой. У меня, конечно, есть близкие подруги, и поначалу мы много разговаривали. Но жизнь берет свое, люди уходят в свои собственные миры и проблемы… В общем, всего не расскажешь… да и зачем… до конца никто не поймет.

- Почему?

- Дане было три года. Однажды мы зашли с ним в магазин. Он, плохо видя, очень хорошо чувствует акустику. В какой-то момент он громко закричал. Женщина, стоящая рядом, сильно возмутилась, а потом, присмотревшись, добавила: "Да он же у вас больной". Люди, много людей, стоявших вокруг, сочувственно на меня посмотрели и промолчали. Было тяжело. Где-то месяц мы с Даней в магазин не ходили. Я все время прокручивала в голове: а что я скажу, если снова… Потому что в тот момент я не нашлась, что ответить той женщине.

Сейчас Даня взрослый. Ему уже девять лет. Он на коляске. Не изолирован от общества. Мы катаемся на качелях. Ходим гулять по улицам своего района. И часто слышим, как дети спрашивают у своих мам: "А почему такой большой мальчик в коляске?" И… ответа нет. По сути, нет ответа, как правильно себя вести по отношению к нашей ситуации, не только у простой мамы здорового ребенка, но и у всего общества, у государства. А ведь дети воспринимают друг друга на своем уровне абсолютно одинаково. На этот счет проводилось много исследований. Здоров ребенок или не очень - они равные. Но вот родители, в силу неосведомленности, воспитания, культуры, ставят барьеры и очерчивают границы. "Не общайся с ним", "Отойди от него"… Это наша реальность.

- А что с нами такое вообще? Где-то в этой плоскости лежит и давно мучающий меня ответ на вопрос: почему иностранцы усыновляют детей с патологиями, а мы - практически нет. Только быстро, здорово, и только вверх?..

- Да советские мы. Больных детей в роддомах СССР сразу предлагали оставить. Я не помню из своего детства ни одного человека с ограниченными возможностями. Но ведь они же где-то жили! Эти дети и люди. Дома, в замкнутом пространстве, если родители все-таки забирали. Или в интернатах. А сейчас мы вроде бы и обнаружили их, разрешили показаться в социуме. Но культуры соприкосновения и взаимодействия у нас нет. Если человек в инвалидной коляске, если он не видит и не говорит, это не значит, что у него нет интеллекта, и с ним невозможно общаться. Однако понять это можно, только однажды близко столкнувшись с таким человеком, с такой проблемой.

- Недавно мне призналась одна учительница - добрейшей души человек, что она психологически не готова в классе общаться с детьми в рамках инклюзивных программ. Но есть другая ее коллега - она готова.

- Закон об инклюзивном образовании у нас действительно есть. Каждый ребенок имеет право посещать обычный детский сад и школу. По факту же существует очень много оставляющих, которые должны гарантировать это право. Безбарьерность среды, ресурсная комната в воспитательном и учебном учреждении для отдыха детей с особенностями, и да, конечно, - подготовленность педагогического состава. Но ничего этого нет. Наши учителя понятия не имеют, как работать с особенными детьми. Курсы, которые они проходят, - номинальны. Я думаю, что молодое поколение несколько проще воспринимает эту проблему, а вот педагогам постарше перестроиться действительно очень сложно. Ассистентов, которые положены детям, тоже нет. Тем не менее, если брать общую статистику по инклюзии, то если в 2016–2017 гг. было подано семь тысяч заявлений от родителей на инклюзивное образование, в 2018–2019 гг. - уже двенадцать тысяч.

- То есть процесс идет, несмотря ни на что. И социум, так или иначе, но открыл дверь.

- Да, ребенка с ограниченными возможностями пустили в школу. И теперь основная проблема - в восприятии. Учителя, родителей, детей. Родители очень часто не согласны на введение инклюзии в классы. Основной аргумент: нашим детям будет уделяться меньше внимания, и они будут хуже учиться. Еще родители считают, что присутствие в классе таких детей, как Даня, нарушит психику их собственных детей. Но мы понимаем, что стоим в начале этого трудного пути и готовы к любой коммуникации и с родителями, и с учителями. Готовы рассказывать, развеивать страхи, общаться… рассказывать, что ДЦП - это не заразная болезнь, как некоторые взрослые люди до сих пор считают. За два года инклюзии было достаточно случаев, когда родители просто выживали из школы уже пришедших на занятия детей с инвалидностью.

- Думаешь, что этот закон находится вне зоны нашей ментальности и имеет большой риск так и не заработать?

- Я думаю, что все-таки у нас все получится. Потому что если вернуться на девять лет назад, то мы даже говорить на эту тему не могли. На любое осознание и принятие нужно время. И, конечно же, более системный подход к введению закона на всех уровнях. Пока все происходит хаотично и точечно. Отмечать дни ребенка с аутизмом, проводить концерты в поддержку детей с синдромом Дауна, развешивать плакаты о ДЦП… это все хорошо, но что дальше? Дальше необходимо учить общество переваривать уже полученную информацию, правильно принимать ее, исключая разнообразные мифы.

- Наташа, ты можешь схематично обозначить основные точки-проблемы на жизненном пути ребенка, человека с инвалидностью?

- Я веду страницу в Фейсбуке, посвященную абилитации детей с инвалидностью. Здесь речь не только о физическом компоненте, чем занимается исключительно реабилитация. Мы говорим о комплексном подходе к организации жизни детей в обществе. В группе достаточно тесный контакт. Не так давно я провела тематический опрос среди тысячи своих подписчиков. А это - родители особенных детей, которые как раз очень хорошо знают эти точки.

127 родителей откликнулись, большая часть из них - родители детей с ДЦП. Остальные - с аутичным спектром и другими неврологическими заболеваниями. Самая большая проблема для семей - это финансы. Девяносто процентов опрошенных поставили ее на первое место. Речь о мизерном пенсионном пособии, а также о так называемой реабилитационной карте ребенка, где указано, какие выплаты и компенсации положены от государства. Там, к примеру, есть строка о ежегодной реабилитации ребенка. И если он никуда не ездил, то государство обязано выплатить семье компенсацию. Чего, к сожалению, в реальности не происходит.

- Давай определимся с цифрами.

- Если взять тот же Трускавец, то двухнедельное пребывание в санатории стоит до 40 тысяч гривен. С проживанием и питанием. Сама реабилитация - около 20 тыс. Из всех моих многосотенных знакомых за все это время смогли добиться компенсации от государства не более пяти человек.

- То есть это такое мертвое государственное обязательство?

- Абсолютно. Что касается пособия для ребенка по инвалидности, то оно разное, и зависит от группы инвалидности. В среднем от полутора до трех тысяч гривен. Это максимально. Дане девять лет, у него самая тяжелая группа, "А", и я получаю совокупно на него и на себя по уходу за ребенком 3 тыс. 74 грн. Как вы понимаете, выжить на это пособие нельзя. Если у тебя нет поддержки близких. Ребенок с инвалидностью не только ест, играет… живет, но еще требует больших вложений в лечение. Медицинские противоэпилептические препараты очень дорогостоящие. Более того, и это еще одна проблема, о которой говорят родители, - они не зарегистрированы в Украине. Но врачи их все равно выписывают, а мы покупаем через десятые руки втридорога. Один препарат в среднем стоит около ста долларов в месяц.

- Сколько вы в среднем тратите на Даню?

- Питание, одежда, памперсы, лекарства, реабилитация… около 20–30 тысяч гривен в месяц. Да, у меня есть работающий муж и мама, которая помогает ухаживать за Даней, когда работаю я. А если бы не было? Ну, вы видите ленту в Фейсбуке. Родители вынуждены постоянно просить помощи на реабилитацию своего ребенка. К сожалению, это так.

- Ты сравнивала, как все устроено в Европе на этот счет?

- Там прекрасные детские сады специально для детей с ограниченными возможностями. Некоторые семьи с подобными проблемами переезжают туда только потому, что могут себе позволить отдать ребенка в такое учреждение и нормально социализировать его. Родителям не нужно пребывать в постоянном поиске специалистов и программ реабилитации.

- Но у нас тоже есть центры, куда можно днем привозить детей.

- Да, в каждом районе Киева есть центры дневного пребывания. И прекрасно, что есть хоть это, и мама может позволить себе выйти на работу. Но в наших центрах практически нет никакой реабилитации. Плюс человеческий фактор. Где-то занимаются и социализируют детей, где-то просто принимают, кормят и возвращают.

Что касается устройства этой сферы в той же Польше, то там налажено полное сопровождение ребенка с инвалидностью сразу после его рождения. За семьей закрепляется психолог, социальный работник, медики разных направлений. То есть с ребенком и семьей стабильно на протяжении всего его взросления работает команда. Для нас это фантастика и еще одна проблема, о которой написали все родители в опросе.

- Почему это настолько важно?

- Потому что когда ты постоянно общаешься с неврологом, ортопедом и реабилитологом, то важно быть уверенным, что они дают рекомендации, учитывают сопутствующие заболевания и ситуации. А у нас невролог говорит одно, ортопед совсем другое, а реабилитолог - делает третье. Мама при этом находится в полном неведении: кого слушать, куда бежать и как еще больше не навредить своему ребенку. Я не знаю, с какого уровня здесь начинать, как создавать подобные команды, но они крайне необходимы. Потому что сейчас никто из медиков не несет ответственности за состояние и лечение ребенка. Ответственность лежит на измученных родителях, которые разрываются между позициями и мнениями разных специалистов. Препарат не подошел - виноваты родители. Приняли решение по совету ортопеда делать срочную операцию, но после нее стало хуже, - виноваты родители. Хотя о возможных последствиях их должен быть предупредить невролог.

О препаратах, которые не зарегистрированы, я уже сказала. Но вот еще недавно было зарегистрировано новое постановление Минздрава. И если раньше во время эпилептического приступа я могла вызвать скорую и рассчитывать, что ребенку сделают, как минимум, инъекцию Сибазона, то сейчас - только магнезия. Значит - ничего. Если приступ длится более десяти минут, у ребенка начинают погибать клетки, это необратимый процесс. И что? Дома ты не можешь держать эти препараты, скорая тоже помочь не может. До больницы ехать минимум сорок минут… Я не думаю, что это правильный шаг реформы.

Коляски и другое оборудование - все раскручивающееся, ломающееся - некачественное. Вот ждет родитель год или два кресло для ребенка, и приходит оно либо уже не по размеру - вырос ребенок, либо неисправное. То же самое касается обуви. Это все как-то странно и не по-человечески у нас устроено.

- У вас на Осокорках не такой старый район, очень много новых красивых домов, но коляску, когда мы гуляли, тебе все время приходилось приподнимать, преодолевая бордюры. Такое впечатление, что наши архитекторы, застройщики и местные власти еще не поняли, что реальный мир населяют достаточно разные люди, и все они хотят наблюдать его не из окна девятого этажа.

- Мы говорим об интеграции людей с инвалидностью в реальный мир, о необходимости их безбарьерного передвижения по улицам и учреждениям, о социальных площадках для общения… Да, в новостройках уже есть пандусы. Но микрорайоны не оснащены специальными безбарьерными дорожками. Города не оснащены. Ты съехал по пандусу из подъезда - и дальше сам на коляске не продвинешься. А мама… Я прекрасно понимаю, что чем тяжелее будет становиться мой ребенок, тем активнее я буду сокращать километраж и длительность наших прогулок. Потому что у меня просто не хватает физических сил везти коляску куда-то далеко.

Да, кое–где появляются инклюзивные детские площадки, куда ребенок может заехать прямо на коляске и выбрать себе специальные качели. Но туда опять-таки может довезти только мама. И попасть на эти качели иногда просто невозможно, потому что остальные дети понятия не имеют, для чего и для кого она предназначена.

Но в то же время показательно, что всего для половины опрошенных родителей принятие детей обществом является проблемой. И это, в сравнении с нашим недалеким прошлым, достаточно обнадеживающий показатель. То есть вектор выбран правильно. Главное - продолжать. На всех уровнях. С развитием социальных сетей и родительские, и детские, и семейные сообщества достаточно быстро организовываются и реагируют на какие-то некорректные истории. Развитие интеграции и социализации людей с инвалидностью получает мощные толчки именно из социальных сетей. Люди из групп выходят в театры, на экскурсии… Вот недавно в Киеве открылся кинотеатр для людей с ограниченными возможностями. Мы, правда, еще там не были.

- У тебя произошел очень резкий скачок от мрачного реализма почти в какой-то романтизм? Почему?

- Потому что я хочу, чтобы мы как можно быстрее преодолели эту свою отсталость. Потому что я в этом лично крайне заинтересована. Потому что здесь жить моему ребенку в будущем.

- Все-таки будем говорить о будущем?

- Страх перед будущим сидит внутри каждого родителя. Я прекрасно понимаю, что через пять-шесть лет Даня большую часть своей жизни будет проводить дома. И не только по причине трудностей перемещения, как я уже сказала. Ведь если для детей есть какие-то центры, площадки, до которых мы пока добираемся, то в 16 лет - все. Точка. Школа заканчивается, и у юноши или девушки возникает проблема полного человеческого одиночества. Это абсолютно новый этап. И я о нем пока не думаю. Стараюсь не думать. Но родители более старших детей живут с ощущением приближения нового витка их горя. Что будет потом, не знает никто из нас.

- А как могло бы быть?

- В Европе много разных успешных историй, связанных с интеграцией людей с инвалидностью, даже ментальной, в общество. К примеру, есть такой проект, когда в одной квартире какое-то время живут подопечные и их воспитатели, которые обучают уже взрослых особенных людей самостоятельно справляться с бытом. Выживать на самом деле учат. Есть большие дома, где оставшиеся без родителей люди с инвалидностью просто живут вместе. У нас силами родителей тоже внедряются некоторые успешные и полезные проекты. Когда, к примеру, детей, начиная с подросткового возраста, учат какой-то элементарной профессии - печь хлеб, делать мыло… Чтобы они могли потом самостоятельно существовать.

Но если попробовать пойти еще дальше в будущее, то возникнет следующая история про достаточно взрослых людей, за которыми ухаживают пожилые родители. Этой истории вообще страшно касаться. Потому что там для детей с инвалидностью после ухода родителей - только дом престарелых. Градации какой-то нет…

На самом деле мы сейчас говорим о самом большом страхе родителя, который растит особенного ребенка. Что с ним будет потом? После меня… Сегодня моего Даню защищаю я, а завтра? У цивилизованного государства, которому не чужды какие-то моральные общечеловеческие ценности, должна быть программа пожизненного сопровождения людей, рожденных с особенностями. Начиная с момента появления на свет, постановки диагноза, команды специалистов, а также обеспеченных финансово, программ реабилитации с последующей интеграцией в общество. И не надо изобретать велосипед. Масса успешных историй в Европе и Америке. Ведь речь даже не об одном ребенке, а о целой семье, десятках тысяч семей, выброшенных из здоровой жизни. Они или справляются самостоятельно. Или не справляются. Многие семьи распадаются.

- Почему?

- Потому, что так сложилось, что папа не всегда готов морально, психологически, финансово взять на себя этот груз. Но я думаю, что если бы была правильная профессиональная поддержка семьи в самом начале, то многих подобных трагедий и расставаний можно было бы избежать. Безусловно, мужчине нужно многое переосмыслить и принять, когда вместо компаньона по футболу он получает человека, которого ему придется всю жизнь возить на коляске. Это тоже долгий процесс принятия. И у папы он часто длится еще дольше и сложнее чем у мамы. Маленький ребенок - больной или здоровый - всегда больше мамин. Покормить, искупать, покачать… Все как бы хорошо. И папы делают вид, что проблемы нет. Но проходит время, ребенок становится старше, и муж уже не может избегать реальности, прячась за жену. Он встречается со своим особенным сыном или дочерью лицом к лицу. И это совсем не простая встреча.

- Как с ней справился ваш папа?

- Наш папа тоже все время меня поддерживал и говорил, что все будет хорошо. Но где-то пару лет назад у нас начался кризис. Когда он вдруг понял, что хорошо не будет. Мы все время разговаривали. Я была уже на другой стадии взаимоотношений с Даней. Прошла самое сложное, поэтому имела ресурс помогать мужу. И, скажем так, мы еще в пути.

- В чем особенность формирования отношений между мужчиной и женщиной, когда семья проходит такое жизненное испытание? Прости, что как-то казенно прозвучал вопрос...

- Семья, в которой есть ребенок с инвалидностью, это больше о родительстве, чем о муже и жене. Безусловно, бывают разные этапы и настроение. Но глобально это так. Потому что все время, внимание и силы забирает Даня. Но мы понимаем эту нашу особенность, и стараемся видеть друг друга тоже. Устраиваем себе какие-то выходные, когда остаемся только вдвоем. Иначе можно потерять друг друга. Невзирая на то, что мы живем в одной комнате, спим в одной постели… Мы стараемся не забывать, что у всех есть свои роли, что у нас есть ребенок, немного не такой, как у всех, но он наш, мы его любим, и нам надо учиться с ним жить.

- Ты сейчас говоришь такие важные слова, Наташа. Для всех семей и людей.

- Человек предполагает, а Бог располагает. Каждый из нас живет и строит какие-то жизненные планы. И, конечно же, когда появляется на свет твой ребенок, ты мечтаешь о лучших садиках, школах, кружках, вкладываешь в его будущее какие-то свои нереализованные мечты. И когда все вдруг рушится… Но наша семья научилась с этим справляться. К тому же, я прекрасно понимаю, что в каждой паре, в каждой семье - свои несчастья. И здесь уж лучше не меряться, кому хуже. На самом деле всем людям непросто жить.

- Смысл нашей жизни в этой особенной непростоте для каждого?

- Наверное. Когда начинаю задумываться, то не нахожу какого-то однозначного ответа. С религиозно-философской стороны, можно жить ради жизни. Или ради любви… Или ради какой-то цели… Ищу. Смотря с каким настроением проснусь, с таким смыслом и работаю. Верю, люблю, помогаю таким же деткам, как Даня. Радуюсь звонку от мамы, малыш которой пополз после нашего занятия. Или первый раз осознанно на нее посмотрел. Такие дела.

Поделиться
Заметили ошибку?

Пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter или Отправить ошибку

Добавить комментарий
Всего комментариев: 0
Текст содержит недопустимые символы
Осталось символов: 2000
Пожалуйста выберите один или несколько пунктов (до 3 шт.) которые по Вашему мнению определяет этот комментарий.
Пожалуйста выберите один или больше пунктов
Нецензурная лексика, ругань Флуд Нарушение действующего законодательства Украины Оскорбление участников дискуссии Реклама Разжигание розни Признаки троллинга и провокации Другая причина Отмена Отправить жалобу ОК
Оставайтесь в курсе последних событий!
Подписывайтесь на наш канал в Telegram
Следить в Телеграмме