Альгирдас Бразаускас: «МЫ В ЛИТВЕ ТОГДА УЖЕ ПОНЯЛИ, ЧТО ПУТЬ НАШ — ТОЛЬКО В НЕЗАВИСИМОСТЬ»

Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что имя Альгирдаса Бразаускаса вписано отдельной строкой в новейшую историю. Перестройку, как конкретные дела, а не разговоры о ней, в бывшем Советском Союзе начал именно он. Понимая, что в условиях всевластия компартии нельзя что-либо сделать, минуя эту структуру, выведение своей страны к независимости он начал с отделения Компартии Литвы от КПСС. «Процесс пошел», и это закономерно привело к восстановлению исторической справедливости, попранной позорным пактом Молотова-Риббентропа.

Его Превосходительство Президент Литовской Республики Альгирдас Бразаускас любезно согласился ответить на вопросы корреспондента «Зеркала недели».

- Говорят, политика - дело грязное, потому что идеальных целей приходится добиваться теми средствами, которые есть в наличии. Вы в политике практически всю жизнь. Часто ли приходилось идти на сделку с собственной совестью?

- Нельзя так уж считать, что это всегда дело грязное. Некоторые люди делают политику грязной - я бы так сказал. В течение последних десяти лет - самых бурных в нашей жизни - я занимаюсь только политикой. За это время довелось сталкиваться с очень многими политиками. Те люди, которые по своей природе честные, и политику делают честную. А есть такие, которые в силу своих убеждений, невоспитанности, характера позорят политику как профессию и отравляют ее, как одну из сфер жизни общества. По опыту могу сказать, что порядочные люди и в политике остались порядочными. Хотя были сложные ситуации, которые могли поколебать позицию человека, его взгляды. Были и такие, которые шарахались. Они шарахаются до сих пор. И я считаю, что такие в политике - самые опасные. Они могут сказать одно, через месяц - совсем другое. Но они вряд ли многого достигнут, и есть очень много примеров, что не достигли. Перспективы они не имеют.

До избрания президентом я был руководителем Демократической партии труда и убедился: и когда мы были в глухой оппозиции, и когда мы были у власти, то ядро, которое убеждено в социально-политических идеях нашей партии, не изменило своим убеждениям. И я очень рад, что такие люди в политике есть.

- А от людей вы не устали?

- Знаете, моя работа не ограничивается только кабинетом. Насколько мне позволяет занятость, я стараюсь найти время для встреч с людьми, в том числе и на улице, поговорить. Правда, я не всегда слышу лестные слова.

- И как вы реагируете, когда слышите нелестные слова?

- Как и каждый человек. Это оставляет неприятный осадок.

- Как человек - понятно. А как политик?

- Как политик я реагирую легче. Бывает так, что один человек скажет вещи неприятные, через несколько шагов другой выскажет совершенно противоположное мнение. Как бы ни было приятно мне как человеку выслушивать одобрение, как политик я обязан выслушивать и критику. Потому что все это - мнение народа. В демократическом обществе не может быть монолитности взглядов. Есть люди разных судеб. Это и определяет их взгляды, поведение. В нашем нынешнем обществе люди очень разных судеб. Живо поколение, представители которого перенесли все сталинские ужасы: тюрьмы, лагеря, ссылку в Сибирь, преследования здесь... Рядом с ними - бывшие члены партии тех времен. Все они живут в одном обществе. Вот где сложность. Иногда говорят: вот во многих западных странах политические партии между собой хорошо сотрудничают, между ними нет такого антагонизма. Но у нас же партии больше формируются, я бы сказал, по судьбе их членов. Не то, что человек начитался в газетах, в партийных программах, определяет его политический выбор. На мой взгляд, у нас основной фактор, определяющий принадлежность к тому или иному политическому движению - это судьба человека, прожитая им жизнь.

Начало на 1-й стр.

- И, встречаясь с людьми, вам это приходится учитывать...

- Обязательно. И мне как президенту иногда бывает очень сложно. Взять хотя бы партию политических заключенных и ссыльных, имеющую фракцию в парламенте. Или участников послевоенного сопротивления, такого же, какое было у вас в Западной Украине. Тогда в лесах погибло 25 тысяч человек. Все эти люди очень много сделали для независимости Литвы. Иногда мне приходится выслушивать от них довольно резкие оценки. Но категоричность суждений этих людей вполне понятна. Однако как президент я обязан их выслушивать. И я всегда стараюсь это делать, стремясь встречаться с людьми различных политических взглядов.

- Считается, что Горбачев развалил тоталитарную советскую империю. На мой взгляд, ваш вклад в это более значителен, потому что, мне кажется, он не знал чего хотел, а вы, выводя Компартию Литвы из состава КПСС, не могли не понимать, что делаете шаг к независимости своей страны. Тяжело ли было на это решиться в тех условиях?

- Ну, что касается развала советской империи, то много уже об этом сказано. Конечно, несознательно Горбачев это делал. И мне приходилось очень много дискутировать с Михаилом Сергеевичем в течение 1989 - начала 1990 года... Даже

88-го, когда я уже стал первым секретарем. Он вообще утопически подошел к решению проблемы. Мысль-то была правильная - повести Советский Союз по демократическому пути, раскрепостить человеческую инициативу во всех областях деятельности... Конечно, историки оценят, я не беру на себя эту роль сейчас, но мне кажется, это было сделано без хорошей подготовки. Потому что в то время политбюро и все структуры власти, - и партийной, и не партийной, - я бы сказал, были далеки от идей демократизации, создания открытого общества и т.д. Но мы в Литве тогда уже поняли, что путь наш - только в независимость. Это мы откровенно говорили.

- Господин президент, вы говорите «мы», подразумевая ЦК Компартии Литвы?

- Да. Надо учесть, что мы тогда собрали очень сильное ядро интеллектуальных сил. Это сыграло положительную роль. Они активно поддерживали руководителей партии во всех отношениях. Мы себя чувствовали очень уверенно, знали, что не останемся в одиночестве, как, скажем, Горбачев остался без команды, которая могла бы повлиять на общество, властные структуры.

- То есть у вас не было опасения, что по звонку из Москвы соберут чрезвычайный пленум?

- ...И меня отстранят? Нет, я был уверен, что ничего этого не будет. Никогда. Начиная с весны 1989 года нам было ясно, что мы должны созывать съезд и выходить из КПСС.

- Это мнение в центральном комитете Компартии Литвы было единое?

- В центральном комитете и аппарате ЦК - да. Потому что первый, я бы сказал, раскол с фундаменталистами произошел в октябре 1988 года, когда меня избрали первым секретарем ЦК. Тогда все и произошло. Выступило много людей. Часть, конечно, была против меня...

- А вы до этого кем были?

- Секретарем по промышленности. Я не занимался никакой политикой. Только хозяйством, я экономист, доктор экономики. И вот тогда отстранили бывшего первого секретаря, который не нашел общего языка с силами национального возрождения, начавшегося в июне 1988 г. Меня вовлекли, я участвовал в митингах - конечно, тогда это было опасно. Представьте: секретарь ЦК, я выступаю на митинге, и хотя прямо не говорю, что мы выйдем из Советского Союза, но в завуалированной форме даю понять свою позицию. И чтобы на стотысячном митинге секретаря ЦК забрасывали цветами - это было редкое явление в те времена. Вот так я вошел в политику. И меня поддерживал Саюдис, - кстати, там инициативная группа состояла из членов партии, представителей интеллигенции: докторов наук, поэтов, писателей...

- Скажите, пожалуйста, а сильное было давление из Кремля, когда КПЛ приняла решение о выходе из КПСС?

- Да, давление было сильное весь 1989-й год. Очень сильное. Была создана специальная комиссия политбюро ЦК КПСС по Прибалтике. Возглавлял ее Разумовский. Там - ух, силы были! Язов, например (вот вчера его по телевидению показывали - он опять в маршаловской форме), Чебриков - бывший шеф КГБ, Слюньков... Они все были в этой комиссии. Я сидел вот так напротив по нескольку часов.

Чебриков даже стучал кулаком по столу: «Никогда Литва не выйдет из Советского Союза! Никогда КПЛ не выйдет из КПСС!» Они присылали и сюда группы, собиравшие все сплетни и писавшие длинные справки. Нас тут подолгу терзали.

Кроме того, с Горбачевым мы неоднократно встречались. Около десяти раз в восемьдесят девятом году.

- И какие это встречи были?

- Ну, самые разные. Конечно, он имел достаточную информацию о наших собраниях, в Союзе писателей и других творческих организациях. Но, на первых порах, это принималось довольно спокойно. В январе или феврале 1989 года состоялось общее собрание творческих союзов. Собралось около тысячи человек, меня пригласили, и я пошел. Потом все сильнее зазвучали голоса, что надо созывать партийный съезд. Громко не говорили о выходе из КПСС, но мнение такое было. Вначале было как-то спокойно, пока в июне 1989 г. мы не провели пленум и не сказали, что в декабре созываем съезд, на котором будем решать вопрос о выходе из КПСС. Вот тогда все и началось. Все лето бригада за бригадой сюда ездили, собирали материалы, вызывали меня в Москву...

- Тон бесед с Горбачевым менялся?

- Я должен отдать должное Горбачеву - он вел себя очень корректно. Самый сложный наш разговор состоялся за неделю до объявления независимости Литвы. Он меня пригласил. Мы просидели друг против друга два часа и он мне предъявил документы - нечто вроде справок. А я тогда был и председателем президиума Верховного Совета. То есть я представлял не только партийную, но и государственную власть. Он угрожал, что мы должны будем отдать долг 18 миллиардов рублей и так далее, и так далее. Что Клайпедский край - «это не ваш»...

- Сразу же начались территориальные претензии?

- Да (улыбается), территориальные претензии. «Вот и Вильнюс вы получили благодаря тому-то и тому-то. Сколько мы вам построили! И атомную электростанцию, и заводы...» Ну, много наговорил. Но личные отношения с Горбачевым были корректные, нормальные.

- А сейчас какие-то личные отношения есть?

- Уже давно я его видел. Сейчас как-то не приходится встречаться. Но после того, как меня избрали президентом, я встречался с ним на международных конференциях. Нормальные отношения.

- Когда генерал Усхопчик вывел танки на улицы Вильнюса, вам было страшно? Вы звонили Горбачеву?

- Я не звонил Горбачеву, потому что уже не был у власти. Мы подали в отставку 8 января 1991 г., а все эти события произошли 12-13 января. Я уже не имел необходимых прав и полномочий. Правда, с командующим Прибалтийским военным округом контактировал, поскольку военные заняли посты управления железнодорожными узлами, телефонные станции. Кое-что удалось сделать, в частности отправить пассажирские поезда из Вильнюса - их стояло 16 составов.

- Извините, господин президент, но каково было ваше личное ощущение, когда они стали разъезжать на танках? Не было страшно, что вот теперь империя навалится? У нас в Украине было впечатление, что они всерьез на вас навалились. Когда по Вильнюсу пошли танки, то нам за Литву стало страшно.

- Единственную надежду оставляло то, что они еще не заняли это здание (беседа происходит в кабинете президента в здании сейма. - В.П.). Видимо, оставили напоследок. Но когда народ окружил здание, было уже поздно. После того что они натворили у телебашни, они поняли, что напортачили - не могу подобрать другого слова. Тогда я подумал, что делать с их стороны еще какой-то шаг было бы безумием. Абсолютным безумием на глазах у всего мира. Потом мне довелось побывать в Кремле. Как председатель литовской самостоятельной компартии я встретился с Горбачевым и высказал ему свою оценку событий. Он долго объяснял, что не знал, что его не информировали, что будут предприняты соответствующие меры и т.д., и т.д.

- Охарактеризуйте, пожалуйста, ваши взаимоотношения с Саюдисом, когда вы были первым секретарем ЦК КПЛ, после и сейчас, когда вы являетесь президентом Литовской Республики.

- Вошло в практику, что официальное руководство Литвы - и премьер, и я, и председатель президиума Верховного Совета - раз в неделю встречалось с руководством Саюдиса. Очень многие вопросы решали успешно, по некоторым (не многим) не нашли общего языка, потому что находясь у власти и неся ответственность за жизнь и безопасность людей, нужно пытаться добиться определенных целей с минимальными потерями и без создания критической ситуации. Хотя в душе все были убеждены, что процессы приобрели необратимый характер, но проблема была в том, как осуществить это как можно быстрее, не допустив риска гражданской войны.

Сейчас Саюдис как таковой не играет в политической жизни решающей роли. Потому что члены Саюдиса и сочувствующие распределились по отдельным политическим партиям, которые представлены в парламенте. Но я как президент по нашей конституции не принадлежу ни к какой партии - я приостановил свое членство в партии, в которой был председателем до выборов. Но я часто встречаюсь с лидерами парламентских партий. По важным, кардинальным вопросам часто находим общий язык. Из Саюдиса люди, с которыми мне приходилось работать в правительстве - Прунскене, например.

- Лидер российских коммунистов Геннадий Зюганов недавно заявил: «Кто-то из наших политиков сказал, что в Прибалтику нужно ввести танки. Никакие танки не нужны. Достаточно установить мировые цены на поставляемые Прибалтике энергоресурсы, сырье - и власти этих стран тут же сами задумаются о своей политике».

- Кажется, он не достаточно информирован. Во-первых, мы рассчитываемся с российскими партнерами по мировым ценам. Никаких льгот в отношении нас нет. И нефть, и газ у российских организаций мы покупаем по мировым ценам. По этим же ценам к нам приходят нефтепродукты из других регионов. Мы готовы и дальше сотрудничать. Но если они установят какой-то специальный режим для прибалтийских республик и конкретно для Литвы (скажем, таможенные тарифы), то есть если нам установят какие-то исключительные условия, то, конечно же, мы будем искать рынок в других странах. Но я считаю, что взаимовыгодное сотрудничество полезно и России. Российские граждане с удовольствием покупают наши пищевые продукты, мебель, текстиль, трикотаж, которые дешевле, чем западные, а по качеству мало чем отличаются либо вообще не отличаются. Так что, думаю, мы обоюдно заинтересованы в сотрудничестве наших стран.

- Как вы оцениваете нашумевшее решение Госдумы России о восстановлении союзного договора?

- Это нас не касается. Потому что и Россия, и Советский Союз признали независимость Литвы до Беловежской встречи. И поэтому мы (также мировая общественность полностью нас поддерживает) - независимое государство, которое уже стало или идет по пути к членству в таких авторитетных организациях, как Европейский союз, Мировая торговая организация, Центральноевропейская торговая организация... Мы являемся членами Совета Европы, ООН и так далее.

- Ну, кнутом не получилось, а пряником, господин президент, вашу страну не пытаются заманить в СНГ?

- Нет, я такого не замечал. Хотя о «пряниках» мы часто говорим. Почему бы нам не облегчить взаимовыгодную торговлю, смягчив таможенный режим? Ведь если товары подешевеют, от этого выиграют и российские, и литовские граждане. Мы сейчас подписываем договор о свободной торговле между Литвой, Латвией и Эстонией, также установили с Европейским союзом очень льготные таможенные налоги. А с Россией они в несколько раз выше. В результате торговля с Россией составляет только 25% внешнеторгового товарооборота, а было 95% три года назад. Жизнь заставляет нас искать рынки в других странах. И мы их находим.

- Последний вопрос личного плана. Говорят, что здоровье плюс деньги, друзья и любовь равняются счастью. Все ли из этого у вас есть?

- Я рад, что у меня очень дружная семья. Дети, внуки, зятья - в этом отношении я не имею никаких проблем. И друзей много, причем испытанных временем и политикой. Скоро будем встречаться с сокурсниками - в этом году 40 лет, как я закончил Каунасский политехнический институт.

Редакция благодарит Посольство Литовской Республики в Украине за помощь, оказанную при подготовке этого материала.